Солнце в зените. Сборник рассказов

– Да, да, мне гораздо лучше!

С холодеющим сердцем я разглядывал в темноте пятнышки крови на краю белого одеяла и в бессилии сжимал в ладонях ее руку, когда ее вновь начинали бить долгие приступы кашля.

К утру Юонг не стало.

На ватных ногах покидая дом учителя, я снял с полки лакового шкафа грифельную дощечку и сунул за пазуху. Тонкая девочка с синей матерчатой сумкой на плече летела по извилистой дороге куда-то вперед, в пустоту…

Не оглядываясь, я уходил прочь, твердо уверенный, что больше ничего в моей жизни не будет.

Вскоре отец вместе с армией покинул Пхеньян, а мы с матерью остались там еще на три года. По воле рока нам пришлось стать очевидцами ковровой бомбардировки города американцами. Сидя в окопе вместе с местными жителями и пытаясь прикрыть собою мать, я слушал, как стонет земля под бомбами, с грохотом несшимися с высоты в шесть тысяч метров. Тройки самолетов В-29, прозванных «Летающей крепостью», кружили над городом, превращая его в горящие руины. Словно свечи, один за другим вспыхивали корейские домики. Из огня вырывались женщины с обезумевшими глазами, волоча на подолах рыдающих от ужаса детей. Одна из бомб накрыла и серую фанзу учителя, оставив вместо дома и сада дымящуюся черную воронку. Когда я узнал об этом, то в душе невольно порадовался, что добрый старик этого уже не увидел.

Вернувшись в Союз, я поступил в институт и стал профессиональным художником. Призвание не обмануло меня, подарив мне немало счастливых творческих лет. Сейчас мне за восемьдесят, и вечерами я люблю перелистывать старые фотоальбомы, хранящие память о многих встречах и поездках, которые мне подарила судьба. Но в Пхеньяне я больше ни разу не был. Не тянет меня в этот город, отгородившийся от мира, обросший бетонными коробками и ставший неотличимым от сотен других городов. Но ушедший Пхеньян всегда со мной. Он свернулся черным, потускневшим от времени локоном в серебряном медальоне, рядом с портретом матери. Он смотрит на меня с запылившейся грифельной дощечки и, прорывая завесу лет, летит белым девичьим силуэтом по извилистой дороге моей жизни…

Солнце в зените

– Не хочешь выкладываться на все сто, пиши по собственному!.. – Голос начальницы бил в барабанные перепонки, в то время как Оксана, съежившись на стуле под прицелом выпуклых бесцветных глаз, упорно искала что-то взглядом на полу. – Первое правило нашей компании – во время сдачи проекта каждый сотрудник вкалывает до кровавого пота! Что-то я не заметила, чтобы у тебя пот капал со лба! Да, у нас рабочий день до семи, но никто в семь не уходит! Остаются до ночи!

«Не моя вина, что вы строите работу так, чтобы все задолбались! Не моя вина, что все делается в последний момент, когда можно делать все спокойно, без истерик! И уж не знаю, с чего вы взяли, что за тридцать тысяч в месяц вы покупаете не мое рабочее время, а меня целиком, как раба!»

– Но ведь все техпланы я сдаю вовремя… – Все, что Оксана с трудом смогла промямлить вслух.

– Надо жить корпоративным духом. Ты уже достаточно давно в нашей команде, чтобы понимать: если ты всецело не вливаешься в наш поток, он тебя выбрасывает!

Когда два года назад Оксана пришла в эту дизайнерскую компанию, ей пришлось несколько месяцев проходить «дрессировку стрессом». Начальница кричала, била руками по ее рабочему столу, так что ноутбук подпрыгивал, грозясь грохнуться на пол. И Оксана изо всех сил держала лицо, чтобы уже дома, зарывшись головой в подушку, тихонько плакать, отводя душу. Да будь у нее возможность, она бы с радостью проявляла «креатив». Но на деле поле для фантазии было столь убогим, что бороться оказалось просто не за что. Вся работа дизайнера-проектировщика сводилась к черчению типовых залов с типовым набором стендов для типовых промышленных выставок.

И сейчас, сидя на очередном «разогреве» в кабинете начальницы, Оксана мечтала только об одном: бежать, бежать без оглядки из этого проклятого места, от тошнотворной рутины, от этой надменной, жестокой дрессировщицы… Но… это была единственная работа, где ей удалось хоть как-то закрепиться.

– Я тебе с самого начала говорила, художник – не профессия! – с напускным спокойствием сетовала мать, разогревая на ужин котлетки с брокколи. – Мы с отцом не зря советовали – иди в экономический. Нет, уперлась рогом, настояла на «суриковке». И что теперь?..

– Ну не век же гнить в тухлом офисе… – слабо сопротивлялась Оксана, стараясь отогнать нараставшее чувство вины.

– Ну, иди с мольбертиком на Арбат, завлекай прохожих – нарисую красивый портретик за три копейки.

– Почему бы и не портрет…

– А то ты не видела, кто там за мольбертами сидит? Мар-ги-на-лы! «Творческие личности» без денег и прописки. Мы с отцом уже старые. Кто тебя, глупую, кормить будет?

«Кор-р-р-мить…». Растянувшись на кровати в своей комнате, Оксана перекатывала в горле это стыдное слово, мучительно режущее слух: «Кор-р-р-мить…». Она рассеянно задержала взгляд на висевшем на стене календаре: тигрица с тигренком. Тигренок нежно прижимался к маме, блаженно щуря глазки под ее шершавым языком, пока та заботливо вылизывала ему ухо. «Интересно, а она задумывается о том, что кормит его?.. Вряд ли. Наверное, она его просто любит… любит – и все… лю-бит…».

Плавно погружаясь в сгущающиеся сумерки, Оксана не заметила, как заснула, свернувшись в позе эмбриона и крепко обняв подушку. Она спала так каждую ночь, которую проводила не у Сергея. Сегодня она спала спокойно, ведь впереди ее ждал не унылый офис, а вожделенная суббота, и Сергей обещал сводить ее на выставку, а потом они, наверное, пойдут к нему и в обнимку посмотрят какой-нибудь романтичный фильм…

Но обещанный звонок так и не разбудил Оксану субботним утром. Она тщетно ждала до обеда, а вечером Сергей заехал к ней без предупреждения, мрачный, неприветливый, и на расспросы предложил пойти в ближайшее кафе поговорить.

Невероятно, но ее почти не удивили его жалкие, вымученные, разделенные судорожными глотками капучино слова: «нам лучше расстаться», «ты не любишь меня», «я устал ждать»… и наконец – «я уже месяц встречаюсь с другой».

Оксана поняла, почему Сергей решил порвать с ней здесь, на людях. Он боялся, что она ударится в слезы, закатит истерику. Ну уж нет, она не доставит ему такого удовольствия.

А Сергей все говорил, говорил, то и дело смачивая глотками кофе пересыхающее горло:

– С тобой я не вижу перспектив… Мы уже год вместе, но ты так и не переехала ко мне. Я пробовал говорить о совместном будущем, а ты только смеешься. Ты всегда относилась ко мне как мужчине, который здесь и сейчас… Но не завтра, не через год… Я устал. А она, понимаешь, она…

–Я тебя услышала. Желаю вечного счастья!

Оксане хватило мужества не обернуться, оставляя за кофейным столиком свою женскую гордость и разбившиеся остатки иллюзий. Только дома, в убежище постели, еще крепче обнимая подушку, она позволила себе заглянуть в разверзшуюся у ее ног трещину. Прав ли Сергей, что оставил ее? Готова ли она была выйти за него?.. Она не знала. Знала только, что ее родители хотели внуков и радовались зрелому, респектабельному жениху с отдельной квартирой. Во всех смыслах он был хорош, и не его вина, что рядом с ним у нее не билось сердце, а в душе твердым шариком застыл вакуум, не впускавший в себя естественные радости. Она не любила готовить, не умела налаживать быт, не знала, как научиться хотеть мужа и детей. Ей шел двадцать восьмой год, а она до сих пор так и не определилась, кем станет, когда вырастет. Ее куда больше интересовало, как свет лампы отбрасывает тени предметов, как пылинки кружат в лучах утреннего солнца, как ливень размывает городские улицы и силуэты прохожих. Но художник – это не профессия.

За этими размышлениями она и встретила рассвет. Завернувшись в плед, она залезла на подоконник и открыла окно. На нее пахнул сыростью пакостный московский июнь, орошавший мелким дождем серую пустынную улицу.

– Опоздала, везде опоздала, – безотчетно вслух произнесла Оксана, и внутри как будто что-то оборвалось.

У нее ничего не было. Ничего не получилось. Все, чего ей хотелось – чтобы кто-то нажал на кнопку «стоп», прервав этот бесконечный поток одинаковых дней, несущих ее в бессмысленную пустоту. Она смертельно, смертельно устала от самой себя.

Так проходило лето. Оксана еле вставала по утрам, кляня то удушливую городскую жару, то дождливую пасмурность. С трудом добиралась до работы, неизменно подавляя приступы тошноты, нараставшей по мере приближения к бетонной коробке офиса. С отвращением глотала пищу, не чувствуя вкуса.

Когда на горизонте замаячил конец августа, Оксане внезапно позвонила подруга детства, с которой она не виделась уже много лет. Услышав некогда родной голос, Оксана неожиданно для себя разоткровенничалась и поведала подруге о том, как все ей опротивело. Пустота, мертвая пустота внутри и снаружи…

– Бери отпуск! – с решительной веселостью сказала подруга. – Тебе нужно встряхнуться.

Отпуск?.. Простота и прозаичность вердикта повергли Оксану в ступор. У нее жизнь в руинах, а та ей – отпуск… встряхнуться…

Но подруга стала настаивать. Рассказала, что ее родная тетка в крымской деревушке на южном берегу сдает домик. Если Оксана согласится снять на месяц, то по знакомству она берется организовать совсем недорого. Тем более пик сезона позади.

– Да кто меня на месяц с работы отпустит. И что я там делать одна буду. Нет-нет, это невозможно…

«Это не-воз-мож-но!» – повторяла себе Оксана, записывая номер телефона в Крыму. «Это невозможно», – бубнила она под нос, пока пальцы, подрагивая, выводили: «Прошу предоставить оплачиваемый отпуск…» и дальше немыслимую цифру – 28 календарных дней разом!

– Это невозможно! – возмутилась начальница. – Ты с ума сошла! Максимум на две недели!

– В прошлом году я вообще отпуск не брала! – выпалила Оксана, и сама оторопела от собственной наглости.

Начальница смерила Оксану озадаченным взглядом и брезгливо подписала заявление:

– Обойдемся!

Серебристый лайнер качнул крылом, и за стеклом иллюминатора под легкими перьями облаков огнем вспыхнула безбрежная лазурь.

Море! Как много лет она его не видела… Еще в школьные годы ее возили на черноморский курорт с большой группой одноклассников, но тогда встреча с морем вызывала скорее поросячье веселье, да и налаженный режим шумного детского лагеря не позволял остаться с морем наедине и по-настоящему его почувствовать. И вот теперь море дышало там, далеко внизу, под брюхом их игрушечного самолетика, и, словно чешуя огромной чудо-рыбы, то отливало перламутром, облитое розовым светом утренней зари, то наливалось глубокой синевой. Впервые она видела его вот так, с высоты полета, во всем его спокойном, царственном величии. Сердце подпрыгнуло от испуга – не забыла ли она альбом и пастель для рисования. Мысленно перебрав багаж, Оксана расслабленно откинулась на спинку кресла. Нет, все было собрано.

И вот уже веселое маршрутное такси вприпрыжку несется по серпантину. И слепящие солнечные лучи обжигают сквозь оконное стекло. Мимо Оксаны, прижавшейся носом к окну, проносятся выгоревшие поля и можжевеловые рощи, а между хребтов скалистых гор то и дело мелькают россыпи крошечных дачек.

Деревушка, в которой Оксана сняла домик, находилась в десятке километров от Ялты, на отшибе от кипучей жизни оживленных крымских курортов. Пока Оксана добралась до места, на скорую руку раскидала вещи и немного отдохнула с дороги, солнце успело пробежать по дуге с востока на запад, и к побережью ласковой кошкой стал подкрадываться мягкий южный вечер. Когда она оказалась на пляже, там уже почти никого не было. Лишь несколько голов, широко разбросанных друг от друга по золотящимся закатом волнам, еще мелькали над толщей воды, да одна пожилая пара на берегу заботливо растирала друг друга полотенцами.

«Я не буду сегодня купаться. Уже поздно. Только зайду по щиколотку, ну, или по колено, поздороваться». Оксана скинула сарафан, подняла и заколола на макушке длинные русые волосы и, стыдливо подтягивая купальник на своем белесом, не тронутом солнцем теле, поспешила к воде, с непривычки неуклюже балансируя на крупной пляжной гальке. Прохладным пенистым языком море лизнуло ноги, и, ощутив от этого прикосновения легкий укол в груди, Оксана слегка поежилась. «Точно не буду сегодня купаться», – мысленно повторила она. Но чем дальше она заходила в воду, тем ласковее море принимало ее. Она чувствовала, как в нос все сильнее ударяет свежий арбузный запах, как мелкие камешки, отползая вместе с шипящим прибоем, щекочут ей ноги. И вот уже морская прохлада охватила бедра, руки оперлись на шелковую упругость волны. И тело, чуть вздрогнув от озноба, помимо воли, само скользнуло морю навстречу…

Так начались самые уединенные и безмятежные дни в жизни Оксаны. Она впервые всецело принадлежала сама себе, могла не торопясь и без привычного чувства вины предаваться созерцанию красот окружающего мира. Груз проблем, ежечасно давивший на нее в столичном плену, теперь, словно дурной сон, остался там, далеко за хрустальным куполом горизонта. Она снова и снова окуналась в море, до блаженной неги в ногах. Загорая на пляже, украдкой делала наброски в альбом, ловя колоритные типажи среди отдыхающих, или смешивала оттенки пастели, стараясь как можно точнее передать прозрачную лазурь волны. А когда спадала жара, спешила на местный рынок, с живостью впитывая глазами пестроту изобилующих прилавков, радостно вдыхая аромат фруктов и соленый запах свежей рыбы.

– Почем у вас эти карпы?

– Это кефаль. Двести рублей за кило.