Первый закон рая. Книга I

Люди-тени пролетали сквозь меня, и в какой-то момент я от страха упала и больше ничего не помнила… Очнувшись утром, я обнаружила, что лежу на полу возле лестницы, ведущей в спальню.

Звон телефона вывел меня из жуткого воспоминания:

– Да, да. Мама, скоро буду.

– Обалдеть, кто у тебя так полы начищает? Неужели мама приходит? – я перевела взгляд со стен на пол из массивных темных каменных плит. – Аж в глазах рябит, он словно маслом намазан.

– Нет, не мама, это домработница.

– Как же мама теперь? Здесь и поворчать невозможно – совсем не к чему придраться, и полы, и вся мебель смотри как блестит. Это не квартира, а настоящий музей какой-то. Правда, я до сих пор не понимаю прелести антиквариата. Сидеть на диванах и креслах с позолоченной резьбой неудобно – ни развалиться, ни облокотиться, сидишь, словно оловянный солдатик. Мебель в хозяйстве непрактичная – стакан нигде не поставь, смотри, как бы следа от него не осталось, не притронься, не дотронься, в шкафах места мало, да и запах там… фу… сундуки – сломаешь спину открывать, ящики от комодов весят по сто килограммов – можно мускулы качать, зато пыль без конца вытирай и мягкими тряпочками везде начищай, как будто делать больше в жизни нечего!

Непонятная мне антикварная мебель сохранилась от предков тетки Шурика, которая и являлась обладательницей не только мебели и квартир в этой знаменитой башне, но и множества другой недвижимости, как во Флоренции, так и за ее пределами. Скорее всего, именно Шурику и должно было достаться это солидное состояние – собственных детей у тетки не было.

– Ты, что совсем больная?! – голосили в одно горло подружки. – От такого мужа уходить! Твой Шурик в один прекрасный день станет миллионером!

«Вот уж о чем я не думала, так это о миллионах… А может, стоило подумать?.. – я задумчиво вздохнула. – Да и уходила я не от него, а от его мамаши».

Я подошла к изящному письменному столику на изогнутых ножках и открыла центральный, самый крошечный ящик. В него я когда-то положила «секретик», который с детства верно хранила. Странным образом, он был до сих пор здесь. Я взяла закрученную в трубочку бумажку, перевязанную красной лентой, и раскрутила ее…

– Хочу быть королевой! – завороженная, несмотря на ранний возраст (мне было лет десять), книжками Дюма и его любовными историями, особенно «Королевой Марго», я нарисовала себя с короной на голове и поставила надпись «Я – королева!»

«Это мой „секретик“, и я закопаю его в землю».

«Секретик» был закопан, но потом раскопан и закручен в трубочку, которую я положила в коробку с другими безделушками и в результате привезла в Италию.

«Хм… Королева… и ведь хотелось „рыцаря“, как Ла Моль – ухмыльнулась я. – Лошадь ты ломовая, а не королева, и окружена козлами, а не рыцарями…» Я положила записку в карман и направилась в уборную.

Туалет до сих пор был «средневековым», вернее, «послесредневековым» – не повернуться, не развернуться. Меня всегда удивляло, почему такому важному месту в те годы не придавалось никакого значения. Ответ я получила на курсах для гидов…

– Какать в средних веках, в отличие от процветающей Римской империи, стали в глиняный или железный горшок, который хранили под кроватью и выливали на улицу с криками «Осторожно внизу!» – пузатый профессор провел по шапке рыжих волос, смахивающих на одуванчик, а я с ужасом подумала, как было бы кошмарно оказаться на месте прохожего. – С приходом новой религии общественные закрытые и открытые туалеты стали считаться «гибелью души» и «вспышками порока».

– А какими они были? – кто-то выкрикнул из зала.

– Вас что, не было на прошлой лекции? Мы говорили о римских термах – общественных банях и туалетах. Просьба не пропускать занятия! – «рыжик» принял строгий вид и стер бумажной салфеткой пот со лба. – Кто из присутствующих выучил урок и хочет рассказать нам, как и куда опорожнялись горожане великого города?

Встал молодой блондин в узких до неприличия джинсах, с накрашенными глазами и ногтями и явно женскими ужимками, каких, впрочем, можно встретить немало, особенно ночью в парке делле Кашине.

– Туалеты были великолепны! – он кокетливо прижал ладони к груди и развернулся к залу. – Просто невероятно, это была настоящая цивилизация с канализацией! Профессор, я правильно сказала? – блондин учащенно заморгал.

– Правильно, Рамульда, продолжай.

– Так вот, в туалетах стояли толчки в два ряда друг напротив друга. Они, конечно, отличались от наших, это были стулья с дыркой. Горожане спокойно сидели и общались между собой в хорошо продуваемом помещении – под потолком находились большие открытые окна, а посередине стояла длинная ванна с чистой водой и привязанной общественной мочалкой…

Вспомнив про мочалку, я громко засмеялась, смотря на крошечное окошко над унитазом: «Веселенькие же были времена у этих римлян. В таких туалетах, ха-ха, и заседания можно б было проводить, ха-ха-ха, например, наши примерки…»

Перед глазами пронеслась сценка утренних корректировок: на толчках дружно сидят стилисты и директора с блокнотами и чашками кофе. Манекенщица в новых образцах прохаживается вокруг ванны.

– Милочка, повернитесь боком. Так… По рукаву идут заломы… Дорогуша! – крик к секретарше. – Мне надо встать и подойти к этому образцу с дефектом, подай-ка мне мочалку!

Ха-ха-ха! «Жалко, что такие туалеты потом убрали…»

– Брава, Рамульда, по туалетам тебе зачет. Возвращаемся к средневековью… Итак, тело теперь считалось греховным и противостояло душе. Вода превратилась в моральную угрозу для церкви, и обнажаться для мытья осуждалось, а мыть отдельные части вызывало непристойные искушения. Женщин убедили, что «мыть внизу и касаться себя в деликатных местах» было греховным. Ученые заявили, что вода заставляет вещи гнить и распадаться, и поэтому ванны вели к болезням и инфекциям. Только одежда могла защитить и удержать тело в чистоте, поглощая в себя грязь. Здоровее был тот, у кого грязнее рубашка, – лектор понюхал у себя под мышкой.

Группа засмеялась.

– Да и вообще, крещеному человеку не нужен был никакой другой очищающий обряд. Таким образом, были объявлены два официальных мытья – одно до свадьбы, второе после смерти. Кто из вас уже женился, вышел замуж?

Зал вновь захохотал.

– Туалеты, как общественные, так и частные, были больше не нужны, и на смену креслу с дыркой пришел обычный горшок. Уборные появились вновь только во времена Возрождения.

Такое подробное объяснение удовлетворило мой интерес к домашнему туалету, и, присмотревшись получше, я поняла, что в нашей башне во времена средневековья этой комнаты не было вовсе, она находилась в пристроенной позднее части здания.

Не боясь греховного дела – «трогать себя в деликатных местах и мыть внизу»– я освежилась и, довольная, вышла.

Быстро пробежавшись напоследок по комнатам, я вошла в последний зал, длинное окно которого выходило на квадратную площадь. На самом деле это было не окно, а, казалось, выход на балкон, которого в реальности никогда не существовало. Проем был заблокирован железной перегородкой.

– Слушай, я до сих пор удивляюсь, как эти семейства переходили друг к другу из башни в башню по подвешенным мостикам, – сказала я подошедшему Шурику. – У меня голова кружится при одной лишь мысли поставить ногу наружу через это отверстие.

– Ну а что им оставалось делать? Влиятельные семьи часто воевали между собой, и особенно семья Донати. Спасением для родственников было строить дома рядом друг с другом, соединять их на верхних этажах мостами и сидеть взаперти во время междоусобных войн.

– Знаю, знаю, ты же помнишь, как меня напугали воюющие привидения!

– Ха-ха-ха! Ты опять про эту дурацкую историю?

– Я же ведь даже потеряла сознание тогда! И очнулась на полу возле лестницы!

– Ага… Ха-ха-ха. Привидения вылетали из многочисленных бутылок, которые вы с твоими русскими подружками тем вечером оставили пустыми. Ха-ха-ха!

– Фома неверующий, при чем здесь бутылки? Подумаешь, немножко посидели, посмеялись, поболтали… Да что толку с тобой разговаривать?! У тебя всегда черное, если у меня белое, и наоборот! Вот все же интересно, где же здесь стояла вторая крепость, в которую вел этот проход? – я вернулась к окну. – Ведь по описаниям, Джемма и Данте до свадьбы переглядывались друг с другом из окон, а дом Данте стоял вон там, почти напротив нас, наверное, где сейчас ресторан. Дом-музей был построен позже, и отсюда его почти не видно.

Я представила себя влюбленной Джеммой, смотрящей из этого окна на Данте…

«Вон он – мой любимый… ах, ах… ах… хотя, минуточку, какой, в тулуп его, любимый? Бедная верная Джемма всю жизнь посвятила семье и детям, а этот… песни слагал музе своей – Беатриче. Кобель – он и в средневековье кобель… Кстати, давно хотела спросить…»

Бывший муженек тем временем переместился на кухню и что-то смачно жевал.

– Алессандро, вот скажи мне только честно, почему ты на мне женился? Ведь не любил, изменял, только мамочку слушал.

Шурик подавился и аж в лице изменился – видать, вопрос застал его врасплох – но все же быстро спохватился:

– Как почему? Ха-ха-ха! От мамы хотел сбежать, ты разве не знаешь? Ха-ха…

«Шуточками хочешь отмазаться?.. Но сдается, что ответил ты мне честно, а я-то ведь тебя любила…»

Кухня тоже вся сияла – тряпочки и моющие средства стояли на своих местах, вернее, на местах, где мама хотела. Я вспомнила, сколько званых обедов я здесь приготовила, и не пойми почему подумала про итальянскую селедку, которая была сухая и соленая – то ли дело наша, сочная и жирная!.. У меня вновь обильно потекли слюнки, и я с ужасом подумала, что сейчас закроется булочная.

– Я побежала, булочную закроют!