Любви больше нет

Ответ приходит, когда стою на светофоре.

У меня нет сетки.

Тут же накрывает дикое, совершенно необъяснимое разочарование. Но пишу:

Хорошо. Обойдемся без нее.

Ни хрена не хорошо. Должна быть сетка! Я хочу сетку!

Поэтому сам заезжаю в первый попавшийся магазин, покупаю чулки, и несусь домой как угорелый. Но там меня поджидает неприятный сюрприз в виде Таськи, обнимающейся с унитазом.

– Прости. Наверное, съела что-то не то. Думала, к вечеру пройдет, – сипит она после очередного спазма, размазывая слезы по щекам, – а ни черта не проходит.

О сексе с женой приходится забыть. И вместо того, чтобы зубами стаскивать с нее эту гребаную сетку, я завариваю ей имбирный чай, помогаю раздеться и лечь в кровать. Кутаю одеялом.

Таська лежит под боком и трясется так, что слышно дробный перестук зубов, а я обнимаю ее и болтаю всякую фигню, чтобы отвлечь. Когда она засыпает, доверчиво расслабляясь в моих руках, я некоторое время валяюсь без сна, а потом иду в душ.

Хочется смыть с себя этот день, очистить голову от всякой хрени. Но когда стою под горячими струями тропического дождя, мысли снова сваливаются к сетке и красным волосам, и я позорно проигрываю собственным фантазиям. Удовлетворяю сам себя, на месте руки представляя женщину. И это точно не жена.

Презираю себя в этот момент, но остановиться не могу.

Глава 3.3

Как всегда, перед самой встречей всплывают косяки, мы что-то переделываем в последний момент, мечемся как сайгаки по степи. Аврал, хвосты дымятся, голова кругом. Улучив свободную минутку в бешеном расписании этого гребаного дня, я пишу Таське:

Ты как?

Утром она была бледная, как тень и слабая, как котенок. Собиралась идти на работу, но я ее буквально силой напоил сладким чаем и уложил обратно, плотно подоткнув одеялом. Тася ворчала, словно бабка старая, но в итоге с видимым облегчением сдалась. Сил совсем не было, а совесть не позволяла ей расслабиться, вот и пришлось самому брать ситуацию в руки. Ничего с этой работой не станет, если она позволит себе день отлежаться, чтобы окончательно придти в себя.

Вроде лучше.

Прекрасный ответ.

Вроде? Или лучше? – мы уже тащимся в зал, поэтому пишу на ходу.

Лучше.

Тася присылает свою фотку. В постели, в пижаме, с кривым хвостом на голове. Все такая же бледная, с улыбкой, которой я не очень верю, потому что глаза несчастные, измученные.

Не вздумай вставать! Поспи! Я поскакал на встречу. Постараюсь придти пораньше.

Буду ждать. Пы. Сы. Порви их всех.

И милый смайлик, глядя на который, я улыбаюсь. Короткая переписка с женой, поднимает настроение и придает сил. Конечно, порву. Может не сомневаться.

Дальше идет самая настоящая битва. Презентация, обсуждение, торги, споры. У инвесторов много вопросов, но мы отбиваем их всех, давай полные выкладки. У руля я и Елецкий, остальные на подхвате. Алекса отвечает за обеспечение и блестяще с ним справляется. Стоит только заговорить о цифрах, как нужные бумаги и слайды перед глазами. Ни единой заминки, все как по маслу. Мне даже кажется, что она единственная из нас, кто вообще не волнуется. Просто делает свою работу, без единой эмоции.

Мы иногда пересекаемся взглядами. И стоит только дернуть бровью, как она делает то, что нужно, прекрасно считывая задачу. Нареканий к ней, как к сотруднику, нет никаких.

Спустя пяток часов, мы выползаем из конферен-зала. Взмыленные, замудоханные в хлам, но довольные, потому что цель достигнута. Инвесторы заинтересовались нашим проектом и откликнулись на заявку, а это означало, что в перспективе нас ждет не только существенное финансовое влияние, но и большая прибыль. Да, придется кое-что доработать, но это уже мелочи.

– Это надо отметить! – категорично заявляет Елецкий, – банкет за мой счет.

Команда выложилась на полную, поэтому и отметить надо всем вместе и с размахом, все-таки не каждый день подписываешь контракты такого масштаба.

У меня нет возможности отказаться, но я опрометчиво обещал Таське придти пораньше. Неудобно получилось. И людей не могу кинуть и жена дома одна больная.

Выбираю золотую середину. Иду в ресторан вместе со всеми, сижу там пару часов, а когда стрелка достигает запрограммированного времени, начинаю собираться домой.

– Максим Владимирович, а что вы так рано? – удивляется Вера Андреевна, – веселье только началось.

Она права. Напряжение сложного дня отступило, все расслабились. Шутки стали смешнее, смех громче, и эйфория от достижения высокой планки разогналась на полную. Приятно чувствовать себя победителем и в компании единомышленников праздновать успех, но…

– Тася болеет. Я к ней.

– Уважаю, – одобрительно кивает Елецкий-старший, – семья – это главное. Все это ради нее.

– Только ради нее.

После этих слов задумчивый змеиный взгляд останавливается на мне. Не мимолетный, как обычно, а прямой, как шпала. Глаза в глаза. В нем ничего не возможно прочитать или понять, но сам контакт разорвать очень сложно. Пробивает до самых пяток, выводя из спячки демона, который отступил перед сегодняшним рабочим ритмом.

– Хорошо вам повеселиться, а я, пожалуй, пойду.

Прощаюсь со всеми. Кроме Алексы. Ее приглашает на танец кто-то из-за соседнего столика, и она ускользает на танцпол, оставив за собой шлейф недосказанности.

Я покидаю ресторан, оставляя коллег на заслуженном отдыхе и еду домой, к Таське. Вроде все правильно делаю, но внутри какая-то неудовлетворенность. Чувство, очень похожее на то, когда в детстве родители загоняли домой, а все остальные продолжали гулять.

– Привет, – Тася встречает меня на пороге. Помятая, бледная, отчаянно зевающая, – как все прошло?

– Отлично. Как ты?

– Спать хочу, до одури. Из последних сил держалась, чтобы тебя дождаться, – сонно произносит она.

– Ложись. Я сейчас.

Она послушно плетется в спальню, а я раздеваюсь, принимаю душ и, тихо зайдя в комнату, тоже ныряю под одеяло. Только мне не спится. Лежу, слушаю мирное Таськино дыхание и таращусь в потолок.

А кому-то сейчас весело…

На утро Таська просыпается другим человеком. На щеках румянец, на губах, хоть и усталая, но все-таки улыбка, и аппетит как у самки богомола.

– Полегчало? – притягиваю ее к себе и целую в макушку.

– Ага. Готова съесть целого быка.

– Без фанатизма, а то нахватаешься и снова плохо станет.

– Да знаю я, – ворчит она и заваривает нам кофе.