Научи меня спать

Я всерьез подумал о том, что пора обмотать свою комнату чем-то мягким. Сидя на полу, встретился взглядом с глазами Ханны на фотографии в рамке. Фото стояло на тумбочке, я долго любовался лицом Ханны снизу вверх, как в детстве. Я уже совсем взрослый, а она скоро станет мамой, настоящей.

Помню почти каждую ночь, когда я ждал ее пробуждения. Сначала она спала в моей комнате, а я играл рядом. Потом появился дядя Джон, и они начали дежурить по очереди. Я всегда ждал утра, чтобы снова увидеть ее: обнять, сказать, что скучал, заплакать, поделиться всем, что произошло за ночь.

Она делала все, чтобы скрасить наше расставание. Покупала книги, мультики, игрушки, позже подкладывала мне записки с заданиями. В последние года два, когда я начал всерьез увлекаться кулинарией и проводить пол ночи за готовкой, наш утренний ритуал заключался в ее дегустации моих угощений. Получалось не всегда хорошо, но теперь я чувствовал, что могу начать радовать ее и отдавать что-то взамен за ее любовь и принятие меня с моей особенностью.

Я посмотрел на часы – четыре утра, пора готовить завтрак. Экспериментальные варианты я съедал сам, отработанные и улучшенные версии, оставлял Ханне и дяде Джону. Я никогда не оставался без их похвалы или доброй критики, это был новый уровень общения комфортный для нас всех.

Но сейчас все меняется. У меня скоро родится сестра. Мечтаю много помогать с ней, но доверят ли мне? С моими падениями, наверное, нет. Еще поэтому Ханна ведет меня к врачу? Узнает ли еще кто-то о моем диагнозе?

Я взглянул на часы, встал к пустому кухонному столу, придумывая десерт. Смородиновый зефир получился не сразу, несколько партий не поднялись, но я не сдавался, немного скорректировал рецепт. Готово. Посыпал сахарной пудрой. Десерты – это мой конек, через них я передаю близким людям свою признательность им.

Пора приготовить что-то для бабушки. Она конечно же скажет, что ей нельзя, но кусочек съест.

Я снова посмотрел на часы.

Глава 2

После завтрака мы выехали к бабушке и через полтора часа пути по пыльной дороге были в Брантфорде.

Я протянул ей сметанный пирог на песочной корзинке. Бабушка привычно поохала, отмечая, как я вырос, и как увеличился живот Ханны. Похвалила внешний вид пирога, долго обнимала дядю Джона.

После чаепития Ханна отправилась в кладовку, посмотреть какие детские вещи остались после меня и еще годны для ребенка. Я хотел пойти за ней, но бабушка сказала, что с ней сходит дядя Джон, а она хочет мне кое-что показать.

Мы поднялись на второй этаж, и она стала листать фотоальбом, который я видел уже много раз. Мне нравилось, как бабушка называет людей на фото, рассказывает об их судьбе. Незнакомые люди словно оживали в моем воображении, это лучше всякого фильма. Иногда я пытался угадать, кем был человек на фотографии, какова его судьба, кем он работал.

– Ханна попросила показать тебе это фото, рассказать о маме, – на последнем слове бабушка сглотнула.

Я взглянул на свою детскую фотографию – я лежу в пластмассовой ванночке, меня держат бабушкины руки, я улыбаюсь во весь беззубый рот. Хорошая фотография, и ванну я до сих пор люблю.

– Я ее уже много раз видел.

– Это твоя самая ранняя фотография, тут тебе уже седьмой месяц, ты попал к Ханне не с рождения.

– Да, мне уже вчера сказали об этом. Это ничего не меняет?

– Нет, но ты хочешь подробнее узнать об этом?

Я начал нервничать. Не хочу ничего слышать! Я уже вчера понял, к чему они клонят – мать бросила меня в детдоме. Раньше я думал, что она умерла при родах. Я почувствовал, что нервно стучу ногой по полу и перевернул страницу:

– Нет, давай дальше листать.

Бабушка вздохнула и провела пальцем по знакомому мне снимку – групповая школьная фотография класса Ханны.

– Смотри, какая она была маленькая и худенькая, но характер уже тогда был сильный. Всех готова была спасать, поддерживала даже нас взрослых в трудностях. А это класс Джинны. Выпускной. Подумать никто тогда не мог, что наша жизнь сложится вот так.

Бабушка зацокала языком, качая головой.

– А почему тут лицо человека вырезано? – спросил я.

– Ты всегда спрашиваешь.

– А ты никогда не отвечаешь.

– Потому что я не знаю. Тут их учитель стоит посередине, первая и последняя любовь Джинны. Они еще в школе закрутили роман, я догадывалась, конечно. Спрашивала ее, она все отрицала, хотя слухи ходили о них. Меня даже в школу вызывали. А после выпускного они уехали оба, куда не сказали, потом мне передали знакомые, что Джинна в Берлингтоне.

– Почему она так сделала? Ты с ней ссорилась?

– Да, было дело. Сейчас это вспоминать не хочу, иногда мне кажется, и не было ничего.

– А кто фото испортил?

– Ханна, кто ж еще, – усмехнулась бабушка.

– Ханна? – я не верил ушам, – Зачем?

– Злилась, наверное, на этого учителя, что увез ее сестру, вот и вырезала его с фото.

– Странно как-то, Ханна такая добрая…

Я открыл рот, чтобы еще что-то спросить, но бабушка уже захлопнула альбом перед моим носом и бросила на него очки. Это означало что нужно спускаться вниз. Бабушке всегда тяжело давались разговоры о Джинне, моей матери. А мне и подавно. Настало время чаепития.

Глава 3

В следующее воскресенье мне было лень идти в поход, но Ханна весь вечер субботы ходила за мной по пятам. Она измеряла мне температуру и давление, даже пыталась всучить какие-то свои витамины для беременных. Я заверил ее, что я в полном порядке и жажду дня на свежем воздухе.

Утром школьный автобус остановился возле моего дома, и я с облегчением помахал Ханне, пожал руку подбежавшему Шону, и мы оба залезли в автобус. Шон заметил новенькую девчонку, сидящую возле окна.

– Пойдем, там Мила, сядем к ней.

Было непривычно видеть ее одну без привычной стайки старшеклассников, которыми она была окружена в школе всю прошлую учебную неделю.

– Привет, – поздоровался Шон, когда мы сели напротив Милы.

Мне показалось, она готова взглядом просмотреть меня насквозь, она не отводила глаза с минуту, но мне даже не было неловко. Воспитание у нее явно не доставало, это просто злило.

Шон заговорил с Милой о каком-то задании, и она нехотя переключилась на него. Мне показалось, она отвечала Шону с пренебрежением. Учеба ее, похоже, совсем не интересовала.

– Ты участвуешь в команде против нас? – вдруг спросила Мила меня.

– Да, меня назначил физрук.

– Это нечестно! – сказала она, скрестив руки на груди.

– Почему же?

– Ты явно старше, видно же по телосложению и лицу. Моему брату двадцать три, и ты выглядишь, совсем как он.

Она говорила слишком громко, на нас начали оборачиваться.