Оценить:
 Рейтинг: 0

Разные бывают люди. Охотник Кереселидзе (сборник)

<< 1 2 3 4 5 6 ... 15 >>
На страницу:
2 из 15
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Зябко ёжился хмурый день поздней осени. Серое небо скупо сеяло влажную пыльцу Холмистые дали и зубчатая гряда Северо-Западных высот были окутаны густой кисеёй тумана.

Медленно передвигал отяжелевшие ноги седоусый, широкоплечий, приземистый Денис Иванович. Устало шёл он с непокрытой головой, сжимая в руке старую мерлушковую папаху. Тяжкие думы, словно грозовые тучи, клубились в его голове. Думал повидавший виды казак о превратностях судеб народа и о семье своей, когда-то шумной, теперь распавшейся, и о грозящей старости. Один за другим покинули тленный мир родители и родичи. Поумирали сёстры и братья. Одна радость была – дети. Но вот вышли замуж обе дочери и отдалились, словно отрезанные ломти. Вроде бы неплохо жили своими семьями, да вот война и их обездолила. Забрали мужей на фронт, но всё равно живут они сами по себе. А вот Назарку-меньшого жалко. Надежда и гордость отца, продолжатель рода Чумаковых, разумный и хозяйственный парень.

– Эх, проклятая война!

Кто-кто, а уж сам Денис Иванович знал, что это такое. И потому в глубине души очень переживал, когда узнал о том, что Назар и Василий вместе с другими казаками станицы подали заявление в военкомат с просьбой отправить их на фронт – на защиту Родины – в первый же день войны.

– Вы что это, хлопцы, поперёд батьки в пекло лезете? Подождали бы, пока усы пробьются, – строго сказал он Назару и Василию.

– Мужчины не ждут, когда Отечество в опасности, – ответил Василий.

– Ничего, батя, не шуми зря, пушок над губой давно пробился, а пока доберёмся до германца – ощетинимся, как волкодавы, – пошутил Назар.

– Рано вам. Ещё в былые времена таких, как вы, не только в конницу, но даже в инфантерию не допускали, разве только водоносами или помощниками кашевара.

– Ну что ты, папа, за кого нас принимаешь? А ну давай! – Назар упёрся локтем о стол, приготовив ладони для отражения силы руки отца. Денис Иванович сел напротив и в свою очередь поставил локоть рядом с локтем сына. Сначала старик поддался, наклонил руку немного набок, но потом, осторожно идя на перегиб, положил руку сына плашмя на стол.

– Да, ещё силен старик! – восторженно воскликнул Василий.

– А ты как думал, халам, балам… В этом кулаке есть кое-что, – потрясая кистью, смеялся казак, а потом сказал серьёзно: – Так вот, хлопцы, знайте, что в таком опасном деле, как война, нужны знания, опыт, сила и сноровка, но иногда и это не спасает самых отважных, потому что пуля – дура.

Молодым казакам, Назару и Василию, да и некоторым другим добровольцам райвоенкомат отказал в просьбе по причине несовершеннолетия.

Денис Иванович остался доволен, в душе хвалил ребят. Добрые хлопцы, настоящие казаки получатся из них. Надо сказать, что и сам Денис Иванович почти одновременно с ребятами подал заявление, прямо на имя военного комиссара, в котором написал: «Я, бывший сотник, Денис Иванович Чумаков, отличившийся в Русско-японскую, награждённый Георгиевским крестом в Первую германскую, прошу зачислить меня в кавалерию и отправить в действующую армию для защиты Отечества».

Заявление старого казака было принято и одобрено. Но медицинская комиссия не признала его годным к строевой службе по годам и увечьям, следы которых остались на руке и ноге.

– Ну и доктора пошли, ни черта не понимают, – возмущался Денис Иванович и всё повторял: – Годы, что годы? Иной смолоду запаршивит так, что и в мирной жизни ни на что не годится, а другой – в шестьдесят гоголем гарцует. А седины для ядрёного мужика – что белый накал для булата. На мою покалеченную руку кивала медицина, а я им говорю – не помеха рука, я этой рукой сразу после войны империалистической и Гражданской пахать да косить начал в колхозном хозяйстве и управлялся не хуже других. И сейчас половчее молодых, клинком и берданкой владею. Да разве им докажешь… Они смотрят только на букву закона, а не на человека, – ворчал старик.

– Вот видите, батя, и нам несправедливо отказали, зря отказали, – подзадоривали Назар и Василий расходившегося Дениса Ивановича.

– Куда вам? Вы сопливые ещё, – гневно обрывал Денис Иванович неугомонных ребят, которых считал мальчишками и жалел по-отцовски.

Но вот с тех пор прошло почти полгода. По восемнадцати исполнилось Назарке и Васюте. И вот они мобилизованы, едут навстречу неизвестности. Но, конечно, сразу в бой их не бросят, подучат малость, а там что Бог даст.

Тяжко вздыхал Денис Иванович. И без того пасмурный день казался померкшим.

Забыл старый казак о том, как сам, когда был в таком возрасте, как Назар, в начале японской войны в девятьсот пятом году без ведома родителей уехал к дядьке на Кубань, а там увязался за дивизионом казаков, отправляемых на фронт. Не раз ему пришлось понюхать поpox самурайского образца. Со штыковой раной уполз он от твердынь павшего Порт-Артура. В германскую в четырнадцатом с пулевой раной в груди вытащили его из окопа под Брестом. И в девятнадцатом в Гражданскую крепко посекли клинком деникинские «добровольцы». Однако жив остался, видимо, не суждена была смерть на поле брани…

Да и война была тогда не то что теперешняя. Вильгельм, прежде чем пойти на Русь, объявил, что идёт войной, а Гитлер вроде бы договор заключал, заверил в добронамерении и вдруг по-воровски, как разбойник, среди тёмной ночи напал. И вот берут чохом города и сёла наши, того и гляди и до этих мест доберутся. Неужели Россия настолько ослабла, что не найдёт в себе силы, способной противостоять ворогу. И неужели Назар, Василий и все те хлопцы-новобранцы и добрые казаки полягут, не устояв перед железной лавиной фашистов?

Подобные думы тяготили душу старого казака не только теперь – после проводов ребят на фронт, а с самых первых дней войны. И казалось ему, что гнетущая тревога навечно поселилась в его душе. Одним он был доволен, что успел до мобилизации женить и Назара, и Василия. А ведь ребята и не помышляли о женитьбе. Хорошо, что надоумил.

Жизнь в станице – не то что в городе. Здесь каждый на виду как на ладони. Ничто не скроется от глаз людских. Потому само собою получается, что надзор за молодёжью устанавливается постоянный.

Пока парни и девки гуляют, как говорится, гуртом, на них мало обращают внимание, а если начинают пароваться да уединяться, тут начинается суд и пересуд – одобрение или осуждение старших.

Когда Дарья Даниловна и Денис Иванович узнали о том, что Назар стал обхаживать Дуняшу, дочь зажиточной вдовы, а Василий – Анку, такую же, как сам, сироту, препятствовать не стали. Дарья Даниловна и не думала о женитьбе юношей, а Денис Иванович, как узнал, сразу заявил:

– Значит, будем женить хлопцев.

– Да ты что, в своём уме? – воскликнула старуха.

– А что особенного? – ответил старик.

– Так ведь малы ещё хлопцы.

– Хорошенькое дело малы… Не сегодня завтра в солдаты заберут, как мужчин-воинов, взрослыми посчитают, а ты говоришь, малы, – возразил Денис Иванович и напомнил жене: – А сколько тебе было годков, когда прижималась ко мне за гумном в ночь под Ивана Купалу. Помнишь, как, перепрыгивая через костёр, ты подпалила юбку, а я погасил её и увлёк тебя в темень.

– Ох, Денис, и памятливый же ты, усё помнишь, – засмущалась Дарья Даниловна, но всё же уточнила факт: – Целоваться-то ты начал первым…

– Не будем, жинка, спорить, не об нас речь, о сынках наших.

– Да кто же их зарегистрирует прежде времени, теперь ведь всё по закону. Это не то что раньше. В церкви венчали по одному виду, не уточняя годков, – стала рассуждать Дарья Даниловна.

– Оно-то верно, но и эти новые законы, как говорится, что дышло, куда повернут, там и вышло. А любовь, ежели она настоящая, никаких законов не признаёт. В таких случаях, чтоб оградить от греха, лучше благословить на семейный союз. Знаешь, жинка, уж коли познали хлопцы сладость поцелуя, пусть вкусят и греховный хмель любви до конца. А то заберут их да бросят в проклятое пекло побоища, и вспомнить хлопчикам будет нечего в часы отбоя или привала. Окромя того, законные жинки понадёжнее в ожидании, чем девки-зазнобы.

– Но ведь не зарегистрируют их, а венчаться парни не захотят, потому что комсомольцы, – повторила старуха.

– Да ты, жинка, не беспокойся, я пробью это дело, потому как положение военное, особое, значит, и причину выставлю уважительную.

– Какую причину? – поинтересовалась Дарья Даниловна.

– Ну, скажем, насчёт Василия такую, что одинок он, не на кого бросить двор и хозяйство, всё может прахом пойти без хозяйки. А что касается нашего Назара, то тоже уважить должны, потому как я не годен к строевой, немощный, значит, и ты старая, уход требуется за нами. А сын единственный. Так и заявлю: ежели мобилизуете, кто будет присматривать за нами? Значит, и в нашем хозяйстве нужна молодая рука и присмотр.

– Ну что ж, вроде бы и верно. Воля твоя, Денис, ты голова над семьёй, как порешишь, нехай так и будет, – согласилась Дарья Даниловна. Потом, помолчав немного, посмотрела с умилением на своего повелителя и добавила: – Ох, Денисушка, и справди ты хорошо придумал, поженить хлопцев, нехай поживут по-семейному, пока призовут, а там, ежели Бог даст, закончится война, да воротятся до дому Назар и Василий, а им жёнки первеньких поднесут на радость.

Морось постепенно превратилась в мелкий дождь. Денис Иванович ускорил шаг, за ним поспешили и остальные. Когда семья Чумаковых, свернув за угол, пошла по своей улице, до слуха вдруг донеслось одинокое завывание, скорее похожее на голос волчицы, тоскующей в ночи.

Денис Иванович остановился, прислушался.

– Где-то стряслась беда, кажется, в нашей стороне, – сказал он и поспешил в ту сторону.

Через некоторое время встревоженная семья Чумаковых увидела людей, бегущих к дому Настеньки.

Новый дом, поставленный перед самым началом войны на противоположной стороне улицы, прямо перед отличавшейся добротностью хатой Чумаковых, тоже был заметен издали.

– Что же могло случиться? Ведь Настенька с Аришкой были на станции, – прошептала Дарья Даниловна.

– А вчера она получила письмо с фронта от Степана. Сама Настенька сказывала, – добавила Дуняша.

– Письмо могло прийти вчера, а похоронка – сегодня, – упавшим голосом произнёс Денис Иванович.

– Тьфу, тьфу! Упаси Господи! Не говорил бы вслух такое, – недовольно глянув на мужа, сказала Дарья Даниловна.

– Эх, жинка, жинка, да я такого врагу не пожелаю, а оттого, что не скажу вслух, тоже не утаится несчастье, ежели оно случилось.

Анка с Дуняшей и Марья с Ольгой, оставив позади стариков, побежали к дому Понамарёвых. Калитка дома была распахнута. Во дворе и хате толпились встревоженные бабы. Вбежав, Анка и Дуняша увидели Настеньку с обезумевшими от ужаса глазами на бескровном лице. Оглядывая входивших, она издала душераздирающий крик и запричитала:

<< 1 2 3 4 5 6 ... 15 >>
На страницу:
2 из 15