Воскрешение секты

– Ты ни черта не контролируешь происходящее. Сколько там я плачу тебе в час? Чтобы ты тут сидела и врала мне? Полный бред, черт подери…

Голос его звучал неприятно и резко. Когда на него находит такое настроение, он передергивает все, что бы она ни сказала, и все обращает против нее. Лучше промолчать, пока он не успокоится.

– Я хочу знать всё. Всё. Поняла? Каждый комментарий. Каждую идиотскую фотографию, которую она выкладывает. Каждый дурацкий смайлик в ее тупых постах. Всё до последней точки.

На мгновение в голове у Анны-Марии наступила полная тишина. Двигающиеся губы Освальда превратились в беззвучное отверстие. Казалось, кто-то крепко сдавил ей грудную клетку. Она услышала собственное дыхание через нос, услышала биение пульса, мягкое и стабильное. Давление на грудную клетку отпустило, осталось лишь легкое головокружение. Каллини прислонилась к стене, потому что ноги стали как ватные. Помещение вокруг угадывалось слабо; голос Освальда словно отдаленное жужжание. Анну-Марию вдруг охватило ужасное чувство ясности и страха. Все это время она подозревала это, но мысль так и не оформилась до конца. Только теперь она увидела отношение Освальда к Софии Бауман в новом свете. Речь тут не о мести и не о пиаре. И даже не о добром имени «Виа Терра». Это глубоко личное. Болезненная одержимость, на которую ничто не может повлиять, а уж тем более остановить.

– Ты слышала, что я сказал? – крикнул Франц.

– Да, всё до последнего слова. Я все поняла. Ты получишь всю информацию, обещаю.

– Хорошо. Я устал от твоей лжи и некомпетентности. А сейчас я покажу тебе, что мне приходится выносить, в то время как ты плевать хотела на то, каково мне здесь.

Анна-Мария хотела что-то возразить, но Освальд жестом остановил ее. Засунул руку в карман брюк и достал нечто, завернутое в туалетную бумагу. Положив сверток на ладонь, развернул бумагу. Анна-Мария попятилась, снова ощутив приступ головокружения – на долю секунды ей показалось, что перед ней отрезанный палец. Она попыталась разглядеть детали в предмете, оказавшемся у нее перед глазами. Кровавая жила с белыми точками.

– Что это?

– Колбаска с кровью. Меня заставляют это есть, пока ты рушишь мою жизнь и тратишь мои деньги… Возьми ее с собой домой и съешь. Может быть, тогда ты почувствуешь, насколько все серьезно.

Анна-Мария с усилием сглотнула, ощущая себя совершенно раздавленной.

13

Несмотря на обещание, данное Софии, Симон не ходил в «Виа Терра» каждую неделю. Ему не нравилось красться под покровом ночи, словно вор или шпион. В такие минуты он чувствовал себя нелепо и глупо. Однако совершал свои ежедневные прогулки и посматривал на фасад усадьбы, проходя мимо по дороге.

В пансионате работы было невпроворот. Они обзавелись тремя теплицами, к тому же он готовился к высадке в открытый грунт. Знаменитый журнал для гурманов заинтересовался экологической едой в пансионате и написал о них статью. «Экологическое земледелие в своем лучшем виде», – так звучал заголовок, а прямо под ним – фотография Симона, опирающегося на лопату. Он вовсе не мечтал о признании и славе за то, чем занимается. Зато статья заставила его испытать почти опьяняющее злорадство по отношению к Освальду. «Вот тебе, задавака чертов, – подумал он. – А ты еще говорил, что всем плевать на мои посадки».

Инга Херманссон так обрадовалась статье, что немедленно предложила повысить Симону зарплату, однако он отверг это предложение.

– На самом деле я хочу другого – чтобы мы приняли этим летом участие в конкурсе «Экогруппы», – сказал он. – И чтобы я получил часть денег, если мы победим.

«Экогруппа» – так называлась общественная организация, каждый год проводившая конкурс на лучшее экологическое хозяйство страны. Симон читал об этом в интернете. Приз представлял собой солидную сумму. На самом деле он и понятия не имел, что будет делать с деньгами, но понимал, что их победа весьма разозлила бы Освальда. Тот всегда заявлял своим сотрудникам, что они имеют весьма низкую ценность «в большом мире» и что на самом деле только он, Освальд, умеет обращаться со СМИ и финансовыми воротилами. Кроме того, он не раз повторял, что, покинув «Виа Терра», они останутся без работы. Разве что, если очень повезет, будут переворачивать гамбургеры в «Макдоналдсе». Теперь Симона забавляло, что они никак не могут найти ему замену в «Виа Терра».

От такого предложения Инга Херманссон воспламенилась.

– Но давай договоримся, Симон: если мы победим, деньги ты оставишь себе.

– Ну, в таком случае половину. Но сейчас, раз уж мы об этом заговорили, мне нужно вспахать побольше пространства на полях. В этом году я хочу начать заниматься органическим земледелием. А еще я хотел предложить поставить в огороде у грядок с приправами несколько скамеек, чтобы наши постояльцы могли там посидеть. Летом там так чудесно пахнет… Можем давать им с собой наши приправы – мы используем далеко не всё, что выращиваем.

Похоже, Инга Херманссон была потрясена тем, что Симон за один раз сказал так много слов.

– Как мне повезло, что я нашла тебя!

Позднее в тот день позвонила мать Симона, прочитавшая статью о нем. Поначалу он даже не узнал ее голос, поскольку ни разу не разговаривал с ней с тех пор, как уехал из дома. Только посылал пару раз рождественские открыточки – с санями и оленями, без религиозной символики. Голос матери звучал мягко и задушевно, не так резко, как обычно.

– Симон, я хотела поздравить тебя по случаю статьи.

– Спасибо. Что-нибудь еще?

– Я хотела бы, чтобы ты приехал домой, навестил нас…

– Вы по-прежнему члены «Пути Божьего»?

– Конечно же, дорогой Симон. Ведь нельзя отказаться от Бога. Он – сама жизнь и вечность.

– Тогда мне все ясно. Спасибо, что позвонила. А сейчас я должен идти работать.

– Обещаю не уговаривать тебя, когда ты приедешь.

– Вы по-прежнему молитесь за столом?

– Ты ведь прекрасно понимаешь, Симон, что мы должны это делать. Ты не можешь принять нас такими, какие мы есть?

– Нет. После того, что случилось с Даниэлем, не могу.

– Симон, Даниэль на небесах. Несмотря на то что он натворил, я думаю, что Бог принял его в свои объятия.

Симон сбросил звонок. Ему стало тяжело дышать. Подумать только – она до сих пор способна вывести его из равновесия… В голове снова завертелись воспоминания о том страшном вечере, когда из его младшего брата Даниэля собирались изгнать дьявола. Вся его вина заключалась в том, что он влюбился в другого парня. Воспоминания о душераздирающих криках из хлева, когда пастор и так называемые члены совета старейшин хлестали его, призывая Бога и требуя от дьявола покинуть его тело… Горе в глазах Даниэля, когда он на следующий день уехал с хутора…

Через пару часов брат позвонил на мобильный телефон; в его голосе слышались слезы. Он попросил Симона не судить его строго. Тот неверно понял его слова, и каждый раз, когда думал об этом ужасном недоразумении, ему хотелось разбить себе лоб в кровь. Симон ответил Даниэлю, что желает ему всего самого лучшего, что есть на свете. Странные слова, обращенные к человеку, который теперь, по словам его матери, обитает на небесах…

Но где-то в глубине души Симон все же чувствовал, что добром это не кончится. И, когда к ним на двор въехала полицейская машина, он закричал во весь голос – так, что, казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Один из полицейских вошел, взял его за плечо и усадил на деревянный диванчик в кухне. И держал его, как в тисках, пока Симон пытался вырваться и накинуться на родителей. Он кричал, пока не охрип, пока крик не превратился в звериный вой.

Все говорили ему, что время лечит все раны. Но эта рана так и не зажила. Симон в точности знал, где именно Даниэль встал на рельсы. В детстве они вместе ходили туда потихоньку от родителей. Сидели на склоне, наслаждались ветерком от проносившихся поездов и считали вагоны товарняков. Но Симон туда никогда больше не ходил. И не пойдет. Ни туда, ни на свой хутор он не вернется. Никогда, ни за что…

Симона по-прежнему занимали эти мрачные мысли, когда он прочел сообщение от Софии. Он догадывался, что не она ему все это послала, однако написал ответ. Тут же пожалел об этом и выругался оттого, что письмо нельзя вернуть. Когда позднее в тот вечер пришло ее сообщение с объяснениями того, что произошло, когда он понял, чему подверглась София, то так разозлился, что с трудом сдержался, чтобы не врезать кулаком по экрану компьютера.

И сразу же понял, что пора нанести новый визит в «Виа Терра».

* * *

Хотя март только начался, в воздухе уже запахло весной. Это никак не объяснялось солнцем или температурой: погода стояла пасмурная, на земле и ветках деревьев по-прежнему лежал иней… Нет, что-то ощущалось в самом воздухе – теплая сырость, намекавшая, что суровый холод начал отступать. Снег укрыл вересковую пустошь белым одеялом. Замерзшие ветки хрустели под грубыми ботинками Симона.

Он подошел к склону, где скалы обрывались вниз, к морю, вскарабкался на Дьяволову скалу и встал на самом краю. Под ним неподвижно лежало море – на один оттенок темнее неба, повисшего над горизонтом дымовой завесой.

Симон вспомнил тех, кого Освальд заставлял спрыгнуть со скалы. Такое наказание за провинность он придумал для сотрудников. Им приходилось прыгать в ледяную воду, несмотря на высокие волны и сильный ветер. К счастью, самому Симону такого делать не доводилось, хотя пару раз он едва избег этой участи.

Симон сел на край утеса, свесив ноги, и стал слушать дыхание воды, ее всплески и вздохи. В небе тревожно зависли несколько чаек. Дикие утки отдыхали на камнях, спрятав клювы под крылья. Баклан неподвижно стоял на скале, раскинув крылья, словно самолет. Вокруг царила тишина – только где-то в глубине острова лаяла собака.

Симон подумывал о том, чтобы слезть вниз к воде и поискать мидий, однако понимал, что на самом деле просто пытается оттянуть визит в усадьбу. А ему надо иметь сведения, отвечая на письмо Софии…

Симон успел проскользнуть в калитку как раз вовремя – начинался общий сбор. Встав за дубом, он втянул живот, пытаясь слиться с окружающими деревьями.

Сборище во дворе усадьбы стало многочисленнее с тех пор, как он побывал здесь в последний раз. Униформа сидела на них лучше, сами сотрудники стояли прямее, да и шеренги выглядели ровнее. Симон обратил внимание на пару новых лиц, которых не видел раньше, – тощего парня с длинными волосами, стоявшего позади Бенни и Стена, и девушку, на которую еще не успели надеть униформу. Ее красный анорак выделялся как приманка для глаз – единственное яркое пятно на фоне серого ландшафта. Симон задался вопросом, как столь печально известной секте, как «Виа Терра», удается привлекать новых членов. Впрочем, некоторыми, наверное, движет любопытство. Кого-то привлекает харизма Освальда. Всегда найдутся девушки, слепо влюбленные в него – они соглашаются на работу в надежде, что он обратит на них внимание.

Симон обвел взглядом территорию. Обнаружил, что большой сарай, где он когда-то хранил свой инвентарь, переделан под жилой дом. Его покрасили, в нем появилось больше окон и новая крыша. Вокруг дома стояла изгородь, а перед входом возвышалось некое подобие детской площадки.

И тут он увидел Эльвиру. Она стояла перед домом в бесформенном черном пальто, наблюдая за собранием. Волосы разбросаны по плечам, падают на пальто, делая ее похожей на черный треугольник с золотыми краями, выделяющийся на фоне стены дома. На мгновение Симон глубоко прочувствовал, что она испытывает. Это было сродни телепатии: тяжесть, сдавившая грудь, ком в горле и ужас из-за высокой стены и изгороди из колючей проволоки. Все, кто там работал, испытывали это чувство. И теперь Симон почувствовал, как все это воспринимает Эльвира. «Я не вижу и не слышу, но точно знаю, что она плачет», – подумал он.