Дочь герцогини. Человек без имени. Романы

Шарлотт болезненно улыбнулась. Разбитое сердце снова заныло, и в памяти возникли глаза Фабьена Ле Бре, но она быстро взяла себя в руки, стараясь не выказывать своих страданий:

– Маркиза, вернемся же к нашему самому первому разговору. Вы сказали тогда, что у женщины в вашем положении практически нет возможности хоть немного пролить свет на случившееся. Все, что доступно вам – это постараться защитить себя от возможного покушения. Я вернулась в Париж для того, чтобы поддержать вас. Я не могу просто сидеть и смотреть на то, как вы страдаете, а потенциальный виновник делает вид, что ничего не произошло, – Шарлотт прошлась по кабинету, заламывая руки, и придала своему голосу твёрдость. – Вряд ли дома у обычного промышленника хранится цетракс. Это достаточно редкий яд, его в шутку называют пособником интриг дворца…

Маркиза отрицательно покачала головой:

– Но мы не были вхожи в Лувр. Лишь пять лет назад, когда…

Она замолчала, заметив, как шевельнула бровями ее гостья.

– Я о том, – возразила та, – что, как бы то ни было, месье Ле Бре или кому-то еще пришлось бы достать орудие преступления… И нам надо понять, действительно ли все подозрения правдивы. Самое простое, с чего можно начать – это организовать слежку. И да, маркиза, я знаю, что в вашем положении это сложная задача, так как вы – благородная леди и носите глубокий траур. Мне это сделать проще. Я найду того, кто сможет докладывать нам обо всех шагах Фабьена Ле Бре – раз второго из братьев в этом вопросе мы не учитываем. Важен лишь момент оплаты.

– Тебе прекрасно известно, что найти виновника смерти Филиппа для меня не имеет границ цены, – холодно заметила маркиза. – Делай то, что считаешь нужным, только, ради Бога, не подвергай свою жизнь опасности! – прибавила она с волнением. – Я не смогу посмотреть в глаза герцогине!

********

Стемнело. Редкие фонари, отчаянно коптящие прогорклым маслом, тускло освещали улочки квартала Ситэ, когда женская фигура, закутанная в плащ с капюшоном, перешла мост Менял и свернула в направлении собора Нотр-Дам. Парой часов ранее Шарлотт сказала матери, что ужинать будет у маркизы и вернется поздно, но, на самом деле, стойко преодолевая собственный страх, она отправилась в ту часть Парижа, куда с наступлением темноты даже стражи порядка предпочитали не соваться.

Торговые лавочки, расположенные на первых этажах, уже все были заперты, лишь кое-где за тяжелыми оконными решетками горел свет. Легкий ветер принес откуда-то неровное пьяное пение, и девушка поежилась. Запах гниющих картофельных очисток, разбросанных повсюду, смешивался с речной сыростью. Продажные женщины, прятавшиеся в арках домов, высматривали клиентов, и даже не поворачивали головы в сторону Шарлотт, возможно, принимая ее за такую же несчастную, выгнанную на это ремесло чувством голода. Девушка, в свою очередь, еще сильнее натягивала на лоб капюшон плаща. Невесомые кожаные туфельки скрадывали ее шаги.

У одного из домов она остановилась, изучая окна, кое-как заколоченные трухлявыми досками, затем, словно сомневаясь, верно ли она пришла, завертела головой по сторонам. Нет, она не ошиблась, однако здесь теперь никто не живет, и на втором этаже разве что только воры могут прятать награбленное добро. Черная собака с одним ухом, дремавшая у стены, видимо, почуяв человека, встала и, прихрамывая отползла туда, где темнота скрывала ее от любопытных. Тусклый свет из соседнего здания слабо освещал эту унылую картину.

Из подворотни показался мужской силуэт, и Шарлотт инстинктивно попятилась, но затем заставила себя выпрямиться, демонстрируя спокойствие.

– Мадемуазель понадобился плотник? – спросил незнакомец. – Так вы не по адресу, здесь больше четырех лет никто не проживает.

– Николя? – в удивлении вырвалось у девушки, но она тут же укусила себя за губу.

– Вы знаете, кто я? – еще молодой мужчина с плечом одно выше другого вышел под свет фонаря и задумчиво почесал топорщившуюся бороду.

– Нет, – Шарлотт поправила капюшон, опустив голову. – Я хотела сказать, что если вас зовут Николя Клеман, то вы мне и нужны.

– Ну да. Я тоже плотник, как и отец…

– Речь о другом. Я представляю интересы одной дамы, и она желает предложить вам дело.

– Э, мадемуазель, – осторожно сказал тот. – Вы не по адресу. Если это занятие какое-то темное и мокрое – так вам лучше в кабаке папаши Родольфа спросить. Там на любую грязную работу исполнитель найдется, знайте только платить хорошо. А мне хватит того, что брата держат в Шатле за то, что он хотел хорошо жить и ничего не делать. Я – обычный честный работяга и в камеру к крысам не хочу.

– Вот как? – заинтересовалась Шарлотт. – А другой ваш брат? – и тут же поправилась: – То есть, я понимаю, но задание, которое вам хотят поручить, не связано с тем, за что могут арестовать. Нужно, чтобы вы вели наблюдение за одним человеком и сообщали об этом мне. Оплата будет достойной.

– Ааа, шпионом побыть, значится… Дама желает знать, с кем якшается ее муженек?

– Только важно, чтобы он вас не заметил, – добавила Шарлотт, игнорируя вопрос.

– Да это я и сам понимаю. Если б иначе было можно, уж ваша дама и сама бы спросила у него… Я возьмусь, но что если этот пырнет меня ножом, решив, что я грабитель? Это риск, миледи, и за риск я прошу надбавку.

– О цене позже, сначала – инструкции, – холодно ответила девушка. – У вашей нанимательницы нет желания платить наперед. Она знает, что жители Ситэ могут пропить половину в первый же день.

– А как же я узнаю, кому надо докладывать результаты?

– Сообщать будете мне, о встрече условимся. А все остальное вам знать и не нужно, любезный.

******

На следующий день Фабьен Ле Бре, отправляясь после рабочего дня на примерку костюма, а затем – домой, и не подозревал, что отныне за ним, стараясь выглядеть праздно, всюду следует плотник из Ситэ. Молодой промышленник изо всех сил старался погрязнуть в любых делах, чтобы как можно меньше находиться дома и не думать о Шарлотт. И если первое ему удавалось легко, то второе никак не хотело получаться. Как только взгляд выхватывал в толпе прохожих фигуру какой-либо дамы, сердце предательски екало, втайне готовясь к тому, что это окажется именно дочь герцогини де Трельяр.

Разум же Фабьена взывал к другому: надо забыть даже имя этой девушки, и в какой-то момент молодой человек поймал себя на идее завести небольшую интрижку. С этой целью он мило любезничал с дочерью владельца городской канцелярии, но, выйдя на улицу, отругал себя за то, в чем считает виноватым саму Шарлотт – за то, что подает ложные надежды. Ведь если он и готов жениться, то только на той, которая, к сожалению, в сложившихся обстоятельствах доступна не более племянницы короля, а все остальное – просто обман, который причинит кому-то боль, сродную той, что мучает его сейчас.

Раз в два дня Николя Клеман встречался с незнакомкой в плаще, чье лицо ему не удавалось рассмотреть, и докладывал ей обо всем, что делал молодой фабрикант. Результатами Шарлотт была раздосадована. Ничего из действий объекта слежки не представляло интереса и не было подозрительным. К тому же, она поймала себя на мысли, что сообщения о любезностях Фабьена с какими-то дамами вызывают у неё гнев и досаду. В очередной раз мысленно отругав себя за то, что позволяет себе думать об этом человеке, она заплатила Николя и приказала продолжать в том же духе. В конце концов, когда-то же Фабьен должен выдать себя!

В какой-то миг ее посетила мысль о том, что в своей оценке плана действий она слишком мало уделила внимания второму брату – Франсуа. Да, он парализован и частично слеп, но это никак не значило, что он не мог разрабатывать гениальные в своей подлости идеи и заставлять Фабьена претворять их в жизнь. Но как бы увидеться с ним? Франсуа Ле Бре не показывался на людях после постигшей его болезни. Судя по слухам, он теперь всегда сидит в своей комнате, запершись, и даже письма принимает через брата.

Шарлотт знала достаточно парижских сплетен. Ей было известно, что Франсуа ухаживал за дочерью испанского гранда, временно проживающего в Париже, а после постигшего его несчастья отказался видеться с кем-либо и даже возлюбленной ничего не пожелал сообщить лично. Было странное ощущение, что где-то здесь то самое «плохо сплетенное» место во всей этой цепочке, но где точно и какое – понять не получалось.

******

В это утро Фабьен вышел из дома раньше обычного, но, вспомнив, что забыл зонт, вернулся за ним. Снова оказавшись на улице, он остановился, чтоб поговорить с соседкой о здоровье брата, но так как эта тема была ему тягостна, отвечал на вопросы обрывистыми общими фразами, скользя глазами по сторонам и выжидая удобный момент закончить этот диалог. И вдруг напрягся, заметив неподалёку мужчину в рабочей одежде, который делал вид, будто кого-то дожидается. В этом могло бы не быть ничего выдающегося, если только не принимать во внимание тот факт, что накануне вечером он – Фабьен Ле Бре – вышел из конторы очень поздно и на углу бесцельно слонялся крайне похожий человек. Совпадение или?..

Скрипнув зубами, Фабьен распрощался, принял праздный вид и, еле слышно посвистывая, направился в сторону, противоположную той, куда планировал идти. У перекрестка он сел в наемный экипаж и через несколько кварталов вышел. Лениво изучив объявления на афишной тумбе, Фабьен начал рассматривать витрины торговых лавочек, стараясь двигаться как можно медленнее, и чуть не расплылся в довольной улыбке, когда увидел быстро идущего по противоположной стороне улицы все того же мужчину, который, видимо, успел потерять его след. Значит, все верно! За ним следят!

Чрезвычайно ободренный тем, как все сложилось, он спрятался за медленно ехавший фиакр, стараясь двигаться вместе с ним так, чтобы быть скрытым от рыскающего взора шпиона, затем быстро перебежал дорогу и теперь шел позади своего преследователя, с упоением наслаждаясь его растерянностью.

Тем временем, Николя Клеман мысленно ругал себя на чем свет стоит. Он уже понял, что этот молодой буржуа, по всей видимости, разгадал слежку, и попросту решил оторваться от «хвоста». Выбор действий был невелик. Сообщить нанимательнице, что объект удрал из его поля зрения значило как минимум две вещи: это то, что Фабьену Ле Бре есть, что скрывать, и второе – что самому Николя эту щедро оплачиваемую работу больше не поручат. Плотник остановился посреди улицы и почесал спину в задумчивости, но вдруг сзади ему заломили руку и чей-то голос нарочито хрипло произнес на ухо:

– Не меня ли ищешь, любезный?

– Месье, не гневайтесь, ради Святой Девы! – залепетал Николя. – Я – честный работяга..

– О, конечно!

– Клянусь вам! Клянусь детьми, которые у меня когда-нибудь будут… Не надо пырять меня ножом. Пожалуйста!

Фабьен поморщился и слегка оттолкнул его от себя, затем, не дав опомниться, схватил за плечо и довольно грубо оттащил в сторону.

– А теперь рассказывай. Кто ты такой и что тебе от меня нужно.

– Я вам клянусь, месье, я – честный плотник, при мне нет оружия, я не собирался причинять вам вреда.

– Тогда зачем ты за мной шпионил?

– Мне платили только за то, чтобы я следил за тем, куда вы ходите и с кем встречаетесь. Ничего более, честное слово! Не сердитесь!

– Хватит ныть, – Фабьен сам удивился суровости своего тона. – Кто тебя нанял?

– Дама, месье. Я не знаю ее имени и лица не рассмотрел, она прячет его всегда.

– Ах, значит, дама, – поморщился молодой человек. – Высокая, сухая словно полынь, еще молодая женщина в трауре?

– Никак нет, месье. Судя по голосу, она еще юна и свежа. Я бы предположил, что ей не более девятнадцати.