Дневник стюардессы

– Вставь в уши, и сиди на кухне.

Спиртовые беруши немного помогли.

А на посадке я чуть не взвыла и в сотый раз поклялась взять завтра больничный и не летать больше с насморком. Мне казалось, что голова моя – шарик, который надувают, и глаза лезут из орбит, и сейчас где-то в районе ушей я лопну двумя дырками. Взорвусь и сдуюсь. Любовь к работе сменяет жалость к себе…

Слава Богу, садимся. Рейс окончен, меня больше не надувают. Осталось добраться до дома, вот блин! – своим ходом!

И тут я вижу людей, ожидающих служебный автобус, и меня осеняет. Когда не было машины, я ведь тоже ездила на служебном автобусе, а сейчас как раз его время. Я прошу водителя взять меня один лишь разочек без проездного, меня – стюардессу без ног и ушей, у которой отказала машина. Я делаю такое жалостливое лицо, как у кота в Шрэке (Ну возьмите меня!) и он идет – таки ради меня против инструкции! И опять, глядя в окно, уже второй раз за день меня посещает мысль – как хорошо, что я теку вместе с этой рекой, и что она держит меня и несет, куда ей одной известно. Неси, неси, мы с тобой одной крови – ты и я. Только бы не болеть.

Про хоккей и авиацию

Я все же напишу об этом. Страшнее будет не написать и остаться с этими мыслями наедине. А если я их передам бумаге – они утратят свою власть надо мной.

Вернулись из Вены. Сели. После крайнего пассажира как обычно налетела группа захвата из уборщиков, техников, бытовиков. И кто – то из них говорит:

– Слышали, самолет упал?

Мы, конечно, летали, не слышали. Первый и самый важный вопрос – наши?! В смысле, чья авиакомпания?

– ЯК – 42, под Ярославлем. Целая хоккейная команда. 2 человека чудом выжили…

…Такие вести нам, причастным к авиации, тяжелы для восприятия, умолкаем.

А в моей памяти всплывает картина. По иронии судьбы, это тоже был рейс в Вену, где-то полгода назад, весной еще, кажется.