– Мама, познакомься, это мой коллега, Гия Арчилович, ? пролепетала учительница, сравнявшись с матерью.
– Очень приятно, ? сухо сказала женщина и пошла по своим делам, даже не остановившись.
– Похоже, она не в духе, ? заметил грузин, когда матушка его спутницы скрылась между домами.
Вечером Елену Алексеевну ждал очередной скандал. Мать размахивала руками и кричала так, что в недрах румынской стенки дребезжал хрусталь.
– Ишь чего удумала! ? корила дочь пожилая женщина. ? Еще бы в детском саду себе жениха искала! Помоложе не нашлось?
– Но мама, ему уже двадцать три… ? робко оправдывалась историчка. ? И он не жених… Он… просто… просто коллега…
– А тебе уже тридцать, старая дева, не забывай! ? старуха вытерла полотенцем взмокший лоб. ? Коллега! Видела я, как ты на него смотрела! Это ты для него ? коллега! Ишь губу раскатала, не про твою честь жених.
Елена Алексеевна отвела в сторону глаза, полные слез. Она знала, что мама права, и ей не стоит надеяться на взаимность Гии Арчиловича. Женщина обреченно поплелась в свою комнату, там она села за письменный стол, включила ноутбук и надела наушники. И растворилось ее бескрайнее горе в нежной и грустной музыке, исцеляющей душу и наполняющей пространство вокруг себя, как если бы свет мог найти свое воплощение в звуках.
Приближался Новый год. Ночами столбики термометров опускались ниже сорока градусов, днем же из-за облаков выглядывало яркое солнце, дарующее слабую надежду на неизбежное лето. Но, стоило светилу ненадолго скрыться из виду, как мир снова погружался в беспросветную тоску, характерную для мрачной и холодной Сибири.
Елена Александровна и Гия Арчилович продолжали дружить. Вернее, так считали учителя, ибо они не могли себе представить, что такой колоритный красавец снизойдет до безликой неприметной женщины. Лишь Ольга Ивановна, имеющая определенный жизненный опыт, давно заметила, что Соколова испытывает к своему коллеге далеко не приятельские чувства. Что касается Гии Арчиловича, то он даже не задумывался над природой своей привязанности к историчке. Ему было интересно разговаривать с ней о музыке, слушать содержательные рассказы про Байкал, рассуждать о политике и просто о погоде. Он даже учил коллегу некоторым грузинским словам и беззлобно смеялся, когда она, краснея от смущения и запинаясь, их произносила. При этом педагог, как и сотни мужчин до него, не испытывал к Елене Алексеевне никакого физического влечения. Если быть точнее, то он даже не рассматривал учительницу истории с подобного ракурса. Для него она была надежным другом, собеседником, коллегой. Но никак не женщиной.
Примерно за неделю до первого января завхоз дядя Сережа завел старенький уазик и уехал на рынок, откуда вернулся с главным атрибутом новогоднего праздника. Живая елочка сразу же захватила внимание учеников и учителей, а неповторимый хвойный аромат разливался по школьным коридорам, проникая в классы и отвлекая от уроков. Каждую перемену ребята бегали в актовый зал, чтобы полюбоваться красавицей, занимающей пространство от пола до потолка и терпеливо ожидающей праздничного наряда.
Ольга Ивановна, наблюдая, как страдает от неразделенной любви ее молодая коллега, решила взять на себя роль вершительницы судеб и, зайдя в учительскую, громко объявила:
– Гия Арчилович и Елена Алексеевна! Останьтесь, пожалуйста, после уроков. Нужно к завтрашнему утру нарядить елку.
– Но у меня сегодня вторая смена, ? попыталась возразить Соколова. ? Мне страшно возвращаться домой так поздно.
– Думаю, Гия Арчилович вас проводит, ? таинственно улыбнулась завуч.
– Конечно! ? ответ музыканта не заставил себя долго ждать.
После занятий коллеги принесли из школьной кладовой две большие коробки с елочными игрушками и гирляндами. Перед ними лежала настоящая сокровищница, за которую готовы были бы сражаться владельцы музеев социалистического быта, ибо она вмещала в себя все образцы советской новогодней промышленности. Здесь были космонавты, герои народных сказок, персонажи мультфильмов, а также привычные шишки, звезды и разноцветные шары. Елене Алексеевне показалось, что она на мгновение вернулась в то беззаботное время, когда отец был молод, а мать еще не продемонстрировала все стороны своего истеричного характера.
Пушистая красавица примерила наряд и засверкала разноцветными огоньками. Гия Арчилович выключил свет, чтобы полностью погрузиться в новогоднюю атмосферу. Молодой учитель бросил взгляд своих черных очей на смущенную коллегу, которая, оказавшись с возлюбленным в столь интимной обстановке, не могла ни пошевелиться, ни что-либо сказать. В свете елочных огней она показалась ему совершенно другой, нежели под холодным освещением классных люминесцентных ламп. Гия Арчилович почувствовал в своей груди волнение, какое испытывал ранее лишь раз в жизни: играя экзаменационную пьесу перед комиссией в зале консерватории. Молодой человек подошел к Елене Алексеевне и нежно взял ее за руку. По телу женщины пробежал электрический ток. Она смотрела на своего любимого, при этом глаза ее наполнялись слезами. Он же посчитал промедление бессмысленным и коснулся горячими губами ее тонких обескровленных губ. В тридцать лет Елена Алексеевна впервые ощутила вкус поцелуя. Сначала бедняжка растерялась, потом же ласково погладила Гию Арчиловича по волосам, исполнив свою давнюю мечту, всего каких-то пару минут назад казавшуюся недосягаемой.
– Давай встретим этот Новый год вместе! ? тихо произнес красавец-грузин, оторвавшись от губ Соколовой.
– А как же родители? ? прошептала учительница.
– Они уезжают на дачу.
И Гия Арчилович крепко прижал к груди коллегу, молниеносно переведенную в статус возлюбленной.
Впервые за тридцать лет Елена Алексеевна встречала Новый год вне дома. Семейство Соколовых всю жизнь отмечало самый долгожданный праздник по стандартной программе: утром из румынского плена освобождались и тщательно отмывались от скопившейся за двенадцать месяцев пыли хрустальные бокалы, нарезались салаты, а в стареньком духовом шкафу запекались куриные ножки с ломтиками картошки. Ровно в шесть часов семья садилась за праздничный стол. Отец открывал шампанское, разливал напиток по бокалам и произносил торжественную речь под монотонное ворчание супруги. Затем приходил черед его жены. Последние десять лет Соколова-старшая на всех семейных застольях поднимала один единственный тост ? “За замужество дочери!”. После поздравления президента старики выключали телевизор и ложились спать, поэтому историчке приходилось продолжать празднование в одиночку. Женщина сидела в своей комнате, доедая оливье и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить родителей.
Во избежание очередного скандала, Елена Алексеевна сказала матери, что приглашена в гости к Ольге Ивановне, которую предупредила заранее. За три дня до праздника Соколова прошлась по магазинам и потратила половину зарплаты на платье из голубого атласа и простенькое ожерелье.
В назначенный день женщина накрутила свои короткие волосы на бигуди и накрасила глаза ярко-голубыми тенями.