Нервных просят утопиться

– Нет, ну зачем же не глядя! – жеманилась Ирочка. – Что уж, мне и показать нечего? Но… Мне абсолютно некогда! Придется завтра везти женщин на место происшествия! – снова вытаращила Ирина хорошенькие глазки. – Надо же как-то бороться с хулиганством!

Женщин тянуло на борьбу. Она стали скорбно собирать брови домиком, тяжело вздыхать и кивать головами, дескать, да, везти на место происшествия придется.

– Прям так за мужика обидно, – подливала масла в огонь Светлана. – Лежит такой весь синий… А ведь какой был! Ирина, вот очень жаль, что ты его не видела! Красавец! А как воспитан! Возле Гутиэры прямо голубем вился, голубем… Гутиэра Власовна, а вы его менять не будете?

– Ага! Будет она! – обиженно хрюкнул родственник Лось. – Она его из больницы к себе перетащила! Теперь у нас лечиться будет. А у нас разве есть возможность? Я вот тоже весь больной – и ноги по утрам выворачивает, и мочевой пузырь шалит, и в спину всту… Хотя я-то, конечно, еще о-го-го! Ирочка, обратите внимание – я прямо-таки плюю на ноги, на мочевой пузырь и на спину! Потому что еще молодой и бравый!

Женщины как-то не слишком интересовались бравым и молодым Лосем с его шаловливым мочевым пузырем, а, вовсе даже, напротив, расспрашивали про больного и немощного Севастьяна. Гутя рдела. И в самом деле, разве с ее Севой может сравниться какой-то Ромочка! Ах ты! Ромочка! Она же из-за него и пришла.

– Светлана, а ты не помнишь номер сотового телефона твоего супруга?

– Он мне и не супруг вовсе, мы же не расписывались! – снова вспомнила о трагедии Светлана. – Но номер сотика помню. Давайте я вам на листочке напишу. А вы ему звонить будете? А я так из принципа не звоню! Да еще и телефон у него отключен был. Но вы все равно позвоните, вдруг ответит.

Через минуту Гутя уже кричала:

– Аллё! Роман, это вы?! Девушка, позовите Романа!.. Ах, это не девушка, а как раз Роман и есть? Как я удачно на вас напала!

– Гутиэра Власовна, – тут же подскочила Светлана и зашипела в ухо: – Скажите ему, что у меня от расстройства сердечный приступ. Ну говорите же!

– Подожди, Светочка! Аллё, Роман, это Гутиэра Власовна!.. Да! Да, Гутиэра Власовна!.. Ах вы узнали! Как мило!.. Куда идти? Ну знаете… Не пойду!!

Гутя бросила трубку и аккуратно вытерла ухо. Сейчас Ромочка такую гадость сказал, как будто в ухо плюнул.

– Ну что?! Он вам сказал, что дико обо мне скучает? – горели глаза Светланы.

– Нет, он просто сам весь дикарь. Послал меня… Ну, в общем, в телефоне что-то зашипело, отключили, наверное, за неуплату, – сконфузясь, объяснила Гутя.

Больше сидеть среди дам необходимости не было. К тому же вот-вот Фома должен был привезти Севастьяна, а у нее еще и ужин не готов.

Гутя стала прощаться.

– Карп Иванович, собирайтесь, вы только свои туфли полчаса надеваете, так что поспешите, мы торопимся, – предупредила она родственника.

Но тот неожиданно уперся:

– А я, Гутенька, остаюсь. Мы тут с девчатами винца попьем. Я им расскажу, как моя жена-покойница лечила аппендицит народными средствами, да-с. Очень необходимая информация. Она, правда, после этого скончалась, но сам процесс лечения я записал. Так вот, девочки! Приготовьте карандашики, сейчас диктовать буду.

Гутя поняла, что Лося звать домой – швырять время на ветер, поэтому больше не настаивала.

Дома невыносимо пахло лекарствами. Аллочка, едва впустив Гутю, немедленно исчезла с самым сосредоточенным видом. Краснота с ее лица после пудры немного спала, но недовольство осталось. И все же лекарствами пахло не от Аллы. У Гути бешено заколотилось сердце. Так и есть – в комнате Аллочки уже лежал больной Севастьян и равнодушно пялился в потолок подбитыми глазами.

– Севочка! – громкими шепотом позвала Гутя. – Се-ева.

– Что это вы, барышня, шепотом общаетесь, будто я покойник какой, – недовольно оторвался от потолка больной и прикрыл глаза. – Позовите доктора, пусть снотворного даст, устал я очень.

– Я позову, только ты расскажи – как себя чувствуешь, кто тебя так разуделал? Я обязательно их найду! Вот, ты потом сам убедишься, что…

От кровати больного доносился сочный, раскатистый храп, а глаза из-под прикрытых ресниц с любопытством подглядывали – догадается ли хозяйка оставить больного в одиночестве?

– Ну и ладно… и хорошо, спи, завтра поговорим, – поубавилось радости у Гути.

Она и сама не горела особым желанием беседовать. Ничего про хулиганов ей узнать не удалось, а так хотелось блеснуть перед растерзанным Севой своими детективными способностями.

Всю ночь Гутиэра носилась возле кровати несчастного. Больной оказался на редкость строптивым. Он, вероятно, уже выспался, пока был в бессознательном состоянии, потому что ночью не сомкнул глаз и Гутю сном не баловал. Постоянно требовал то брусничного морса, то болеутоляющего, а то и обыкновенной грелки. При этом Сева старательно прятал глаза, не желая встречаться с Гутей взглядом, нежно гладил кота Матвея и глубоко вздыхал. Только утром Севастьян забылся в глубоком сне, и Гутиэра смогла рухнуть в постель. Вахту у больничной постели немедленно приняла Аллочка.

К этому дежурству она подготовилась заранее – сделала из старенького халата мини, обкромсав его до неприличия, с вечера накрутила мелкие бигуди и даже достала откуда-то босоножки на каблучках-иголочках. Однако все ее старания так и покрылись сочным сопением выздоравливающего. В Аллочкино дежурство он так и не сподобился проснуться и не сделал ей ни одного комплимента, пусть даже взглядом. Мало того, во сне он частенько повторял имя Гути, что Аллочке уж и вовсе не нравилось. Очень скоро больничные хлопоты ей надоели, тем более что ее усилий так никто и не оценил. Снова вспомнился вонючий и загадочный Терентий Олегович – поклонник старины. Только он обратил внимание на старенькое кримпленовое платьице тогда, на их первом свидании. Только он по-настоящему сможет оценить все прелести Аллы Власовны, особенно там, в далекой Японии…

Женщина рванулась к шкафу. Где-то на антресолях у них завалялась парочка тюков с тряпьем – все руки не доходили выкинуть. Вот тряпки и пригодятся. Надо только отыскать самые рваные – и смело можно звонить и назначать свидание.

В комнате заворочался больной. Кажется, он просил чаю. Но Аллочке некогда было потакать его капризам, она уже нашла то, что искала. Из комнаты снова раздался зов, уже требовательнее. Но сестра милосердия уже вовсю болтала по телефону.

– Алло-о-о! – томно мурлыкала она. – Терентий Оле-е-егович? Это ваша добрая знакомая Аллочка… Ну как же не знаете, а даму с корзиной помните?.. С какой, с какой! С бельевой корзиной!.. Ага, вспомнили! Так вот у меня для вас несколько антикварных штучек… Ой, ну не надо так быстро! Я все понимаю… А-а-а, что за штучки? Уверяю вас, вы на такое даже не рассчитывали, там старая кроличья… хотя нет, все при встрече… Да, мне будет удобно… Что вы говорите?.. Нет ли меди? Цветного металла? Боже мой, мы металлическое не носим, что мы – древние рыцари, что ли? Но… я еще не смотрела!.. Ну конечно, притащу! Значит, завтра, возле того же моста, да? А во сколько?.. Хорошо, до встречи, мой странный романтик.

Романтик требовал еще и меди. На кой леший она ему понадобилась, Аллочка не знала, но задумалась. В ее тряпье, которое она вывалила из шкафа, ничего медного точно не было. И металлического. Может, припереть кровать? Так на ней сейчас Севастьян выздоравливает…

Из комнаты непрерывно раздавался глас больного. Вот им заниматься было совершенно некогда. Поэтому Алла сильно обрадовалась, когда зазвонил телефон и знакомый голос вежливо попросил Гутю к телефону. Аллочка кинулась тормошить сестру.

– Гуть! Вставай! Сколько можно спать? Люди требуют тебя к телефону!

К телефону Гутиэру требовала Ниночка.

– Гутиэра Власовна! Ну мы же договаривались вчера, что едем к Свете на дачу, ну! Мы вас ждем, ждем…

– Ниночка! Я сейчас, заезжайте за мной! – вскинулась Гутя и понеслась одеваться.

Она бросила трубку и помчалась в ванную приводить себя в порядок. Следом за ней втиснулась Аллочка.

– Нет, я от тебя дурею! – забасила она. – У нее полуживой поклонник в комнате валяется, а она куда-то намылилась! Он уже который час там трубит, от жажды помирает, а она – уже и глазки себе нарисовала! Уже и куда-то лыжи навострила!

– Господи! Севастьян! Чего ж ты ему пить не дала?

– А у меня дело. Важное. Медное, между прочим, – хотела рассказать сестра про разговор с Терентием, но Гутя ее не слушала.

Она уже стояла в дверях больного. В последнее время у них словно появилась трещина в отношениях. Нет, конечно, Гутя его, как и прежде, любила, но вот он… Почему-то постоянно прячет глаза, а если они и встречаются взглядами, у Севастьяна такое несчастное лицо становится… А ведь совсем недавно он буквально светился счастьем. Неужели его так избили негодяи, что все чувства отбили напрочь?

– Сева, ну как ты тут? Я вижу, синяки уже стали пропадать… – еле слышно лепетала Гутя, улыбаясь самой нежной улыбкой.

Синяки и на самом деле стали меняться, теперь все лицо больного красавца играло зеленовато-лимонным колером. И все же Севастьян был прекрасен. Короткие кудри, кое-где выстриженные из-за ран, высокий лоб с добротной шишкой и печальные глаза. Кажется, Гутя еще никого так не любила.

– Сева…

– Гутиэра… – разлепил уста несчастный. – Я не могу вас видеть… Принесите мне морсу и… и уйдите.

– Я все понимаю, Севочка! Ты не можешь меня видеть… Это потому, что я, я потащила тебя на эту вечеринку, это из-за меня! Господи! И я еще даже не нашла твоих обидчиков! Но я сегодня же поеду на это место избиения и…

– Не смей! – вскочил больной с подушек. – Слышишь?! Даже не думай! Это для тебя очень опасно! Это опасно для твоей жизни, неужели не понимаешь?! Даже не думай!.. Хотя…

Севастьян рухнул обратно в подушки и тяжело задышал.