Я хочу твоего мужа

– Что не так?

– Ты сейчас издеваешься? Или все еще надеешься, что я успокоюсь, махну рукой и спущу все это на тормозах?

– Нечего спускать, потому что ничего не произошло.

– Серьё-ё-ёзно? – поднимаю брови.

– Серьезнее не бывает.

– Мой муж переквалифицировался из честного человека, в беспардонного лжеца, и при этом считает, что ничего не произошло. Ну что я могу сказать…Блеск! Просто блеск.

Он хватает карандаш и начинает нервно крутить его в руке, раздраженно отбивая кончиком по столу.

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Что я должен был сказать?

– Хватит! – рявкаю, – еще раз задашь встречный вопрос, и я перестану с тобой разговаривать! Когда я впервые узнала про Марину и спросила у тебя про нее, ты сказал, что вы просто изредка пересекаетесь в зале. И все! Почему ты соврал, и не сказал, что вы работаете вместе?!

– Да вот поэтому! – он раздраженно отбрасывает карандаш, вскакивает на ноги и отходит к высокому панорамному окну.

– Поясни, – требую ледяным тоном.

– Знал, что ты начнешь херню выдумывать и мозги на пустом месте мне выносить. Вот и не сказал!

– На пустом месте? – моему возмущению нет предела, – эта сучка мне в открытую сказала, что у нее на тебя планы, а ты говоришь, что на пустом месте?!

– Да, Кир. На. Пустом. Месте, – цедит по словам, – потому что ее бред – это ее проблемы. Мне до него нет дела! Но ты ведь услышала только то, что хотела, накрутила себя и теперь мотаешь мне нервы!

С того момента, как мне стало известно про Марину, я только один раз завела о ней разговор, и это называется «мотаю нервы»?

– Березин, ты охренел? – спрашиваю ошалело, – Ты, мать твою, охренел!

– Кир, прекрати.

– Прекратить? Вокруг тебя вьется какая-то п.. звезда, ты мне врешь о том, что больше с ней не видишься, а спустя две недели выясняется, что она работает у тебя под боком! И при этом ты еще смеешь делать недовольное лицо и обвинять меня в том, что я тебе мотаю нервы?

У меня просто слов нет.

Леша тоже заводится:

– Во-первых, она не работает у меня под боком. Она – помощница Михалыча, и он только сегодня ее пораньше отпустил, а так – гоняет и в хвост и в гриву. Его кабинет на три этажа ниже, в другом крыле здания. Так что на работе мы с ней практически не видимся! А если и пересекаемся, то исключительно на общих собраниях или если она приходит по спецпоручению Андрея…

– Обалдеть. То есть она к тебе еще и по спецпоручениям наведывается, – фантазия рисует такие поручения, что у меня искры из глаз летят, – и как? Прорабатываете? Справляетесь?

– Прекрати, – угрожающе качает головой, – иначе поругаемся.

– Мы уже ругаемся, если ты не заметил. Ладно, – отмахиваюсь, – это было, во-первых. Что во-вторых?

– Я сдержал свое слово, перенес тренировки, так что за пределами работы мы больше не пересекаемся.

– Как своевременно, – киваю, поджав губы, – после трех-то месяцев. Или сколько она там вокруг тебя крутится.

– Пфф, – зарывается ладонью в волосы, тяжко выдыхает, поднимая взгляд к потолку, и качает головой, – ты меня не слышишь.

– Слышу, Леш. Еще как слышу. Только не могу взять в толк, с чего ты записал меня в наивные дуры, которым можно лапшу на уши вешать.

– Я не вешал!

– Ты! Мне! Соврал! – я киплю, – вместо того, чтобы сразу раскрыть все карты, ты, глядя мне в глаза, врал о том, что вы просто иногда пересекаетесь в зале! И при этом еще что-то смел говорить о том, что между нами не должно быть недомолвок!

Он краснеет. Понимает, что налажал по полной и заливается пятнистым румянцем.

– Все, Кир. Закрываем этот бессмысленный разговор…

– Непременно, – киваю, – Ты мне только скажи, если бы я сейчас не пришла, то так бы и не узнала про то, что Марина рядом. Так ведь?

Он с досадой морщится.

– Так? – рявкаю.

– Да. Я не сбирался тебе об этом говорить. Не хотел тебя расстраивать, – он примирительно разводит руками.

– Отлично. Просто, мать твою, распрекрасно.

– Кир, ну что ты от меня хочешь? Чтобы я уволил ее?

– Да! Именно этого я и хочу. Чтобы Маришка твоя вылетела отсюда, как пробка из бутылки и больше не отсвечивала.

– Не моя…

Сердито отмахиваюсь. Внутри – выжженная пустыня. Каждый вдох причиняет дикое мучение. Я не могу поверить, в то, что была такой наивной дурой, и в то, что человек, которому я безгранично доверяла, мне соврал.

– Кир, да пойми ты, все что зависело от меня – я сделал. Убрал общение в зале. Нет его больше. Все! Нет! Здесь же от меня не зависит ни-че-го! Она не моя сотрудница. Мне не подчиняется. Я не могу ее выгнать, не могу ей приказать уволиться.

– Так попроси Михалыча. Он не откажет.

– У него нет помощницы. Он долго искал на это место подходящего сотрудника, и Марина его устраивает. Он не станет увольнять человека только потому, что ты словила приступ ревность.

– Значит, это так теперь называется, – горько хмыкаю, – словить приступ ревности…Ладно, пусть будет приступ.

С этими словами я разворачиваюсь и иду к выходу.

Все с меня хватит. Если я сейчас не уберусь, то у меня напрочь сорвет крышу. И вместо приступа ревности Березин получит приступ дикой ярости, с раскидыванием бумаг, выкидыванием стульев в окно и поджогом кабинета.

– Кира!

Я даже не думаю оборачиваться. Смотреть на него не могу. Лжец! Брехун! Пустомеля! Ни на секунду не верю в то, что не хотел меня расстраивать. Скорее, боялся, что я ему потом мозг вычерпаю маленькой ложкой, берег свой собственный покой.