Обращая сумрак в свет

Что ж, ладно. Если такова цена права взглянуть на таблички, я ее заплачу. Судя по всему, что я слышала о лорде Гленли, над находкой своей он трясется, будто мать-дракониха над кладкой яиц. (Кстати, отчего эта метафора у нас до сих пор в ходу, хотя гранмама неопровержимо доказала, что большая часть драконов яиц не высиживает?) Таким образом, внушить ему столь неодолимую тягу опубликовать свое новое приобретение могло разве что только чудо, и как-то сомнительно мне: не вздумается ли ему пойти на попятную? Если вдруг вздумается… ну нет, тайком утащить с собой копии своих записей я отнюдь не побрезгую, и будь что будет. Не сомневаюсь, залог отец за меня внесет, а после я предстану перед судом этакой трогательной, целеустремленной приверженкой науки, и газетчики подобный спектакль проглотят сразу же, только подавай.

Увидев меня, лорд Гленли здорово опешил – и, полагаю, вовсе не оттого, что я до нитки промокла. Обычно люди склонны забывать, кто такова моя мать, хотя все, что бы наше семейство ни сделало, неизменно попадает на первые полосы газет, потому и ожидают, что я окажусь типичной ширландкой, потому и удивляются, обнаружив, что это не так.

Однако опомнился он, стоит отдать ему должное, быстро.

– Мисс Кэмхерст, – заговорил он, вспомнив о подобающей случаю учтивости, – добро пожаловать в Стоксли. Сожалею, что дорога оказалась для вас столь утомительной.

– Похоже, здесь настоящий сезон дождей, – сказала я, в то время как с меня вовсю текло на мраморный пол. – Но ничего. Если бы всю дорогу сюда пришлось плыть, я и на это пошла бы. Когда я могу приступить?

Тут лорд снова опешил.

– Приступить к… Девочка моя дорогая, вы ведь едва в дом вошли! Мне бы и в голову не пришло вот так, с порога, усаживать вас за работу.

«Девочка…» Мне это обращение – всегда как кость в горле. Я в свои двадцать три женщина вполне взрослая, но, видимо, так и останусь в глазах окружающих девчонкой, пока не поседею или замуж не выйду.

– Вы меня за работу и не усаживаете, – сказала я. – Я сажусь за нее сама. Сказать откровенно, мне просто не терпится взглянуть на вашу находку. Позвольте только досуха вытереться, и…

Но, разумеется, я напрасно сотрясала воздух. Вначале мне непременно должны были показать мою комнату. Затем горничная лорда Гленли пыталась настаивать на горячей ванне: дескать, я ведь, должно быть, продрогла до самых костей. Признаться, я вправду немного озябла, но это меня ничуть не заботило. Насухо вытершись, я бросила взгляд в зеркало и обнаружила, что волосы, как обычно, когда на дворе сырость, торчат во все стороны. Горничная предложила поправить дело, но, очевидно, как совладать с моей гривой, не имела ни малейшего понятия. Заколов волосы сама, я переоделась в сухое и двинулась на вылазку, чтоб разыскать хозяина и заняться, наконец, тем, ради чего явилась.

Только вот ему, конечно же, непременно потребовалось устроить мне тур по фамильным хоромам – исключительно ради возможности показать собранную коллекцию. У этого человека совершенно нет вкуса! Чувства последовательности – и то никакого. Нагромоздить вокруг койяхуакских фресок никейские фризы, а перед всем этим поставить йеланскую вазу чудовищной величины, так что за ней ничего не разглядишь – это, скажу я вам, ни в какие ворота. А что до драконианских реликвий… похоже, ему неизвестно, а то и безразлично, что стенные росписи, традиционно помещаемые над кладкой яиц, нависают прямехонько над погребальной стелой. Увидев подобное, древние пришли бы в ужас, но я, загодя предупрежденная Симеоном, лишь охала да ахала, чего от меня и ждали, а морщилась только когда хозяин повернется спиной.

Но вот, наконец, мы перешли к делу.

– Должен вам сообщить, мисс Кэмхерст, – заговорил лорд Гленли, – что к сему начинанию у меня имеется ряд требований. Если они окажутся для вас приемлемыми, можете приступать к работе завтра же.

Неудивительно, что табличек он все еще не показал! Прошу заметить, он мог бы известить меня об этих «требованиях» прежде, чем я приеду в такую даль… но нет, лорд Гленли – отнюдь не круглый дурак и прекрасно знал, что мне много труднее будет отказаться, если таблички здесь, рядом, отделены от меня всего-то парой тоненьких стен.

– С радостью выслушаю ваши требования, – как можно любезнее сказала я.

– О, они вовсе не обременительны, – заверил эрл. – Во-первых, мне потребуется, чтоб вы работали здесь, не вывозя табличек куда-либо еще. Разумеется, частью причитающегося вам гонорара будет полный пансион на весь необходимый срок. Доставку сюда необходимых вам вещей я тоже возьму на себя.

Остаться в Стоксли? Что ж, этому удивляться не стоило: при изучении материалов из чьей-либо частной коллекции подобное вполне разумно. Однако труд, по словам Симеона, предстоял долгий, а значит, мне придется провести здесь не один месяц…

Впрочем, спорить я даже не думала.

– Совершенно верно. Пожалуй, много вещей мне не потребуется: я привыкла жить на борту корабля, когда все пожитки умещаются в одном рундуке, и тот по большей части наполнен книгами.

Лорд Гленли кивнул, да так, что мне сразу же сделалось ясно: моя личная жизнь ему ни капли не интересна.

– Во-вторых, мне не хотелось бы, чтобы хоть слово о содержании этих табличек утекло на сторону, пока я не буду готов представить перевод обществу во всей его полноте. На основании разрозненных отрывков люди начнут строить всевозможные предположения и чего только не навыдумывают… Словом, я бы хотел опубликовать весь текст целиком.

Вот тут, дневник, я едва не пискнула от досады! Ну конечно, ему хочется со всей помпой представить публике полный текст, и, говоря откровенно, в этом его трудно упрекнуть. Разумеется, людям гораздо интереснее прочесть сразу все, пусть даже публикация фрагментов по ходу дела была бы много обычнее. Однако, учитывая объем основного текста, все это означает, что дожидаться возможности поделиться им с миром придется целую вечность!

Подумала я над словами хозяина, поразмыслила…

– «Утекло на сторону»? Что именно вы под этим…

– Под этим я имею в виду, что делиться сведениями о тексте вам не позволено ни с кем. Ни с кем, пока не закончите. Боюсь, мисс Кэмхерст, я должен настаивать на сохранении тайны – не сомневаюсь, вы меня в этом поймете.

О, да, понимаю. Он – алчный старый червь, это очевидно, а еще понятия не имеет, как работают над подобными задачами.

– Но что, если я столкнусь с затруднениями? Консультации с коллегами-учеными в ходе работы – практика общепринятая.

– Мне дали понять, мисс Кэмхерст, – деланно изумился эрл, – что вы – один из лучших специалистов в своей области знания. Ваш дед был пионером расшифровки драконианского языка, а ваша бабушка… ну, что ж, ее репутация известна на весь мир. Доктор Кейвелл из Томфри сказал, что вы начали изучать драконианский шести лет от роду. Но если вам не обойтись без консультаций с другими, мне, вероятно, следует обратиться к кому-либо из них.

Меня так и бросило в жар.

– Я говорю вот о чем: древние тексты зачастую очень расплывчаты. Мне может потребоваться сравнение вашей находки с другими табличками, хранящимися в том же Томфри, или в частных коллекциях.

Это была лишь одна из причин, но других, которые он не примет за признание в некомпетентности, мне на ум не пришло.

– Но вы, разумеется, можете сделать это, не раскрывая того, что удалось узнать вам, – заметил Гленли.

Да, я могла, но сколько же будет мороки! Однако… альтернатива – не работать с его находкой вообще. Между тем этот субъект прекрасно понимал, насколько его предложение для меня соблазнительно, и насколько эти условия уязвляют мою гордость.

Итак, я согласилась. Разумеется, я согласилась. Как могла я поступить иначе?

– Прекрасно! – воскликнул он с таким пылом, будто искренне волновался, как бы я не отказалась. – Тогда завтра, с самого же утра, и приступайте к делу. Я, знаете ли, даже ассистентку для вас подобрал.

Ну и двуличие! Вначале я все должна держать в тайне, затем он подсовывает мне какую-то незнакомку, сказав лишь, что с ней я увижусь завтра. И прежде, чем я успела высказать все, что об этом думаю, спросил, как скоро я, на мой взгляд, смогу закончить.

Тут я в лицо ему чуть не расхохоталась. Как я могу что-либо предугадать, не видя текста? Но, что бы ни утверждал Симеон, с самообладанием у меня вовсе не так уж скверно. Вдобавок, тот же Симеон рассказал мне и о размерах табличек, и о плотности шрифта, и об архаичности языка, и всего этого для грубой оценки было вполне достаточно.

– Как вы понимаете, многое будет зависеть от вразумительности текста. Но я бы предположила… Возможно, по две таблички в месяц.

– Великолепно, – обрадовался лорд Гленли, звучно хлопнув себя по колену. – Это, мисс Кэмхерст, меня более чем устраивает.

Видя такое довольство, я смерила эрла недоверчивым взглядом.

– Тут следует кое-что уточнить. По две таблички в месяц, если дело пойдет гладко, чего может и не случиться. И то через месяц мы получим лишь черновик, отчетливое понимание смысла текста. Окончательная шлифовка, проверка точности перевода – все это займет гораздо больше времени.

Но от моего уточнения лорд Гленли попросту отмахнулся.

– Разумеется, я понимаю: исследований потребуется еще немало, но ведь главное – понять, что там сказано, верно? А тонкости могут и подождать. Сможете вы подготовить публикацию, скажем, к ближайшему гелису?

То есть, за десять месяцев. Прибегнув к простой арифметике – семь месяцев на четырнадцать табличек – он помянул бы фруктис, а если бы говорил в общем, сказал бы что-нибудь вроде «за год». Гелис же… словно бы и случайно, и в то же время срок вполне определенный.

И я без труда догадалась, откуда он мог взяться.

Возможно, с моей стороны об этом лучше было бы промолчать. Однако, стоило только подсчитать кое-что в голове, с языка само собой сорвалось:

– Значит, к Фальчестерскому Конгрессу.

Действительно, могла бы и раньше понять, к чему дело идет. Отчего еще ему могло вдруг так захотеться выполнить перевод, если он вплоть до этих самых пор прятал свою коллекцию от всего света, кроме близких друзей? Да оттого, что следующей зимой откроется этот самый конгресс! С прибытием в Фальчестер драконианской делегации, с началом обсуждения будущего Обители все вокруг только и будут думать, что о драконианах… и перевод древних текстов, определенно, сметут с полок книжных лавок вмиг.

Лорд Гленли деликатно кашлянул.

– Да, это будет весьма кстати.