Богинка

– Может, и поспрашиваю, – согласилась Млада да плечом повела, когда Ладомир улыбнулся ей губами чувственными.

Вдруг замер молодец как вкопанный, дыхание задержал испуганно. А потом как упадет наземь – и Младу за собой утянул.

– Тише, – прошептал, а сам из-за пазухи серп сверкающий достал, – ни звука! Там у берега реки Богинка простыни свои полощет.

Присмотрелась Млада, а там и вправду женщина на камнях сидела: кожа серая да груди длинные.

Только вот узнала женщину Млада по черному взгляду глубокому да по шраму обожженному на кисте руки левой.

– Погоди губить ее, – взмолилась Ладомиру, десницу его перехватывая: – Не Богинка она, какой кажется, а женщина добрая!

– Что за глупости ты сказываешь несусветные! – прорычал Ладомир. – Вот услыхает она нас и тотчас же раздерет на части да в болоте утопит!

– Не утопит! – воспротивилась Млада, за рукав рубахи красной Ладомира дальше от реки оттаскивая, пока Богинка не видела. – Я встречалась с нею уже прошлыми днями!

Сдался Ладомир уговорам девичьим, спрятал серп да ушел прочь от реки вслед за девицей.

– Ну и что это значит, дурочка? – свирепо спросил, когда они уже к деревне Младиной подходили. – Неужто ты с нечистью водишься?

– Не вожусь! – ногой топнула Млада и брови светлые свела. – Меня огоньки блуждающие к болотам завели да чуть не погубили! А женщина эта вывела меня к дому родному.

– Ты, Млада, голову мне не морочь да сказки не рассказывай. Знаю я, что Богинка – это беда и зло: душа ее черная, а помыслы страшные; лишь только своих признает она да не калечит.

– А встречался ты с нею уже до этого, або только быличкам внимаеши?[25 - Или ты только россказни слушаешь?] – негодующе Млада спросила.

– Не встречался, – честно Ладомир признался, – но и не хотел бы.

– Тогда не спеши и изводить, коли правды не ведаешь, – побранила девушка, а он усмехнулся.

– Ладно уж, – сказал, и глаза его суровые теплом наполнились. – Ступай да к празднику готовься. А узнаешь чего о вытьянке от деревенских – я в полесе бродить буду. Трижды ухнешь да по-лягушачьи языком прицыкнешь, я тебя услышу и найду сразу же.

– И Богинку обещай не обидеть, – напомнила девица, и Ладомир к сердцу руку приложил:

– Коли не будет она невинных мучить, то и я ее стороной обходить стану. Прощай же пока, Млада-травница.

– Прощай и ты, Ладомир-охотник.

Осенины

Бежала к Живане Млада, слезы на глаза наворачивались.

Дверь дубовую распахнула да без приветствия с порога закричала:

– Что же ты, Живана, что же ты, милая?! Зачем же лгала ты мне все эти годы долгие?

– Чьто ключитися?[26 - Что случилось?] – испуганно проворчала старуха, откладывая пряжу свою. – Поди ко мни, Младушка. Покоеши,[27 - Успокойся.] а потом уж и глаголиши.

– Как же успокоиться, коли беда приключилась? Узнала я, что меня в день Родогоща сама Богинка за свою приняла. Стало быть, и я такое же Лихо?

– Ох, Младушка, провалиться тому, кто так вознепщевет[28 - Подумает.].

– Нет уж, Живанушка! То не люди шепчутся, то раны мои на плече говорят! – в слезах Млада прокричала, плечо раненное оголяя: – Оттого ведь и не заживают они, верно говорю я? У всех затягиваются болячки от мазей твоих да снадобий. А мои всегда свежими остаются.

– Нетребе мне таити от ти,[29 - Не нужно было мне скрывать от тебя.] – вздохнула Живана, – стоило исповедатися[30 - Признаться.], что раны ти не кот оставил. То дух посягал, вот только озлобити преизлиха[31 - Причинить большое зло.] он не сумел – мать твоя любящая поборати[32 - Защитила.]: ниточку красную на запястье твое повязала.

– Стало быть, я не одна из них, Богинок болотных? Не подкидыш духов нечистых? – всхлипнула Млада.

– Не Лихо ты, это я точно ведаю. Ано другая теснота[33 - Другая беда.], – устало вздохнула Живана. – Ино грядое лето может превратити тебя в Богинку. Тут уж я не сумею живити, остави ми,[34 - Не сумею помочь, прости меня.] Младушка.

Ничего не ответила Млада, лишь только всхлипнула да на коленях у старухи прикорнула.

Вечер незаметно на деревню опустился, и зажглись костры прощальные. Вырядились в наряды лучшие юноши и девицы; по всей деревне пронеслось веселье бодрящее: через костры прыгали да сбитень с медовухой потягивали.

Танцевала с ними и Млада в своем платье белом, чёрными и красными цветами расшитом. Волосы ее, у висков в косы заплетенные, блики огней отражали яркие; венок рыжими красками переливался, и румянец на щеках разгоряченных рдел.

Звуки гуслей да балалаек голову кружили, и ноги сами в пляс неслись.

Три шажка – два хлопка, и вприпрыжку вкруг костра; за руки взялись, да не разошлись. Хороводом провожали Лето дивное, плясали так, что ноги подкашивались.

Закружилась на месте Млада, руки к небу подняла, звезды ладонями собирая. Прикрыла веки да вспомнила вдруг Ладомира прекрасного, руки его сильные да улыбку мягкую, и оступилась. Едва на ногах удержалась.

Люди вокруг веселились без устали, а Млада смотрела на них, но уже без радости. Ее словно в сон унесло, в котором она сквозь толщь воды видела серп сверкающий, над шеей женщины с черными волосами занесенный.

Заныло сердце девичье от предчувствия неладного, встали в глазах бирюзовых слезы непрошеные.

Неспешно отошла Млада от толпы гуляющей, а потом бросилась бежать. Сломя голову в полес неслась порой ночной, и ни мрак ее уже не пугал, ни одиночество.

Казалось ей, что обманул ее Ладомир, околдовал своим очарованием, а сам к реке вернулся да загубил Богинку несчастную.

Быстро бежала Млада к реке, да не боялась заблудиться. А в ночи сгущались сумерки, и тени внимательно следили за девицей чудно?й.

Выбежала она к берегу пустынному и остановилась, дыхание переводя. Но не видно было в сумраке ни женщины, ни молодца. Только журчала вода переливчато, купая месяц молодой в брызгах потока суетливого.

– Ждала я тебя, – за спиной послышалось, и девица выдохнула облегчённо, но тут же щеку больно изнутри закусила.

Обернулась Млада да на Богинку в упор посмотрела. Лихо вновь явилось в прекрасном облике, но в темноте ночи глаза ее словно потерялись в глазницах, а кожа еще белее стала – почти сквозистая.

– Не боюсь я тебя, – Млада промолвила, а сама в кулаки ладони сжала, всем телом напряженная.

– А зачем тебе бояться меня? – спросила Богинка и улыбнулась пленительно. За ухо прядь черных волос заправила. – Ты, Млада, меня еще во младенчестве проучила, стало быть, это мне тебя страшиться следует.

– Никогда не быть мне злом, как ты, – воспротивилась Млада, нахмурившись. – Ты столько боли людям несчастным причинила бессовестно, что душа твоя гнойниками изросла!

– Зло для того и зло, кто страшится его да расправы избежать надеется, – рассмеялась Богинка. – Разве чистые душой страшатся Навием[35 - Не очищенная после смерти душа, ставшая злым духом.] обернуться?

– Но ты и со мной зло сотворила, когда я младенцем была! – дерзко Млада ответила, плечо оголяя раненое.

– Я – не что иное, как оправдание родителей нерадивых за нежданную смерть дитяток их новорожденных, – Богинка руками в стороны развела. – А быть может, такие, как я, даже спасают чад этих от жизни загубленной?