Хозяйка нудистского клуба

– И меня тоже, – быстро сообразила Катерина Михайловна. – Я вот тоже... Ой! Что это со мной, а?

И дама тут же брякнулась на диван, ухватившись за сердце.

– Петр Антонови-и-ич! Немедленно ко мне! – раздался ее требовательный писк.

– Акакий, утащи матушку в нашу спальню, пусть там отлеживается, – скомандовал тот и принялся заботливо поправлять одеяло на Клавдии.

Кака с облегчением направился к матушке – у той весовая категория была, как у кота Тимки, их всеобщего любимца.

– Не надо меня никуда таскать! – недовольно рявкнула родительница. – Кака, тебе же Клавочка русским языком сказала – позвони Жоре, пусть он нам закажет две путевки в санаторий.

– Зачем две-то, интересно знать? – уселась на кровати Клавдия и даже прищурила глаза от гнева. – Это мне плохо сделалось! От непосильной работы, между прочим. А вам, мамаша, если дурно, так мы вас запросто можем определить в больницу, на процедуры. Потому как в вашем возрасте со здоровьем не шутят.

Катерина Михайловна от негодования аж подпрыгнула на диване и затрещала:

– А чего это, если я, так сразу и в больницу! А если ты, так сразу и в санаторий, да? Мне тоже... я тоже от непосильного труда...

– Вот и езжайте, отдыхайте со своим мужем к его матери, повидайтесь со свекровью. А мы, слава богу, по своим свекровям соскучиться не успеваем, – злобно запыхтела Клавдия и совсем уже безжизненным голосом обратилась к Петру Антоновичу: – Что-то мне подсказывает, что Катерина Михайловна не хочет ехать к вашей матушке, вот прямо сердцем чую – не рвется...

– Да я и сам-то... – сболтнул Петр Антонович, но вовремя прикусил язык, выпрямился и одарил супругу строгим взглядом. – Катерина! Если ты не хочешь... если ты вот так относишься к моей мамочке... Я могу... я могу... могу и не ехать вовсе!

– Ну уж дудки!.. – в три голоса возопили родственники. – Вперед, на Украину! Вас ждет большое наследство!

Вечер закончился всеобщим примирением. Было решено, что Петр Антонович вместе с женой отправятся к старенькой матушке, как и полагается прилежным деткам, Клавдию ненадолго упрячут в санаторий, пусть немного подлечится от работы, а Акакий... А он с удовольствием согласился остаться дома. Действительно, зачем куда-то бежать, если одному и дома полная свобода?

Клавдия уселась к телефону и, незаметно выдернув штепсель, бодро диктовала в мертвую трубку:

– Жорочка, мне лучше, чтобы прямо с завтрашнего дня... Нет-нет, не надо дорогую, можно совсем дешевенькую путевочку, я потерплю... Ах, туда нужны новые вещи? Без них не пускают? Ну тогда придется купить, мое здоровье дороже... Да нет, это не я так говорю, мой муж так считает...

Муж вовсе так не считал, но Клавдия посмотрела на него столь ласковым взглядом, что он только вздохнул. Да пусть покупает что хочет! Главное, чтобы путевочка с завтрашнего дня... Тьфу ты, господи! Главное, конечно же, здоровье!

Клавдия устроила трубку на рычаг и окинула взглядом притихших родственников.

– Ну все, я договорилась, завтра после обеда выезжаю. Мамаша, а чего вы скисли? Вы тоже уезжаете завтра и даже можете себе купить в дорогу новый спортивный костюм. Кака! Выдай маме денег из своей заначки, пусть она побалует себя покупками.

Акакий сделал вид, что не слышит.

– Пойдемте, мамаша, я вам покажу, где он от меня прячет деньги, – взяла Клавдия под руку свекровь, – вы сами возьмете себе сколько нужно...

Следующий день прошел в сплошных проводах. Сначала провожали чету «молодоженов», то бишь Катерину Михайловну с Петром Антоновичем. При этом «молодая» так и норовила опоздать на поезд. Еще возле подъезда она вдруг быстро-быстро задышала и медленно опустилась на скамейку:

– Ой, что-то у меня сердце колышется. Наверняка нервный стресс... Может, уж лучше не ехать? – И в ожидании поддержки она посмотрела на домочадцев собачьим взглядом.

– Нет, мамаша, так не пойдет. Вы, конечно, можете и не ехать, – наклонилась к ее уху Клавдия, – но я вам вот что скажу: что ваш супруг сегодня выглядит просто неприлично взбудораженным. У него чего-то не к добру разгорелись глаза. Прямо дикий мустанг! Я очень подозреваю, что он ухлестнет за первой же юбкой. Не добравшись до вокзала.

Катерина Михайловна глянула на скучающего, потного от напряжения «мустанга» и грустно кивнула:

– Это ты точно подметила. Тот еще жеребец...

До вокзала они добрались без приключений. Да и чему приключаться, если Акакий довез их в собственной машине? Однако ж возле самого вагона Катерина Михайловна снова пошла на попятный.

– Все, никак не могу ехать, – с потаенной радостью развела она руками. – Ты уж, Петруша, прости, но я забыла очки. А без них я совершенно беспомощна! Абсолютно! И купить новые мы уже не успеем – пока всех врачей...

– Мамаша-а, – лукаво заиграла глазками Клавдия, – а что это лежит у вас в боковом кармашке чемоданчика, а-а? Хотели схитрить, да?

Уличенная мамаша немедленно покрылась багровыми пятнами и забегала взглядом.

– И... и вовсе ничего я не хотела схитрить... и вовсе там не мои очки, а... Клавочка, а это разве не твои?

– Маменька, у Клавдии сроду очков не водилось. Она считает, что очки ее старят, – произнес Акакий. – Тебе все же придется ехать.

Катерина Михайловна только поджала губы. Ни одна из ее уловок не сработала, а ехать к сварливой свекрови ужас до чего не хотелось.

– Хорошо-хорошо, я поеду, – мстительно закивала она головой, – но только, Петр, так и знай: если твоя родительница еще раз назовет меня крашеной каракатицей, я... Я отобью у ней мужа!

– О боже... у бабушки еще и супруг здравствует... – тихо пробормотала Клавдия и принялась ловко кидать чемоданы в тамбур.

Отъезд самой Клавдии прошел менее помпезно. Она только ухватила большую сумку, быстро чмокнула супруга в колючую щеку и строго погрозила ему пальцем:

– Ты смотри тут, Кака, не балуйся! Приеду – у соседей все выведаю. Тимку корми... Тимочка, детонька, солнышко мое мохнатенькое, звездочка моя усатенькая, рыбонька моя... Да, Кака, кстати: рыбкам корм в холодильнике. Анечке и Дане я сама позвоню. Все, я ушла.

И даже не требуя, чтобы муж отвез ее на машине до пункта отправления, степенная обычно матрона, радостно понеслась вниз, будто первоклассница, перескакивая через две ступеньки. Что и говорить – свобода окрыляет!

Акакий Игоревич в первый вечер этой самой свободы просто сидел, пялился в телевизор и тупо хлопал глазами. Перед сном он даже самостоятельно помыл ноги, потому как не мог поверить, что Клавочка действительно не вернется в ближайшие двадцать дней. Но уже на следующее утро он себя строго пожурил – нельзя так бесцельно разбрасываться драгоценными минутами. Надо отдыхать по полной программе. А если по полной, то необходимы были женщины. Желательно молодые, длинноногие и длинноволосые красавицы. И чтобы никаких денег не просили, хотелось бы. А еще, в идеале, чтобы красавицы сразу же воспылали к нему, к Акакию, искренней, чистой любовью. Или, на худой конец, живым интересом. Однако ж умудренный жизненным опытом ветреник понимал, что за короткие часы страстную, светлую любовь можно и не встретить. В агентства по оказанию сомнительных услуг он звонить, честно говоря, побаивался – во всех программах показывают, как девицы травят доверчивых клиентов клофелином. В ресторан идти одному было не с руки – мало ли что, вдруг кому-нибудь приспичит его побить. А на улицах знакомиться ему всегда запрещали. Акакий загрустил.

Однако вопрос решился сам собой. Возвращаясь из магазина, нагруженный пивными бутылками Акакий Игоревич возле своего подъезда на скамейке заметил сгорбившегося соседа со второго этажа – Леньку Викешина, известного гуляку и балагура. Несмотря на болтливый язык, Викешин имел золотые руки, делал ремонты в квартирах, а поскольку работа была приходящей, то постоянного заработка у Леньки никогда не водилось, а посему не водилось и постоянной жены. На Акакия Игоревича Ленька всегда посматривал чуточку свысока, норовил оскорбить и звал его исключительно ботаником. Поэтому дружбы между соседями не водилось. Вот и сейчас, гремя бутылками, Акакий собирался быстренько проскользнуть мимо скандального типа, однако тот его окликнул как никогда добродушно:

– Эй! Брюхозвонов! Составь компанию, ботаник!

Акакий Игоревич мгновенно спрятал пакет с пивом за спину и поучительно выговорил:

– Во-первых, я вам никакой не Брюхозвонов! Моя фамилия пошла от французских предков, и я Акакий Игоревич Распузон. Слышите, как звучит: Распузон-н-н-н... Буковку «н» надо немножко в нос говорить. И потом... Я вовсе не ботаник по профессии, как вы выражаетесь. Но предпочитаю отдыхать культурно, и вам составлять компанию...

– Да не грузись, ты чего – обиделся, что ли? – совсем беззлобно отмахнулся Ленька. – Не обижайся. Тебе, может быть, хорошо, ты в интеллигентной семье воспитывался и вот теперь такой весь... дико окультуренный, пиво в пакетике носишь. А я, может быть, из неблагополучной семьи вырос! Чего от меня ждать? Но я тебе так скажу, французский Брюхозвон...

– Распузон, вы хотели сказать... – быстро поправил Акакий.

– Ну да, – мотнул головой сосед. – Так вот. Я тоже люблю отдыхать культурно, а у тебя, я слышал, жена уехала. Вот по этому поводу у меня к тебе предложение. Пойдем к тебе повышать культуру, а?

Акакий замялся. Вообще-то ему хотелось с женщинами...

– Не, ты не думай, я теперь тоже культурный делаюсь, – видя его замешательство, наседал Ленька. – Я ж в театре работаю! Да, в Театре оперы и балета. Мы там полы перестилаем. У меня там такие знакомые дамочки заимелись... – Сосед лихо подмигнул и по-свойски ткнул Акакия под ребро.

Акакий крякнул от «дружеского» тычка, но, что называется, лица не потерял.

– Мне бы все же хотелось с девицами творческого плана... – смущенно зарделся он. – Я, знаете ли, все больше к искусству тяготею...

– Во! – обрадованно подскочил Ленька. – У меня как раз одна Марья-искусница на примете имеется. Потолки шкурит – пальчики оближешь. Натуральная балерина! Не, ну это она пока театр на ремонте, а так-то она все путем – ногами крутит, по залу прыгает, всяких лебедей пляшет. Да чего я тут рассказываю? Мы ее сейчас и вызвоним! Слушай, пока тебя уговаривал, во рту сушняк образовался, пивка открой, а...