Нелли, если можно так сказать – специалист по подрывному делу. Вряд ли там вообще понадобиться взрывчатка, чтобы еще сильнее не запечатать пленников пещеры и нас заодно вместе с ними, но как крайний способ такой вариант рассматривается. По поводу возможности применения взрывчатки на месте будут принимать решение Крис и Нелли.
– Может, есть ещё что-нибудь, что кому-то из вас хотелось бы уточнить, узнать?
Подразумевалось, что обращался я ко всем, но вообще, на тот момент меня больше интересовал последний, до сих пор не подавший голоса, член нашей группы – Финч. А интересен он был так от того, что согласно досье, в своём, скажем так, "новом теле" он провёл катастрофически мало времени для полноценного освоения оного, а если точнее – всего три месяца. Именно от него я ожидал наибольшего количества вопросов и в то же время знал наверняка, какого характера они будут и, соответственно, какие ответы на них давать. Однако он хранил молчание до момента, когда к нему, видимо, пришло осознание того, что замалчивание каких-то недопонятостей положительно на нашей совместной работе не отразится.
– Я не совсем уверен, можно ли это отнести к вопросам по основной информации, но мне хотелось бы узнать подробности функционирования моего, ну и ваших… Тел? Организмов? Даже не знаю, как правильно назвать то, что из нас с вами сделали…
– Да, конечно, – почти без паузы подхватил я – начать следует с того, что все находящиеся здесь хорошо понимают, почему они оказались в такой ситуации. Причина наших операций у всех одна – травмы, несовместимые с жизнью. В тех документах, что были выданы мне, информации о персональных увечьях каждого из вас не содержалось, но думаю, что вам, независимо от уровня познаний в медицине, известно, какие важнейшие органы повреждений в ходе этой травмы не получили. Речь идёт о головном и спинном мозге. Именно эти составляющие центральной нервной системы на данный момент являются единственной органической тканью в ваших нынешних телах. Считаю, что углубляться в подробности химсостава материала, на котором построены наши организмы не имеет смысла. Однако стоит обратить внимание на такой немаловажный аппарат, как, так называемое, "новое сердце".
– Честно сказать, – продолжил я, так до конца и не понял, отчего мои хирурги нарекли его именно так, ибо с человеческим сердцем данное устройство имеет наименьшее количество схожестей. Расположено оно у нас с вами в правой части лопаточной области и представляет собой самый малогабаритный на сегодняшний день генератор. Он оборудован своеобразным картриджем, который, в свою очередь снабжает мозг всеми необходимыми для его полноценной работы веществами. Следовательно, благодаря такой конструкции, наши организмы совершенно не нуждаются ни в каких ресурсах извне. Более того, учитывая то, что такие тела являются замкнутой системой, а значит и полностью герметичны, нарушение этой непроницаемости может представлять угрозу для нормальной работы генератора, а значит и для мозга. Это тоже необходимо обязательно иметь в виду. Конечно, с точки зрения обывателя, чьи риски получить серьёзные травмы достаточно невелики, нас можно считать поистине бессмертными, так как работоспособность генератора рассчитана на срок более двухсот лет. Но очевидно, что мы с вами сейчас находимся и будем находится дальше в совершенно иных условиях, в которых шанс получить повреждения несоизмеримо выше, чем в повседневной жизни обывателя. И пусть материал, составляющий наши тела, довольно прочен, а наличие конечностей напрямую на работоспособность генератора не влияет, не стоит уповать на то, что повреждение внешних тканей обязательно пройдёт без последствий. То есть мы по-прежнему должны беречь себя, не рассчитывая на быструю замену своего тела, как было уже проделано с нами единожды.
С другой стороны от генератора в теле расположен другой картридж – поглощающий все продукты жизнедеятельности биологической части наших организмов. Ввиду того, что биологического в нас осталось очень мало, то этот картридж также рассчитан теоретически на двести лет.
В наших ступнях расположены ядерные элементы питания – на максимально возможном отдалении от мозга, который еще и экранируется специальными мембранами от любых излучений, поэтому лично для нас эти радиоактивные элементы не представляют никакой опасности. Для обычных людей – да, опасность существует, но и то только при условии, что они будут находиться в непосредственной близости от наших «ног» достаточно длительное время.
Все вы помните, что на ранних стадиях нашего пребывания в новых телах, нам пришлось практически заново учиться ходить, говорить, пользоваться руками и вообще двигаться. Помните эти бесчисленные упражнения на воспроизведение самых простейших движений?
Это связано с тем, что в наших телах нет мышц, в которых могла бы накопиться та самая мышечная память, которая позволяет обычному человеческому телу легко воспроизводить даже сложнейшие движения после некоторой тренировки. В нас тоже что-то подобное реализовано, но на нейронном уровне, на уровне отправления сигналов от мозга к искусственному телу. Но для того, чтобы это функционировало непринужденно и, главное, с той же скоростью, что и в обычном человеческом теле, тоже нужно тренироваться и не совсем в привычном человеческому мозгу ключе – через очень частые повторения самых простейших движений.
Поэтому в ходе полета нам предстоит заниматься и этими «упражнениями», а особенно Леону, – я указал рукой в сторону Финча, – так как у тебя было наименьшее время для отработки этих движений.
Сразу хочу пояснить и по поводу необходимости для нас сна или подобного ему состояния: здесь каждый должен решать для себя сам, но по общему принципу раз в сутки минимум четыре часа нам необходимо пребывать в состоянии покоя, отключившись от визуальных и аудио раздражителей.
Мы не можем полностью отсоединить себя от нейронов, отвечающих за зрение и слух, но можем прикрыть глаза и уши специальными защитными мембранами, которые значительно снижают потоки внешних раздражителей.
– У кого какой в этой части накопился опыт? – обратился я ко всем, пытаясь втянуть всех в дискуссию. Нужно же когда-то начинать создавать микроклимат в нашем небольшом коллективе.
– Ну… я вместо четырехчасового отдыха просто вырубаюсь на час-два, всегда по–разному, – подала голос Нелли, – это не сон и даже не похоже на него. Просто выключилась и включилась.
– Ого. Завидую. Никогда ни на секунду не мог отключиться от происходящего. Даже пытался медитировать на эту тему, – прокомментировал Грант. Остальные согласно кивнули.
– Ну, повторюсь, общие рекомендации по поводу отдыха или «сна» от ученых мужей для нас такие: четыре часа в сутки стараться ничем себя в психоэмоциональном плане не нагружать, но прислушиваться к собственным новым телам ежедневно и принимать окончательное решение уже по факту. Не исключено, что когда мы приступим к работе непосредственно на поверхности Марса, то не сможем себе позволить и этого и всем придется на ходу провести вынужденный эксперимент над собой, когда будем работать круглосуточно.
– Финч, тебе, как только начинающему шаги в новом теле, пока отводится роль помощника по общим вопросам, а попросту – будешь задействован там, где это будет нужно на текущий момент.
В качестве подготовки для тебя имеется специальная программа для отработки общий движений и взаимодействий с твоими частями тела. Дай бог, чтобы девяти месяцев полета хватило хотя бы на это.
– Понял, – отозвался Финч. – У меня в свою очередь тоже имеется еще один вопрос, который я не совсем для себя прояснил: что это за истории про марсианский ветер и чего именно нам стоит опасаться в этой связи?
– Что же, прекрасный вопрос, – слегка помедлив ответил я, но, пожалуй, категоричных ответов на него нет не только у меня – их пока вообще не существует.
По-крайней мере хоть сколько-то достаточно проверенных.
Единственный факт, который известен ученым по поводу этого «ветра» более-менее достоверно; хотя никакого ветра в земном понимании на Марсе не существует, но мы будем для простоты называть его так, тем более в любом случае он имеет природу схожую – это тоже движение воздуха на планете, только вызванное несколько иными факторами; так это то, что единственный колонист, который остался в настоящий момент на поверхности – а он даже не на поверхности находится, а в стартовом модуле, то есть под некоторой защитой из металлических и пластиковых деталей обшивки, подвергся под воздействием звуков этого ветра определенной психофизической, да и чисто физической трансформации крайне неблагоприятного вида.
Собственно, только после длительного воздействия именно на этого колониста звуков марсианского ветра, этот феномен получилось каким-то более-менее достоверным способом зафиксировать.
Как вы знаете, до этого все исследователи пребывали на Марсе достаточно непродолжительное время и хотя от них и поступали отдельные жалобы на внешнее воздействие, эти перемены ни во что фатальное просто не успели трансформироваться и их списывали на общее психическое давление под постоянной угрозой гибели, хотя все без исключения описывали нечто похожее на шепот, который воспроизводил этот феномен.
В общем, все рассказы невольных жертв марсианского ветра сводятся к следующему: во время песчаных бурь, а они там довольно частое явление, хоть и не несут разрушительного воздействия из-за крайней разреженности марсианской атмосферы, находящимся на поверхности планеты людям, причем даже находящимся под защитой кораблей, спустя разное количество времени от человека к человеку, начинает казаться, что ветер воспроизводит не какой-то хаотичный шум, а в этих звуках им начинают слышаться голоса, стоны, крики и что-то вот такое, неопределенное, что получило общепринятый термин «шепот». Причем каждому человеку слышалось что-то свое, но это было непременно что-то пугающее и неприятное.
Звуки пытались записывать, но в ходе многочисленных экспериментов на Земле, при воспроизведении этих звуков, испытуемые даже не получали никаких особых впечатлений: шелест, шорох, но ничего из ряда вон.
Поэтому есть надежда, что на наши тела опять-таки никакого негативного воздействия эти звуки не произведут, так как у нас они пропускаются через искусственные звукоприемные механизмы и лишь потом доводятся до нашего мозга.
Впрочем, существует несколько теорий относительно того, что помимо самих звуковых волн на организм человека оказывают воздействия и другие, чисто марсианские факторы: вибрации, поля и что-то подобное, что еще только предстоит выяснить, измерить и проверить.
Мы в том числе и по этому поводу будем невольными участниками эксперимента, так как ко всем сложностям колонизации Марса добавился и этот малоизученный фактор.
– После операции всегда чувствовала себя подопытной крысой, – вставила Нэл.
– Согласись, что это не такая уж высокая плата за шанс пожить немного еще, – парировал Грант, – поэтому лично я не в претензии побыть в роли расходного материала науки во благо человечества.
Не обращая внимания на это небольшое отвлечения от основной темы я продолжил: в связи с тем, что с застрявшими в пещере людьми связи пока нет, никто не знает, оказывает ли «ветер» на них там, под толщами пород, какое-либо воздействие. Этот вопрос нам тоже, надеюсь, предстоит выяснить. Если их, под такой защитой пород, тоже не обошли негативные факторы, то, пожалуй, механических преград для воздействия на человека марсианского ветра придумать не получится вообще. Нужно будет тогда искать какие-то другие, внутренние резервы в человеческом организме.
По поводу же колониста на поверхности указания вполне определенные: при первой же возможности зафиксировать его в стартовой капсуле корабля при помощи перевозимого нами оборудования и отправить его на Землю. Предлог – его спасение, но лично я думаю, что в первую очередь для, так сказать, научных целей. Но, так как далеко не факт, что ему удастся добраться домой живым, да и сам корабль чисто теоретически может не долететь до Земли, мне предстоит его проинтервьюировать тогда, когда мы займем позицию на марсианской орбите перед спуском или уже непосредственно после приземления. В это время сигнал до корабля на поверхности будет проходить практически без задержек и помех и может получиться с ним диалог. Отвечать на вопросы с Земли дистанционно он категорически отказывается, записывает в ответ на запросы с Земли какие-то путанные, пространные монологи, не соприкасающиеся с поставленными перед ним вопросами.
Этот парень – Дейви Соммерс, который на поверхности, изменился не только психически, но еще и тело его как-то необъяснимо трансформировалось, что подтверждает как раз версию о каком-то комплексном воздействии на человека на Марсе, а не только переживаниями и страхами общего порядка.
Это наша вторая задача и миссия на Марсе, не менее важная, чем первая хотя бы с научной точки зрения, но не с точки зрения этики обывателя, естественно.
Думаю, необходимо упомянуть о том, каким прорывным и в тоже же время рискованным шагом была эта пробная колонизаторская экспедиция. В ней приняли участие лучшие из лучших, настоящие гении каждый в своей области, подобных которым, надо думать, на Земле найти будет по меньшей мере затруднительно.
Совершенно ясно, что на повторную организацию всей этой миссии с учётом всех переподготовок уйдёт внушительное количество времени. С нами же иная ситуация. Не хочу принижать ничьих умений и значимости наших жизней в целом, но, думаю, каждый из вас понимает, что его «самым лучшим» назвать можно с натяжкой. Я говорю в отношении всего мира, конечно же. Если бы команду для проведения подобных миссий подбирали направленно, в неё бы, очевидно, входили специалисты других областей. Но так случилось, что именно мы с вами оказались в положении, когда неудачное проведение операций по трансплантации наших мозгов не стало бы полным провалом всего эксперимента. Короче говоря, хирургам с нами трястись пришлось меньше, чем если бы они кромсали какого-нибудь многовекового лауреата в области исследований горных пород Марса. Это я к тому, чтобы вы понимали, что какой бы серьёзной ситуация не казалась, таковой она будет не из-за нас, а из-за тех, кого мы выручаем. Именно их жизни имеют значение, не наши. Мы имеем значение ровно до тех пор, пока способны спасти колонистов. Как только на Земле поймут, что мы со своей задачей по каким-то причинам не справились, всю миссию будут считать оконченной. Понимаю, в нашем кругу эти слова звучат очевидно, но я хочу быть уверен в том, что каждый из вас понимает, что в отличие от решения тех проблем, участие в которых мы обычно принимали по роду своей работы спасателя, в данном случае гарантированно нет ни единого шанса, что кто-либо сможет оказать нам поддержку кроме нас самих. Именно поэтому мне бы очень хотелось, чтобы наша немногочисленная, но взаимнодополняющая группа оказалась максимально слаженной, а каждый обособленный её член приложил все возможные усилия для достижения этой слаженности, а также для достижения пика собственной работоспособности.