Сёстры

– Я сам в состоянии оценить его личность, – резко сказал Слепой Грег, перебивая жену. – Меня интересовало только то, что я не могу увидеть! – и тут же дернулся, услышав шорох женского платья, сказавший ему о том, что девушка отошла в сторону. – Прости! Я не должен был так говорить с тобой…

Ответа не было. Аннет стояла в двух шагах от него с каменным лицом и смотрела в одну точку с видом человека, который молча сглатывает обиду, не в силах возразить. Ее зеленые глаза почти ничего не выражали.

– Дорогая моя! – слепой явно занервничал и отчаянно начал шарить рукой в том направлении, где слышал шелест ткани минуту назад. – Ты здесь? Прости меня, пожалуйста… Я же люблю тебя!

Он встал с кресла и сделал маленький шаг вперед. Его за минуту до этого суровый вид сейчас мог вызвать только жалость. Голос дрожал, повязка с глаз сползла, неровная растительность на лице торчала в разные стороны. Он пытался найти жену, но руки его безрезультатно рассекали воздух, дыхание слышалось тяжелым. Казалось, еще секунда и он сползет на пол в своих поисках: столько отчаяния было в его жестах.

Аннет наблюдала за всем этим с болью и тоской человека, уставшего от всего, потом вздохнула и с грустной улыбкой подошла ближе, позволяя мужу натолкнуться на себя. С радостным бормотанием Слепой схватил ее ладони и прижал их к своему давно небритому лицу с видом человека, нашедшего то, что давно искал. Девушка несколько мгновений смотрела вдаль, никак не реагируя на все это, потом снова вздохнула и аккуратно поправила повязку на глазах Слепого.

– Ты сердишься? – шепотом спросил тот.

– Нет, – ответила Аннет, но голос ее звучал равнодушно. Когда Грег, встав на колени, уткнулся лицом в ее юбку, она положила ладонь ему на голову и медленно закрыла глаза.

* * * *

Одноглазый пират почесал шею, оценил сложенные на дно шлюпки запасы и рявкнул:

– Длинный Пью! Веди на палубу сестру Магдалину!

Затем Глаз шумно сел на пустую бочку, свирепо чиркнув слюной между зубов. Нахождение на борту католической монахини пугало разбойника, но излишняя религиозность, проявлявшаяся у этого человека во всем, что напрямую касалось церкви, не позволяла ему ни единой вольности в адрес случайной пассажирки. Все эти несколько дней пути сестра Магдалина, подвернувшаяся ему на захваченном корабле, практически не показывалась, предпочитая проводить время в уединении в своей каморке. Пираты приносили ей еду из личных капитанских запасов и даже вино, которое она, правда, молча отвергала.

Питер Кат – он же пират по прозвищу Глаз – не мог спокойно грабить суда, имея на борту эту женщину, но и обречь ее на смерть не осмеливался, опасаясь навлечь на себя гнев Господа, проклятия и эпидемии. Когда на траверзе показались холмы острова Бас-Тер, он приказал приготовить шлюпку, положить в неё достаточно воды и доставить незваную гостью.

Монахиня появилась на палубе также покорно, как и вела себя все время. Она смотрела себе под ноги, сложив руки на поясе, и терпеливо ожидала своей участи.

– Сестра Магдалина! – немного торжественно начал капитан, вставая с бочки, и закатил глаза к небу. – Я думаю, ваш духовный супруг видит, что я никоим образом не желаю посягать на его власть и имущество. Надеюсь, вам все понравилось на моей «Каракатице»? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я не знаю, куда вы держали путь, но хочу вас отпустить. Тут на горизонте – французская земля, – он махнул рукой в сторону. – Я даю вам шлюпку, воду, и шанс покинуть наше не очень приятное общество. Я думаю, вы не станете возражать?

Разумеется, монахиня ничего не ответила. Лишь подняла на пирата выразительные зеленые глаза и снова опустила их. Глаз куснул себя за грязный палец, щелкнул языком и скомандовал:

– Парни! Проводите сестру Магдалину!

… – Почему она не берется за весла? – спросил кто-то из пиратов, наблюдая за тем, как шлюпка с монахиней, подчиняясь волнам, движется к горизонту.

– Понятия не имею, – гаркнул Глаз. – Может, Бог послал ей сигнал. А может, ей просто жаль свои нежные руки, привыкшие только осенять себя крестом. Меня это не касается! Я не причинил ей вреда. Пусть Господь решает, нужна эта невеста ему прямо сейчас или он доведет ее невредимой до суши. Что уставились?! Поднять стаксель! Уходим отсюда!

К вечеру следующего дня рыбаки – отец и сын, ставившие сети в небольшом заливе, заметили покачивавшуюся на волнах шлюпку, в которой, судя по виду, лежали какие-то тюки. Решив, что подобная находка не будет лишней в хозяйстве, они решили ее подобрать, и были крайне удивлены, когда перепрыгнувший в суденышко двенадцатилетний подросток обнаружил, что там человек.

– Отец! Здесь женщина…

– О, боги! Жива?

– Не знаю… И это монахиня.

Рыбак нервно перекрестился:

– Проверь пульс… Не бойся. Мы из добрых побуждений…

Мальчик, превозмогая свой страх, схватил тонкое запястье и напрягся.

– Молодая еще, – прошептал он, всмотревшись в бледное уставшее лицо, украшенное изящной родинкой в форме капли, и крикнул уже с радостью: – Отец! Она просто без сознания!

– Слава Господу! – рыбак снова перекрестился и перебросил сыну моток веревки. – Крепи шлюпку! Возвращаемся на берег! – и уже тише прибавил: – Если этой монахине суждено умереть, то пусть это будет после того, как мы отдадим ее под попечение викария.

* * * *

Париж. Октябрь 1795г.

Наемный экипаж нес графа Луи де Серваля по вечернему городу с такой скоростью, что редкие встречные прохожие бросались врассыпную. Карету подбрасывало на поворотах, вслед надрывно лаяли собаки, где-то на востоке был слышен грохот выстрелов.

– Остальное получишь только когда я вернусь! – бросил граф кучеру, выпрыгивая из кареты с непокрытой головой, и скривился от боли. Ноющее колено снова дало о себе знать. С момента того нелепого падения прошло почти два года, но, видимо, теперь уже хромота не покинет своего обладателя до конца его дней. На ходу поправляя камзол, Луи бросился к большому одноэтажному дому, утопающему в тени двух рослых дубов, и заколотил в дверь кулаком.

– Ваше сиятельство, – растерянно ахнула открывшая ему служанка, но он не стал вступать в диалог. Отстранив горничную плечом, граф быстро вошел, лично закрывая за собой дверь.

– Жаннет!

Почти сразу же где-то в глубине дома прозвучал поспешный стук каблуков и в гостиной появилась молодая девушка лет девятнадцати, чьи светлые локоны изящно опускались на плечи, приятно подчеркивая вырез роскошного красного платья:

– Луи! Так неожиданно!

Она протянула ему обе руки и подставила лоб для поцелуя, но граф судорожно схватил ее за плечи:

– Жаннет, выслушай… Мне нужно уехать из Парижа!

– О! – та слегка улыбнулась, приподнимая изящную бровь, и надула розовые губы. – Ты знаешь, мой милый, я буду очень скучать…

– Ты не понимаешь… Я должен уехать отсюда насовсем! А лучше – из Франции! И прямо сейчас!

Томная улыбка сошла с лица Жаннет. Она отступила на шаг, вздрогнула и в ее зеленых глазах мелькнул страх:

– Ты… Мы… Я больше не нужна тебе?

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной!

– О боже… – ее ресницы задрожали. – А твоя семья?

– Жаннет, ты прекрасно знаешь, что последние полтора года значение для меня имеешь только ты! Я вынужден бросить старую жизнь, и хочу, чтобы в новой со мной была любимая женщина, – граф снова схватил девушку за плечи. – Если любишь меня – поедем! Нас ждет экипаж!

Что-то в его лице заставило Жаннет еще сильнее испугаться. Она на мгновение задержала дыхание, осторожно дотронулась до щеки возлюбленного и прошептала:

– Боже, Луи… Неужели… Это связано с событиями на площади… Ты – роялист?

Граф отпустил ее и внезапно начал ходить по гостиной, размахивая руками. Белые манжеты его костюма мелькали в пламени свечей.:

– Милая Жаннет, я – дворянин! И я не могу смотреть на порядки, навязываемые Полем Баррасом и его приспешниками… Да, у нас была последняя надежда свергнуть Конвент, но теперь войска генерала Бонапарта не оставили нам ее. Дальше уже не станет лучше, многие роялисты сейчас срочно покидают город! Едем же со мной!

И он с надеждой взглянул на любовницу.

Жаннет на мгновение зажмурилась, затем села в кресло, прижав к груди белые руки.