Воровка

Посвящение

Сгорая во тьме, не забывайте наслаждаться ею.

Пролог

Дафна

Пресная, солоноватая, с периодически скрипящими на зубах не проваренными хлопьями.

Чертова овсяная каша уже стоит поперек горла.

Я зачерпываю последнюю ложку, но в рот ее так и не отправляю, со звоном бросив обратно в тарелку. Тянусь к компоту с залежавшимися сухофруктами в надежде получить хоть какую-то приятную сладость, но и здесь претерпеваю неудачу. Отвратительно.

Хочу несчастную Пепперони с дешевым сыром и таким же дешевым пойлом, которым меня часто угощает Майк, лишь бы просунуть свою руку мне между ног.

Хочу курить отвратительные сигареты в ночи под забором до тех пор, пока волосы и руки до омерзения не пропахнут дымом, а после засыпать, используя этот шлейф табачной гари в качестве снотворного.

Хочу почувствовать, что жива.

Хотя бы так.

Хотя бы немного…

Я настолько отчаялась в ожидании момента, когда смогу выбраться из этого душащего со всех сторон места, что решила коротать время в полном безрассудстве. Я и до этого не отличалась рассудительностью. Но кажется, она мне никогда и не пригодится. Ведь я заведомо испорченный, никчемный человек, на которого всегда будут смотреть только с жалостью и презрением. И я не знаю, что из этого хуже.

– Палмер, к тебе пришли. За территорию не выходить. Иди в холл.

Кто бы сомневался.

Я молча убираю поднос и покидаю затхлую столовую, не обращая внимания на обращенные ко мне взгляды. Не держась отшельницей, не держась близко к кому-то, я занимала пограничное положение, и все равно привлекала слишком много внимания.

Неспешно бреду по серым коридорам. Облупившаяся местами штукатурка, скрипучие доски под пластами потрепанного от времени линолеума, одинокие лампочки на оголенных проводах вместо люстр – фундамент этого треклятого детского дома держится буквально на копейках. Если я решусь сбежать, то окажу только большую услугу, сэкономив здешний ничтожный бюджет.

По пути с кем-то здороваюсь почти искренне приветливо, с кем-то не так. Здесь никому нет дела друг до друга.

Пока дело не доходит до чего-то запрещенного.

И вот, оказавшись в холле с небольшой гардеробной, проигнорировав очередной взгляд престарелого охранника-извращенца, я останавливаюсь у скамейки, на которой сидит единственный посетитель.

– Добрый день, – беспристрастно приветствую я незнакомую женщину с короткой темной стрижкой.

На вид ей не больше тридцати семи.

Она сразу отрывается от телефона и поднимает ко мне голову. На мгновение выражение ее лица приобретает изумление, что следом сменяется замешательством. А после женщина выходит из оцепенения и встает, растянув губы в поразительно приятной, но отчего-то печальной улыбке. Даже в выразительных голубых глазах ее блеснул намек на… Слезы?

– Привет, – голос у нее мелодичный – не тонкий и не звонкий. – Ты не хочешь прогуляться? На улице довольно солнечно.

– Кто вы?

– Тебе не сказали?

Я молчу в ожидании продолжения.

– Меган. Твоя тетя.

Во мне не дергается ни одна сердечная струна. Ни радости, ни удивления, лишь сплошное безразличие спустя столько лет при упоминании о родственниках или вообще о таком слове, как «семья».

– Ясно, – вздыхаю я. – Ну, давайте прогуляемся.

Погода действительно хороша. Ветра нет, солнце не припекает. Тихо. Безмятежно.

Но мне не хватает именно этого проклятого мятежа.

Чтобы солнце сожгло кожу. Чтобы ветер растрепал до состояния гнезда волосы. Чтобы тучи моментом затянули притягательную небесную лазурь и установили свои грозовые правила.

– Я не буду грузить тебя ненужной лирикой. Тебе оно ни к чему, – разрезает молчание спустя несколько пеших минут Меган, когда мы доходим до развалившегося фонтана в центре небольшого круглого сквера. – Скоро ты выйдешь из этого места и начнешь жить самостоятельно, поэтому…

Она достает из красивой бордовой сумки толстый конверт и без колебаний протягивает его мне. Я же впервые за долгое время начинаю переживать.

– Ничего не понимаю, – нервно усмехаюсь я. – Вы издеваетесь? Моя так называемая мамаша пытается через вас откупиться? Спустя хренову тучу времени?

– Моя сестра не знает о том, что я здесь, – резко отрезает Меган, закрыв глаза.

Замечаю, как она напрягается и как утяжеляется ее дыхание.

Неужто она ненавидит родную сестру?

– Допустим.

– Дафна, – женщина расслабляется и смягчается, после чего аккуратно вкладывает конверт мне в руку. – Это единственное, чем я могу помочь тебе. Мне стоило не малых трудов построить свою жизнь, что тебе тоже вскоре предстоит начать делать. Поэтому, хотя бы материально, но я немного поспособствую этому. Не отказывайся.

– Если хотите помочь, то почему не взяли меня под опеку?

– У меня нет для тебя ответа на этот вопрос.

Я с недоверием сжимаю хрустящую бумагу ладонью. Меган по-доброму усмехается и приглаживает мои непослушные кучерявые волосы с незнакомым мне трепетом.

Сердце бешено заходится, горло сдавливает.

– Правильно делаешь, что продолжаешь не доверять. Ты имеешь на это полное право после всего, через что тебе пришлось пройти. Ты имеешь право на все, чего хочешь. Очень надеюсь, что ты сможешь взять от жизни все и неважно, какими способами, – подобно гипнозу нашептывает женщина. – А еще ты невероятная красавица. Я, если честно, приятно удивилась этому, когда ты только подошла ко мне.

– Моя внешность – единственное, чем я все еще горжусь, чего не скажешь о происхождении.

– Тебя можно понять, – кивает она. – Но, пожалуйста, будь осторожна. Не позволь красоте погубить тебя больше, чем это уже есть.

Меган говорила. Что-то рассказывала. О матери, о том, почему так получилось. А я глотала у нее на плече соленые слезы, стараясь не всхлипывать слишком громко и не трястись слишком сильно. Плакала я… Нет, не из-за матери.

Когда моя – боже, как это дико звучит – незваная тетя уехала, не оставив никаких контактов, я осталась сидеть на скамейке у фонтана. Я сминала дрожащими руками конверт и шмыгала носом от представления, в какое еще большее дерьмо могла превратиться моя жизнь без денег, без родителей, безо всякой поддержки. Что же я натворила в прошлой жизни, за что оказалась предначертана такая расплата?

Я сидела в сквере до тех пор, пока не начало смеркаться. Сидела, думала и боялась, что никогда не смогу выкарабкаться из этой грязи.

После я сбежала.

В общем-то, с этого все и началось. С небольшой пачки банкнот и с напоминания о том, что у меня есть главное оружие женщины – красота. Но также по-прежнему имеется неизбежная, структурная уязвимость.

Банальные человеческие чувства.

Глава 1

Дафна

Я люблю деньги.

Люблю роскошь. Люблю блестящие до неприличия туфли, идеально струящиеся по фигуре платья, ожерелья на бархатных подушечках и дорогостоящее игристое. Игристого побольше.

Люблю все мерцающее, что мне не принадлежит, но рано или поздно все равно становится моим.

И как же нелепо это все идет вразрез с тем, где я нахожусь.

Гостиничный номер класса эконом навевает тоску. Доисторическая коричневая мебель, второсортная ткань постельного, на котором я распласталась в одной черной шелковой рубашке. По соседству валяется коробка с недоеденной Диаволой. Не такая уж она и острая, как о ней отзываются, либо в этом городе попросту не умеют готовить.

Я сажусь и тянусь за пачкой сигарет на тумбе. В очередной раз тяжело вздыхаю от мысли, что здесь все пропитано дешевизной, после чего выхожу на крохотный, полуразвалившийся балкон и закуриваю.

Будапешт. Величественный, монументальный. Место моего рождения и место, где еще в пеленочном возрасте от меня отказалась мать. Позже от объявившейся и быстро пропавшей с радаров родни в виде тети выяснилось, что я была лишним и незапланированным пятым ребенком в семье. Поэтому меня выкинули. Разумно.

Никотин не расслабляет. Я не могу этого сделать с тех пор, как сошла с самолета в этом чертовом городе. В глубине души понимаю, что город ни в чем не виноват, виновата лишь людская тупость, но это тоже не облегчает участи. Не делает этого и мой координатор, что неправильно ввел данные в пятизвездочном отеле при брони, из-за чего приходится ютиться в единственной свободной лачуге поблизости с центром.

Ветер играет с шелковой тканью, едва достающей мне до бедер, и с вывалившимися из пучка кудрями. Пасмурная погода добавляет мрачности. Хочется взвыть и напиться до беспамятства. Но открывающийся вид отчаянно старается перекрыть весь негатив, которым я была преисполнена.

Не дешевый и впечатляющий. То, к чему я стремлюсь всю свою жизнь, сотканную из ласковой лжи и бархатного притворства, и под доброй дозой алкоголя на это ведутся озабоченные богатеи. Они обладают тем, что затем я «забираю» и перепродаю другим, не менее заинтересованным людям – ювелирные украшения. Кольца, браслеты, увесистые колье. Что-то порой удается даже присвоить, чтобы побаловать себя любимую.

Жизнь никогда не была справедлива. Поэтому, в какой-то момент я решила ей соответствовать. Распрощаться с наивными грезами о том, что я смогу честным путем и без чьего-либо плеча подняться в люди. Так бывает только в сказках, а моя жизнь не напоминала ее еще с первых секунд.

Телефон вибрирует на подоконнике. Я делаю затяжку, жмурясь от попавшего в глаза дыма, и отвечаю на звонок.

– Скажи, что ты нашел мне жилье получше. Если нет, то я бросаю трубку и не хочу тебя больше слышать.

– Мне безумно стыд…

– Я бросаю трубку.

– Нет, стой! Ты не можешь на меня дуться бесконечно!

– Дуются дети, Питер, а я хочу тебя пристрелить. Клянусь, еще немного, и я воплощу это в реальность!

– Это была случайность!

– Ты случайно накурился, затащил в постель очередную белобрысую пассию и хорошенько оттрахал ее под кайфом?

– Хочешь, с тобой тоже как-нибудь попробуем?

– Кретин… – шиплю я и тушу окурок в пепельнице. – Мне не смешно. Вообще.

– Значит, обязательно попробуем, – в динамике раздается хитрый мужской смешок. – Вообще-то, я по делу. У нас могут возникнуть проблемы.

– Да неужели? – я не удерживаю иронию в голосе, продолжив уже ласковей. – Питер, дорогой, тебе жить надоело? Какие, к черту, проблемы?

– Дафна, возьми себя в руки и успокойся. Иначе ты все провалишь.

Возьми себя в руки. Легко сказать.

– Я слушаю тебя.

– Ты слышала когда-нибудь о Теодоре Хардмане?

– А должна была? – усмехаюсь я, плюхнувшись на кровать.

По правде, я действительно никогда не слышала этого имени, и вряд ли придала бы ему значение, даже если бы оно означало принадлежность к потомку королевских кровей.

– Мафия, Дафна. Не та, с которой мы имели до этого дело. Человек, с которым ты должна сблизиться на этой выставке, является его близким другом. Постарайся сделать так, чтобы тебя не заметил Хардман. Он тоже там будет.

– Ты меня вновь не смог удивить, Питер. До связи.

Я сбрасываю звонок, раздраженная всем: ситуацией, предупреждением, отсутствием новизны, и иду за единственной бутылкой шампанского неизвестного мне, наверняка не самого хорошего производителя, что смиренно ожидала своего часа в маленьком, пожелтевшем от времени и эксплуатации холодильнике.

Полиция, мафия – мне нет до них дела. Что одни, что другие любят деньги. Как и я. Пользуются своим положением в обществе, наплевав на нормы и, вторые – на законы, хотя и первые таким тоже порой не пренебрегают. Я не святая – они тоже. Мы равны.

Мы все равны.

Единственное различие заключается лишь в том, на что и в какой степени каждый из нас готов пойти ради своего. Я, ради комфорта и жизни, которую проживу счастливо и без забот, и смогу расслабиться, – на все.

Но сейчас, выкручивая пробку из бутылки, тяжело поддающуюся на мои усилия, все кажется далеким и несбыточным. А в момент хлопка и первого глотка, когда кислота напитка спасительно покалывает язык, все вновь становится на круги своя. Думаю, если я умру не в тюрьме за то, что меня рано или поздно поймают с поличным, то на свободе от алкогольной или никотиновой зависимости.

Мне нет дела ни до Теодора Хардмана, ни до его приближенных, ни до его положения в мафии. Я, как и всегда, сделаю свое дело сегодня вечером и уйду с неположенным, но дорогостоящим трофеем, и получу за это увесистый гонорар.

Приятный, увесистый гонорар, что будет греть мне душу, на что больше ничто и никто не способен.

✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧⋄⋆⋅⋆⋄✧

Золотая цепь сдавливает шею. Я злюсь на себя за состояние, в котором пребываю, но одна из шестеренок в моей голове словно коротнула по неведомой причине. В груди саднит раздражающее предчувствие беды. Я перекрываю его очередным бокалом шампанского, выхваченного с подноса проходившего мимо официанта.

Нельзя давать слабину. Не сейчас, когда я в очередной раз близка к выигрышу. Мое собственное существо устраивает бунт, пока я не имею права ни на секунду отводить глаз от человека, которого позже должна обворовать.

Алистер Бейтс несдержанно смеется, демонстрируя собеседникам белозубую улыбку. Короткая ухоженная борода, зализанная прическа и костюм с отвратной вишневой бабочкой. При каждом движении в порыве эмоционального рассказа на руке мужчины отбрасывают соблазнительные блики золотые часы. Алистер – главный гость сие мероприятия, и тот, кто уже успел выкупить один из представленных ювелирных лотов – мою цель.

Я делаю глубокий вдох и подзываю коротким жестом официанта. Вручаю ему пустой бокал и беру с подноса другой, наполненный. Все должно пройти в точности так, как я запланировала. Иного не дано.

На иное у меня нет запасных шансов.

Поправив свои распущенные кудри, обрамляющие лицо и укрывающие оголенные плечи, я уверенно движусь в сторону Алистера, прислушиваясь к цокоту тонких шпилек. Прохожу мимо кучек филантропов, которым нет и дела до того, кто я такая, но мое облегающее черное платье, подчеркивающее бюст и точеную талию, с глубоким вырезом на бедре, делает свое дело.

Они не знают, кто я такая. Это распаляет их, добавляет загадочности и соблазна раскрыть загадку.

Я наигранно охаю, сделав вид, что споткнулась, и проливаю содержимое бокала прямо на Бейтса. Прикрываю рот ладонью, облаченную в черную вуаль перчатки, и рассыпаюсь в извинениях. Алистер шипит и хочет уже выругаться на виновника, намочившего пиджак, но обращает внимание на меня, и его настрой меняется.

– Господи, мистер Бейтс, я прошу прощения! Видимо, перебрала с шампанским. Я оплачу вам химчистку!

Крючок.

– Бросьте, – отмахивается Алистер и стягивает пиджак, вручив его подоспевшему помощнику. – Этот пиджак не так уж и легко испортить.

Мне остается только надеяться на то, что купленное мужчиной украшение осталось не в пиджаке, а в кармане брюк. Черт!

– Безумно стыдно, – я прикрываю лицо руками, растягивая алые губы в смущенной, неловкой улыбке. – Такое грандиозное мероприятие, что на ногах не могу устоять.

Бейтс смеется, после чего окидывает меня оценивающим взглядом, и остается удовлетворен зрелищем, когда взор цепляется за грудь, поддерживаемую черным корсетом.

– Мисс…?

– Дафна, – мягко произношу я, склонив голову в поклоне. – Зовите меня просто Дафна.

– Имя вам под стать, – ухмыляется Алистер, наслаждаясь моей учтивостью. – Не желаете выпить, Дафна?

– Думаю, мне уже хватит на сегодня, – хихикаю я. – Еще одна попытка упасть, и мои каблуки этого не перенесут.

– Моя рука в вашем распоряжении, если вдруг вы вознамеритесь снова упасть.

Я заливисто смеюсь и обхватываю подставленный Алистером локоть, и мы следуем к бару.

Бейтс рассыпается в любезностях только лишь потому, что им овладевает похотливый интерес. Он ведется на мою покорность, на наигранное смущение, на мимолетные прикосновения, которыми я подпитываю его азарт.

Алистер пьет все больше, а я делаю вид, что понимаю его второсортный юмор.

Правда заключается в том, что мужчина, перед которым я добровольно и по-настоящему склонила бы голову, должен был быть по меньшей мере Балдуином IV Иерусалимским.

– Какая работа понравилась тебе больше всего? – Бейтс облизывает нижнюю губу, и его стеклянный от опьянения взгляд ложится на мое оголенное колено, когда я закидываю ногу на ногу. – Что нравится такой роскошной женщине?

– То, что ты не потянул бы никогда в жизни, тупица, – проносится у меня в голове.

Также, как и деньги, я люблю секс. Без обязательств. Но мысль, что когда-нибудь я смогу отдаться человеку не только телом, но и прогнившей душой, возбуждает куда сильнее.

– Есть кое-что… – вкрадчиво шепчу я и склоняюсь к Алистеру, размещая свою руку у него на бедре. Он довольно хмыкает и машет, мол, продолжай. – Но вы это сегодня уже купили, мистер Бейтс.

Его имя я выдыхаю томно, при этом чуть сжимая мужское бедро. Бейтс ерзает от нетерпения. В его мыслях я уже наверняка отсасываю ему, стоя на коленях в уборной.

– Что я получу взамен, если покажу тебе его? – Алистер кончиками пальцев дотрагивается до холмиков моих грудей.

Мне становится тошно от прикосновения нежеланного мной мужчины, но такова моя работа. Я думала, что привыкла. Но нет.

Я игнорирую желание стряхнуть с себя руку Алистера и наклоняюсь к нему еще ближе, елейно шепча уже на ухо:

– Такую роскошную женщину, как я. Так, как захочешь. И столько, сколько захочешь.

Бейтс едва ли не кончает от этих слов. На то и расчет. Он нервно тянется в карман, выуживая из него долгожданную бархатную коробочку.

– Надеюсь, ты будешь того стоить.

Мерзость.

Мое дыхание останавливается, когда черная крышечка поднимается и открывает взору то, чему в моем клатче смиренно выжидает своего часа качественная реплика.

Ободок с переплетением золотых цепей. Бриллиантовая огранка удерживает восхищающий глубиной цвета изумруд квадратной формы. Сочетание винтажного и современного стилей в одном восхитительном кольце.

Которое я никогда не смогла бы себе позволить честным путем.

Глава 2

Тед

Видит Дьявол – я не хотел ехать к Бейтсу. Пусть он и был мне «хорошим другом», одним из немногих, кто всегда смиренно закрывал глаза на все незаконные дела, которыми я промышлял, я все равно не хотел принимать его приглашение. Настроение было на редкость паршивым.

Стрелка спидометра колышется за пределами двухсот. Я обгоняю машину за машиной, не улавливая брошенных вслед отборных проклятий. Мне не нужно их слышать – я просто уверен, что они есть.

Моя рука покоится на кожаном руле, взгляд лениво оценивает обстановку вокруг. Мысленно я пью виски у бассейна при своем пентхаусе, а между ног у меня сидит хорошенькая блондинка и оттачивает навык первоклассного минета, и мне так на все глубоко плевать…

Я убираю ногу с педали глаза лишь у национальной галереи, в которой и проходит торжество. Несколько человек суетливо бросаются по сторонам, испугавшись свиста колес. Я глушу машину и вылезаю, чувствуя на себе осуждающие взгляды, и не сдерживаю ухмылки.

– Я почему-то ожидал, что ты явишься именно таким образом, – Нейт Леман – моя правая рука – зажимает сигарету в зубах и протягивает мне портсигар.

– Все ведь живы, – я чиркаю зажигалкой и глубоко затягиваюсь, выпуская вверх столб дыма.

– Паршивое настроение?

– Ты не представляешь, насколько.

Нейт тихо смеется и качает головой, хлопая меня по плечу. В течение нескольких минут мы курим и обсуждаем текущие дела, но я чувствую, как голова едва ли не трещит по швам от перенапряжения и всех этих разговоров.

Хардман – фамилия и кошмар наяву для тех, кто знает род моей деятельности. Пытки, черные сделки, то, что находится на обратной стороне медали общества – мой профиль. Но я давно перестал пачкать свои руки, заимев положение, когда достаточно было сделать один звонок. Я достиг желаемого – власти, построенной на страхе и крови, и все равно этого, кажется, недостаточно.

Я тушу окурок и одергиваю пиджак. Мы с Нейтом заходим в здание галереи и оказываемся в холле, где я пересекаюсь с несколькими многозначительными женскими взглядами. Возможно, все не так уж и плохо.

– Ну и где Бейтс со своей безделушкой? – вздыхаю я, пряча руки в карманах брюк.

– Окучивал какую-то кудрявую девицу в баре, но, как видишь, здесь их уже нет. Видимо, добился своего.

Я хмыкаю и заказываю порцию джина у бармена.

Алистер говорил, что уже давно охотится за каким-то кольцом, за которое в этот вечер должен был отвалить бешеные деньги. Я спрашивал, к чему такие траты и усилия, на что Бейтс только невразумительно смеялся:

– Недоступное всегда желанно.

Не берусь утверждать, что он был прав – на своей шкуре не проверял. Маниакальность, с которой Алистер рассказывал о желанной драгоценности, всегда пробивала меня на смех. В те моменты он походил на ребенка, что жаждал Рождества, чтобы ему наконец вручили паровоз с конструируемой дорожкой.

– Сам лучше расскажи мне, – я обратился к Нейту, сделав глоток крепкого алкоголя. – Стоит ли это кольцо того восторга, с которым Бейтс рассказывал о нем?

– Ну… – Леман чешет на затылке свою русую шевелюру. – Вряд ли тебя можно подобным удивить. Если тебя вообще можно еще чем-то удивить.

Я с кривой улыбкой коротко киваю и делаю еще глоток, опершись локтем о барную стойку.

Мой взгляд скользит с одной фигуры на другую, с мужской на женскую, с лица на лицо, и в голове все больше укореняется мысль, что все – как один.

Жадные, надменные, предсказуемые.

Чем-то я сильно отличаюсь, в чем-то идентичен, но, как минимум, не отрицаю этого, в то время как большая часть присутствующих перед тем, как прийти сюда, нацепила фальшивые маски вместе со сшитыми по индивидуальным меркам нарядами.

Я держусь выше, но они думают, что мы наравне, и это их самая фатальная ошибка.

Высокомерие? Оно самое.

Сейчас мне не о чем было говорить ни с кем из них. То лишь дело времени. Рано или поздно наши пути пересекаются, тогда открывается роковая истина: во главе не тот, у кого больше денег.

Во главе тот, у кого руки в крови.

– Отойду, – роняю я, махнув бармену. – Повтори пока.

Делаю ставку, что за этот вечер я скурю не меньше половины пачки.

Я не успеваю покинуть холл и выйти на улицу, как из-за двери, ведущей в уборную, кто-то выскакивает и врезается в меня на полном ходу. Мои руки на автомате смыкаются на обнаженных плечах, в нос ударяет сладость, и я опускаю взгляд на виновницу происшествия, отчего-то тут же пожалев об этом.

Шоколадные кудри щекочут мои пальцы. Такого же цвета глаза смотрят на меня с изумлением и чем-то еще, что я не успеваю уловить, так как девушка отскакивает, как ужаленная, и опускается на колени – при столкновении из ее рук выпал клатч, и теперь она нервно собирает его содержимое.

Мой взгляд цепляется за что-то блестящее, до чего девушка еще не успела добраться, и только потом до меня доходит. Кольцо. Она хватает его и прячет, после чего, скрыв лицо за изящными природными локонами, намеревается ретироваться.

Я не успеваю себя одернуть, когда хватаю ее за локоть и разворачиваю к себе. Внутреннее чутье перебивает мимолетное восхищение красотой незнакомки, намекая на то, что она ведет себя подозрительно дергано.

Она смотрит с осуждением сначала на место соприкосновения, затем на меня. Ее взгляд сгущается и сочится раздражением, что поражает, но не останавливает.

Было бы смешно, если бы девушка сумела остановить меня.

– Откуда у тебя это кольцо? – твердо спрашиваю я, усиливая хват, когда она начинает дергаться.

– Отпусти меня! – вырывается девушка, после чего дерзко вздергивает подбородок. – Я сейчас вызову охрану.

– Вызывай, – насмешливо улыбаюсь я. – Они как раз помогут прояснить ситуацию.

Она поджимает губы, что подтверждает мои подозрения.

– Это мое кольцо!

– Тогда почему так спешишь уйти?

– Хочу поскорее избавиться от твоей назойливости, уж прости за прямолинейность!

Меня пробирает на смех, и я размыкаю ладонь. Девушка поправляет чуть сползшую сетчатую перчатку, обхватывающую тонкую руку, и я не сдерживаюсь – разглядываю незнакомку полностью. Плавные изгибы под обтягивающей черной материей пленяют.

Хороша. Слишком.

– Я еще не проявил всей назойливости, которую могу. Так что лучше просто скажи правду.

– У тебя какие-то проблемы? – с вызовом шипит девушка, делая шаг ко мне.

Я ухмыляюсь, достав из внутреннего кармана пиджака пачку.

– У меня – нет. А вот у тебя они вовсю назревают, красавица. Я сегодня не в самом хорошем расположении духа, так что будь повежливей.