Субботнее утро. Я сижу в «Старбаксе» за столиком у окна, пью любимый карамельный макиато и смотрю на дождь. Мне не по себе. Страшно. Но я не знаю, с чем связан этот страх и как его побороть.
Несмотря на раннее субботнее утро, за окном кипит жизнь: спешащие люди с разноцветными зонтами, несущиеся машины, вездесущие скутеры. Отвожу взгляд от окна и делаю большой глоток.
Новый город.
Новая страна.
И новая жизнь.
Теперь я экспат, и впереди целая неделя, чтобы освоиться на новом месте, переехать из отеля в арендованную квартиру и приступить к работе.
Я составляю в телефоне список дел на предстоящую неделю, когда вдруг слышу глухой падающий стук. Оборачиваюсь – сидевший за соседним столиком пожилой мужчина лежит на полу без сознания. Немногочисленные посетители испуганно вскрикивают. Какая-то девушка прикладывает руку к губам. Но никто не шевелится.
Я вскакиваю со стула, бросаюсь к нему и опускаюсь на колени. Склоняюсь над мужчиной, осторожно трясу его за плечо.
Никакой реакции.
Наклоняюсь ухом ко рту и носу мужчины – пытаюсь услышать его дыхание. Дыхания нет. Испуганно оглядываюсь и вижу проходящего мимо мужчину в черной спортивной толстовке с накинутым на голову капюшоном.
– Человек не дышит. Вызовите скорую!
Мужчина склоняется над ним, прикасается к его ладони и резко встает.
– Скорая ему не поможет. Он умрет через пятьдесят две секунды, – говорит незнакомец и направляется к выходу.
Я замираю от его ответа: сухого, равнодушного и бессердечного. Что за придурок?!
– Эй! – кричу я. – Как вы можете такое говорить?!
Но он уже скрывается за дверью.
– Я вызвала скорую, – быстро говорит девушка в униформе. – Они скоро будут.
Я лихорадочно вспоминаю дисциплину первой доврачебной помощи, которую проходила в университете. Сердечно-легочная реанимация. Отклоняю назад голову мужчины, расстёгиваю ему рубашку и облегчаю доступ воздуха. Прижимаюсь ухом к груди – она неподвижна. Кладу руку на шею и пытаюсь прощупать пульс. Ничего.
Он мертв?
Мое собственное сердце замирает в ужасе.
Не раздумывая ни секунды, нажимаю на грудную клетку. Тридцать ритмичных нажимов без перерыва. Прижимаюсь ртом ко рту мужчины, зажимаю его нос и делаю два выдоха в его легкие. Снова проверяю пульс. Его нет.
Повторяю процедуру. Но мужчина по-прежнему не дышит. Меня охватывает панический страх. На глазах появляются слезы. Я продолжаю реанимацию, но мужчина лежит неподвижно. И тогда я поднимаю над головой сжатые кулаки и изо всех сил ударяю по его грудной клетке. Мужчина дергается, делает еле заметный вдох и начинает кашлять. Потом его рвет.
Я чувствую облегчение. Поворачиваю его на бок, чтобы не подавился рвотой. Мужчина приходит в себя и глубоко вдыхает воздух.
– Все хорошо. Лежите и дышите.
Когда прибывает скорая помощь, один санитар накрывает его рот и нос кислородной маской, а другой укутывает одеялом. Я стою рядом и наблюдаю. Затем поворачиваюсь, забираю из общей корзины свой ярко-фиолетовый зонт и выхожу на улицу.
Льет как из ведра. Раскрываю зонт и тороплюсь домой.
Ненавижу дождь.
3
Дан
Неделю спустя. Пятница, 8 апреля
Три. Два. Один.
22:04
Время ее смерти…
Я просыпаюсь в холодном поту рано утром. Рывком сажусь на кровати и тяжело дышу. Пытаясь справиться с пульсирующей болью, сплетаю и расплетаю пальцы. Мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя.
Это всегда один и тот же сон. Мое подсознание играет со мной в жестокие игры.
Я иду в кухню, наливаю в стакан воды и залпом осушаю его. Поднимаюсь в спортзал на беговую дорожку. После сорокаминутного бега иду в ванную, включаю душ на полную мощность и встаю под холодные струи.
Перед глазами все еще стоят цифры на ее ладони: ноль часов, ноль минут и четыре секунды. Проклятые, мать твою, цифры, которые я вижу у всех людей! Цифры, показывающие продолжительность их жизни! Они всегда светятся черным огнем на тыльной стороне ладони человека. Похожи на татуировку. Каждый раз, когда встречаю людей, вижу их время. Будь то молодая девушка, у которой впереди тридцать лет, восемьдесят дней, пять часов, две минуты и три секунды; или старик, жить которому осталось последние три минуты.
Хуже всего, что стоит мне коснуться чьей-то ладони, как в голове сразу мелькает вспышка – последние семь секунд жизни этого человека. Но даже зная, когда и как погибнет человек, предотвратить это невозможно.
Я пытался. Бессчетное количество раз.
Спасатель из меня хреновый, а исход всегда один – смерть.
Мой дар – сущее проклятье. К тому же он совершенно бесполезен. Что хорошего в том, что я знаю, сколько кому предначертано, если ничего не могу изменить? Все, что я могу сделать – это отгородиться от внешнего мира, провести барьер в виде черных солнцезащитных очков, которые ношу днем и ночью.
Я выяснил это не сразу. Оказывается, что каждый раз, когда я надеваю солнцезащитные очки, цифры пропадают, и я становлюсь нормальным человеком. Конечно, я продолжаю слышать их приглушенное тиканье, но отношусь к этому как фоновому шуму.
Открываю стеклянную дверцу душевой кабины, беру полотенце и вытираюсь. Оборачиваю полотенце вокруг бедер, приглаживаю мокрые волосы и подхожу к панорамному окну. Наблюдаю за розовыми полосками рассвета и верхушками многочисленных небоскребов.
Работа, пожалуй, это то, что заставляет меня вставать по утрам. Держаться за ту грань разума, что еще не стала безумной. Мне необходима эта рутина. И моя работа – это все, что у меня осталось.
Надеваю костюм, сверху черное пальто. Как только выхожу из здания, достаю сигарету, делаю затяжку и выпускаю клуб дыма. Достаю из кармана темные очки, надеваю и иду к лимузину.
Сегодня у меня запланировано несколько деловых встреч. Секретарь Гао уже ждет меня у выхода, приветствует легким поклоном с присущей ему вежливой улыбкой. По мужчине и не скажешь, что ему чуть больше сорока. Высокий и долговязый, он смахивает на баскетболиста. Гао – отличный секретарь: трудолюбивый, ответственный, организованный. И главное – не задает много лишних вопросов.
– Господин Лин, прошу вас. – Он помогает открыть мне машину, и мы садимся на заднее сиденье.
– Что у нас на сегодня?
– В десять встреча с президентом компании. После обеда совещание по продажам лекарства от гриппа.
– Отлично. Спасибо, секретарь Гао.