Естественная история драконов: Мемуары леди Трент

Джейкоб улыбнулся. Некоторое время мы ели молча. Вошедший лакей убрал тарелки, а затем подал пудинг.

В кои-то веки пудинга мне не хотелось, и вязкое тесто, начиненное изюминами, улеглось в желудке тяжелым комком. Я нехотя ковыряла пудинг, а Джейкоб на том конце стола с наслаждением поглощал свою порцию.

Стоило мне понять, что вдруг испортило мне настроение, слова слетели с языка прежде, чем я смогла удержаться:

– Я хочу поехать с тобой.

Джейкоб, только что отправивший в рот вилку с кусочком пудинга, замер, глядя на меня. Медленно вынув вилку изо рта, он отложил ее на тарелку, прожевал и проглотил пудинг.

– В Выштрану?

– Да.

Я пожалела о своей несдержанности. Если хоть какой-то шанс на успех и был, то заводить разговор следовало не так. Не стоило высказывать своих желаний столь прямолинейно.

Судя по выражению лица Джейкоба, я не ошиблась.

– Изабелла… Совершенно исключено, и ты прекрасно понимаешь это.

Да, я понимала. И все же…

– Прошу тебя, – сказала я. Слова эти прозвучали тихо, но я вложила в них всю душу. – Я бредила драконами с детства. Ты знаешь об этом, Джейкоб. И сидеть дома, сложа руки, когда другие отправляются к ним и увидят их собственными глазами…

– Изабелла…

– Я хочу сказать, настоящих – не карликов, а взрослых. Настоящих драконов, живущих на воле, а не сидящих на цепи в зверинце на потеху королевским фаворитам. Кому, как не тебе, знать, сколько я прочла о них, но слова – это ничто. Гравюры могут создать иллюзию реальности, но многие ли из граверов сами видели изображаемый ими предмет? Возможно, это мой единственный шанс, Джейкоб.

Я остановилась и сглотнула. Казалось, стоит ослабить бдительность, и съеденный пудинг тут же вернется наружу.

– Изабелла… – голос Джейкоба звучал тихо, но настойчиво. Не в силах поднять на него взгляд, я уставилась в тарелку. – Я понимаю твой интерес и всячески его поддерживаю – поверь, это так! Но не могу же я взять в подобную заграничную поездку жену. Конечно, наш маршрут будет пролегать по цивилизованным местам, но в выштранских горах цивилизации нет. Я знаю, ты читала об этом. Представь себе, что прочитанное вдруг стало реальным. Выштранские крестьяне тяжко трудятся и едва могут прокормиться. Думаешь, у них найдется для нас комфортабельный отель? Или прислуга хоть сколько-нибудь лучше местных девушек, которых мы наймем в услужение, действительно знающая, как заботиться о людях, а не об овцах? Такая жизнь – отнюдь не удовольствие, Изабелла.

– Думаешь, меня это заботит? – я грохнула вилкой об стол, даже не задумываясь, как выглядит эта сцена со стороны. – Мне не нужна роскошь, Джейкоб, меня не нужно холить и лелеять. Я не боюсь ни грязи, ни сквозняков, ни даже необходимости самой стирать свою одежду. И твою, если нужно. Я могу быть полезной – разве в экспедиции не пригодится умение делать точные зарисовки? Подумай, я могу быть секретарем. Вести записи, держать в порядке твои бумаги, следить, чтобы вы с лордом Хилфордом ни в чем не нуждались, отправляясь на полевые наблюдения.

Джейкоб покачал головой.

– А ты в это время будешь сидеть в арендованном коттедже и удовольствуешься этим?

– Я вовсе не говорила, что удовольствуюсь.

– Так и случится. Не пройдет и двух недель, как я обнаружу тебя рядом, в мальчишеском платье, переодетой пастухом.

Щеки мои обожгло жаром. Возможно от гнева, возможно, от смущения, а, может, из-за того и другого разом.

– Это нечестно.

– Я просто мыслю практически, Изабелла. Однажды ты уже приняла самовольное решение – и пострадала. Не проси меня остаться безучастным зрителем и допустить, чтоб ты пострадала снова.

Я сделала медленный глубокий вдох, надеясь, что это поможет успокоиться. Но воздух словно застрял в горле. Глаза защипало. Нет, я не заплачу. Отчего мне плакать?

– Прошу тебя, – повторила я, понимая, что уже говорила это, но не в силах избежать повторений. – Прошу тебя… Возьми меня с собой.

За этими словами последовало молчание. Взгляд мой сам собой вновь уткнулся в тарелку, и я не сумела заставить себя поднять глаза, когда заговорила снова:

– Не оставляй меня здесь одну. Тебя не будет многие месяцы, а может, и целый год – и что же мне делать?

– У тебя есть подруги, – мягко ответил он. – Пригласи одну из них погостить у тебя. Или поезжай навестить семью – уверен, они будут рады, – негромкий звук; должно быть, смех. – Продолжай работу над искровичками, если это доставит тебе радость.

– Не доставит! Этого мало. Джейкоб, прошу тебя. Я не винила тебя за частое отсутствие, когда была в депрессии, но если ты уедешь так надолго, я буду чувствовать, что…

Слова застряли у меня в горле. Я не могла произнести этого, рассказать ему обо всей глубине страха и неуверенности, созданных перспективой его отсутствия в моем сердце.

Молчание затянулось, но я никак не могла сделать вдох. Наконец Джейкоб заговорил – ровным, едва ли не безжалостным тоном:

– Изабелла, я не возражал против твоих попыток залучить меня в мужья в Фальчестере. Я не возражал, когда ты свела нас с лордом Хилфордом. Но в данном случае я не позволю тебе манипулировать мной – тем более такими методами.

Все желание расплакаться разом исчезло, сметенное волной добела раскаленной ярости. Взгляд мой взметнулся вверх. Глядя в его глаза, я вскочила; опрокинутый стул покатился по ковру. Упершись ладонями в стол, я широко расставила ноги и заговорила, не заботясь о том, как громко звучит мой голос:

– Не смей! – выпалила я. – И думать не смей обвинять меня в том, будто я пользуюсь такими вещами, чтобы манипулировать тобой! Я высказала, что у меня на сердце, и более ничего. Ты хоть представляешь себе, каково это – вынести пережитую мной утрату? Возможно, ты не винишь меня в ней, но другие винят – ты можешь думать как угодно, но они судачат о том, что я оказалась тебе плохой женой. А что они скажут, когда ты уедешь? Что будем чувствовать мы сами, когда ты вернешься? Можешь ты обещать, что разлука не отдалит нас друг от друга? А пока тебя не будет, я буду сидеть здесь, пытаясь занять себя пустопорожним светским притворством, бесконечными танцами, партиями в карты и прочими ни черта не значащими для меня вещами и зная, что единственная возможность увидеть настоящих драконов пришла и ушла, исчезла навсегда!

Слова иссякли. Тяжело дыша, я продолжала смотреть в побледневшее лицо Джейкоба. В глазах тревожно помутилось, но после этой тирады я не могла сказать ничего – ничего, что помогло бы хоть немного загладить выплеснутую на мужа злость. Леди просто-напросто не подобает говорить с мужем так.

Сказать мне было нечего, но и оставаться с ним в молчании я тоже не могла.

Резко развернувшись, едва не споткнувшись о перевернутый стул, я выбежала из комнаты прочь.

* * *

Джейкоб не стал догонять меня и не пришел ко мне в спальню тем вечером. (После выкидыша мы спали порознь, чтобы мой беспокойный сон не тревожил Джейкоба.) На следующее утро я поднялась в обычный час, но одевалась медленно: очень уж не хотелось спускаться вниз и попадаться на глаза мужу после вчерашней вспышки. Хуже того, я и сама не знала, что думаю о ней, и никак не могла понять, сожалею о своем поступке или нет.

Наконец сила воли победила трусость, и я спустилась вниз, но обнаружила, что Джейкоб велел оседлать коня и уехал. Когда он вернется, слуги сказать не могли, и это тоже вовсе не улучшало настроения.

Я села отвечать на письма, но мой почерк оказался просто отвратительным, что вполне отражало мои чувства, и вскоре я с отвращением бросила это занятие. Погода была прекрасной, и я отправилась в сад, но он, как я уже говорила, был совсем крохотным – не из тех, что могли бы занять меня надолго. Наконец я пошла в сарайчик, где держала искровичков и свои записи, хоть и была не слишком расположена работать.

Войдя, я опустилась на табурет и устремила невидящий взгляд к стройным рядам пропитанных уксусом искровичков. Каждый стоял на карточке, заполненной аккуратнейшим почерком, с указанием даты и места поимки, длины, размаха крыльев и веса. Они были расставлены по категориям, основанным на моих исследованиях, и сгруппированы согласно подвидам, которые я начала распознавать. Один из них плавал в стоявшей на рабочем столе банке с уксусом, ожидая препарирования. Я взяла хирургический скальпель, которым пользовалась для этого, но тут же положила его на место.

Такое времяпровождение вряд ли приличествовало даме… Однако это было ближе всего к тому, чем я на самом деле хотела бы заниматься. Детское увлечение, на долгие годы похороненное после происшествия с волкодраком, дало всходы во время экскурсии в зверинце, а теперь на этих всходах распустились цветы. Мне хотелось не только увидеть, но и исследовать драконов. Хотелось расправить крылья разума и посмотреть, как далеко я смогу улететь.

Хотелось, говоря коротко, вести интеллектуальную жизнь джентльмена – или хотя бы приблизиться к этому, насколько возможно.

Осторожно, несмотря на полный упадок духа, я взяла искровичка и принялась разглядывать совершенство узора крохотных чешуек, изящные крылья и голову с шипастыми гребнями – миниатюрными, но оттого не менее хищно выглядящими. Внешне искровички несколько отличались от драконов, но умели выпускать облачка бесконечно маленьких искр – первопричины их названия и, как я полагала, средства привлечения брачных партнеров, подобного мерцанию светлячка.

От этой мысли мне сделалось еще хуже. Поставив искровичка на место, я повернулась к книге, оставленной мной на столе. Книга была раскрыта на диаграмме, изображавшей анатомическое строение виверны, которая, по моим соображениям, вполне могла состоять с искровичками в родстве. Если это действительно так, то искровички – отнюдь не насекомые…

На страницу, затмив рисунок, упала тень.

Это мог быть и слуга, но я поняла, что это не так, еще до того, как молчание затянулось настолько, что слуга давно объявил бы, с каким делом явился. Я узнала шаги мужа.

– Я подумал, что застану тебя здесь, – сказал Джейкоб, немного помолчав.