Руны поднебесья

34

Нахлынули на Марат Филимонович страшные чувства, и неотвязные мысли мучали его, изводили. Испуганный уходом сына, он не мог взять в толк, что сделать ему, как теперь испросить прощения, ибо действовал исходя взвешенному нужному побуждению. Его сын, пресытившийся хорошей жизнью, обратился в разнузданного, развязанного, несносного молодого человека. «Лентяя, каких свет не видывал», угрожая перейти в необратимый процесс, делая из него дегенерата… И ничто не дало бы такой результат, как вынужденная встряска, заставившая пересмотреть его же отношение к жизни в целом и спасти характерные зачатки личности.

«Так что…, попросить прощения у сына он может, это не трудно сделать, а вот прозреть Антону, о своем спасение от того пагубного мира, в котором он зомбировался, убаюкиваясь хвалебными песнями сирен – это сложно…»

– Марат Филимонович, мы вам больше не нужны, можем ехать? – прервал его размышления Кеша.

Отец повернулся и смекнул, вот кто сможет ему помочь: – Кеша и Стеша! Антон выслушает их, он им доверяет….

35

Ивушкин, припарковав машину, в каких-то дворах, зашагал по улицам, сосредотачиваясь, что ему делать дальше… Обозрев по сторонам, подняв глаза к нему, где солнце вроде и не видно было, так душно сделалось разом ему в этой столице, что захотелось бежать от сюда. Не по сердцу, не по душе, не по нутру – сложилась ситуация. Темное чувство дробило в нем сильный пульс. Хоть и раскрылся обман, хоть и уберег уважаемых людей от краха, да так одинаково безразлично стало ему на сердце ко всему и ко всем, что даже, что потеря Мальвины не огорчала его, или огорчала, но он не понял еще это.

Интересное извилистое змеем дерево, стало для Антона опорой. Уперевшись об него, спрятавшись под тенистые ветви, умом перебирал он свои ощущения. А город как чужим обратился, неуютным, пустым, выталкивая Антона за свои пределы. Да городов сколько в России, рвануть куда и жить без всех, своей обособленной, самостоятельной жизнью. А в Москве ничего не воротишь, не склеишь, да и так ли он сам нужен этим людям, живущим здесь? Покачалось дерево над ним ветвями роскошными, пошуршало листиками, и безудержная дерзостная агония заставила его пуститься быстрым ходом до автомобиля. Он уедет отсюда, сегодня же!

Вернувшись к автомобилю, Антон завел мотор, и двинулся к дому на автопилоте, не замечая, как пробежали мимо улицы, светофоры, проспекты, пешеходные переходы…

Уже поднявшись домой, страдая немой душой, он покидал в сумку свои манатки, наспех собираясь. Из вещей прихватил рубашку и брюки для работы, вспомнив про деньги, которые ему вернул отец и на первое время их ему должно хватит; снять квартиру и подыскать себе работу…

«Прощай на этом квартира, прощай дорогая Москва!» – окинул он глазами родные стены, по которым ползли световые полоски, просвечивающиеся с улицы. «Мне здесь было хорошо, но надо двигаться дальше!»

Выйдя на улицу, он закинул свои пожитки в багажник и «тронулся туда куда-то, за невидимою даль…» Он будет ехать долго, пока ему приглянется какой-нибудь город своим орнаментом и мозаикой из невысоких домиков; и если будет веет от города теплом, то в нем и останется…

Во дворе отъехавшей toyotа camry перегородил автомобиль с Кешей и Стешей.

– Их мне только не хватало! – не с примирившимся раздражением лупанул он по автомобильному гудку.

Крупные, здоровенный Кеша подошел к Антону: – выходи, переговорить надо…

– Не о чем говорить, я уезжаю, – рявкнул Ивушкин, с холодным безразличием.

– Давай для начала переговорим, а уж там сам волен будешь…, – голос Кеши звучал убедительно, а глаза его честь по чести били светом.

Антон вышел из автомобиля: – отец подослал тебя? – лицо у Антона понурое, вид неважнецкий, голодный.

– Буду откровенным, врать не люблю, прислал Марат Филимонович, – примирительно произнес Кеша, внушая доверие.

– Я даже слушать тебя не хочу, Кеша! – вспылил Антон, присаживаясь на ближайшую скамейку.

– Понимаю…, уверен, что тебе дурно на душе, но скажу от себя лично…, – завел Иннокентий беседу, присевший рядом. – Меня вот со Стешей растила мама, выбивалась из сил, тратила свое здоровье на трех работах, чтобы выкормить и вырастить нас людьми, да чтобы стыдно не было за нас… Так и вытянула нас. В восемнадцати лет мы сразу устроились на работу к Марату Филимоновичу и начали зарабатывать, так жизнь наладилась, и мама ожила, перестала спину гнуть на трех работать. Теперь мы ей помогаем, потому что наши родители это наш стержень…

И знай…, когда Марат Филимонович приставил нас к тебе, так мы и общаться с тобой не хотели… Слюнтяй испорченный; заносчивая пустышка! А как сблизились, так заметили, что сосуд твой полон, и добротой, и отзывчивостью. Ответственностью за других… И даже обрадовались, что парень ты толковый, обходительный, вразумительный. И уж поверь мне…, не стоит сейчас ломать еще больше дров… Отец твой – честнейший, превосходный человек. Не дури и помирись с ним! С обидами в сердце не уедешь далеко…, я точно тебе говорю! А лучше поблагодари отца за все и почитай своих родителей!

Антон призадумался: – «как ладно сказал Кеша…» «И в правду…, что же он, совсем голову потерял, думая лишь о том, что его обидели, растоптали, на место поставили… А эгоизму только дай волю, в миг разгорается, глаза застилает, напевая: – ты жертва обстоятельств, тебя подставили, ты несчастен и тебя никто не любит! Им нет прощения и не дружи с ними…»

– Кеша, ответь мне как на духу! – обратился с вопросом Антон.

– Отвечу, что знаю!

– Ты тоже был в курсе отцовской подставы?

– Не знал…, был уверен, что ты сбил пешехода. И теперь до конца не знаю, кроме как, что пешеход жив. Слава тебе господи! – перекрестился Кеша.

– Верю тебе…, – заверил Антон своего друга, вернувшись к мыслям:

«Кеша прав, если бы не эта работа, он бы не сдружился с офисниками, не встретил Мальвину, свою любовь, не почувствовал себя по настоящему живым! А безликие «двое из яйца», оказались Кешей и Стешей, – настоящими друзьями!»

– Не знаю, Кеша, не знаю, как исправить теперь разрушенное собственными руками. Мальвину, дочь Георгия Юрьевича я потерял, а Мальвина – любимый образ в моем сердце! – поплакался Антон, успокаиваясь, принимая проблему, а не убегая от нее.

– Ничего нет сложного… Возвращайся домой, а утро вечера мудренее. Отдохни пару дней, обдумай и взвесь свои решения, а самую лучшую мысль смело претворяй в жизнь.

– Кеша…, ты пока отцу ничего не говори про наш разговор, мне и правда нужно переосмыслить то, что со мною произошло, за последнее время, – попросил его Антон, приобретя хоть и шаткое, но равновесие.

– Правильно, – поддержал его Кеша.

– Пойду я тогда домой. Некуда мне бежать сломя голову, – и глаза Ивушкина незаметно заулыбались.

– Согласен с тобой, если что…, пиши, зови, пиццу поесть! – напросился Кеша напоследок, примечая как день в вечер превращается, и на землю опускается дымчатая тень.

Антон улыбнулся и сразу «ему так есть захотелось!»

36

Конусные ели голубые, что сажала Амелия Серафимовна, заржавели по краю нижних веток и стали осыпаться иголки, оголяя низ. Теряла ель свою первоначальную красоту, то ли от жары, от ли от излишнего полива и удобрений. А Марату Филимоновичу не до елей было. Напрягая лицевые мышцы, он до последнего ждал Антона на воскресный обед, а Амелия Серафимовна, почувствовав слабость, слегла с головной болью, обвинив во всем своего мужа, терроризировавшего до одури своего и ее любимого сына, а конфликты семейные на растениях сказываются, так как чувствует живая органика хозяев своих.

– Он объявится! – уверял Кеша своего босса, – ему надо немного времени, чтобы побыть одному… – Антон умный парень, помирится с вами. Уверен!

И вот уже зажегся понедельник, с мутновато-белыми облаками. Обещали дождь, а всякий дождь – это музыка неба.

Мальвина явилась на работу ни проронив ни слова и прямиком к себе в кабинет, стараясь никому не показывать свои красные глаза, объятые печалью, с душевным щемящим надрывом, что выплакала она вчера до самой последней капли.

– Смотрите, Антона на рабочем месте нет, с чего бы! – с беззастенчивым любопытством указал Федор на пустое место Ивушкина. – Любовь закончилась, завяли помидоры, – паясничал, как всегда, он.

– Нам не дано это знать, что случилось, Лида скорее всего знает, – не торопилась с заключениями обаятельная Таня.

– А я, между прочим, знаю, кто такой Ивушкин, – объявил всем малозаметный парень, Николай.

Ребята все как один шибко повернули к нему свои головы, готовые услышать достоверные сведения.

– Как пишут в прессе, он, сын владельца компании ТСМ, мобильная связь, крупный игрок в бизнесе, а «Мобил-сервис», ни для кого не секрет, на грани банкротства, и Ивушкин здесь не случайно очутился, он шпионил за деятельностью компании, чтобы при возможности поглотить ее…

– Вот это да! Джеймс Бонд! – обрадовался Федор детективной истории, взбрызгивая глазами возбужденные маленькие молнии.

– Наглец он, а не Джеймс Бонд, – расстроилась Таня за Антона, – вот и Мальвина затухла, что любовь липовой вышла.

– Потому что, не надо влюбляться в мерзавцев, – насмехался Федор, как всегда, на своей волне.

– Посмотрим на тебя, когда влюбишься в мерзавку! – жиганула Таня в отместку.