– А можно завтра?
– Приходи завтра.
Я подпрыгнула от радости и помчалась вниз, прижав к груди портфель.
– Смешная девчонка! – услышала я в дверях голос Юрки.
Дома за ключи мне влетело. Мать долго, нудно кричала, что я безответственная, что мастерская далеко, что денег нет, что когда будут новые ключи, еще неизвестно. Меня стращали, что теперь я буду сидеть в подъезде, до их прихода. А я думала про Юрку, и почему-то про Кеху и ту учительницу с шарообразным задом.
* * *
На следующий день на перемене я рассказала друзьям про своё необычное знакомство. Те подивились, закидали меня вопросами.
– Они хорошие, – сказала Машка. – Просто они так самовыражаются.
Мы с уважением закивали – про самовыражение Машка знала всё: её родители работали в ТЮЗе[2 - ТЮЗ – Театр юного зрителя. Сейчас это Академический молодежный театр «Глобус».].
Тут прозвенел звонок.
– Дети! – начала урок Людмила Михайловна. – Скоро вас всех торжественно примут в октябрята! Вы должны подготовить праздник. От каждого отряда по сценке.
Мы загалдели.
– В конце недели все вожатые должны сказать мне, какую сценку будете готовить. Желательно что-нибудь из жизни пионеров-героев или из Носова. А теперь математика…
* * *
Когда я пришла на чердак, то там был всего лишь один Лёнька. Он сидел на диване и щипал струны гитары, периодически тыкаясь в самоучитель.
– Ты тут? – Он совсем не удивился.
– Ага. – Я плюхнулась рядом с ним. – Ключи потеряла.
– Знаю. Мне вчера ребята рассказали.
– А когда Юрка придет?
– Ну, занятия закончатся – и придёт.
Лёнька вздохнул, перевернул страницу.
– А в какой школе он учится? – не унималась я.
– Он в университете учится.
– О! – обалдела я.
– Жек! ты бы уроками занялась! – не выдержал Лёнька.
Я достала учебники, тетради, устроилась поудобнее. Воцарилась тишина.
– Лёнь…
– Ну что ещё!
– Я видела, как Кеху учительница…
Лёнька отложил гитару.
– Эта… она что-то про Кехиного дедушку говорила. Он кто был?
Лёнька помолчал, думал: говорить или нет?
– Он был политический.
– А это как?
– Вырастешь – узнаешь, – буркнул Лёнька и снова уткнулся в самоучитель.
Чердак постепенно наполнялся людьми. Мне никто не удивлялся, даже здоровались, я улыбалась им в ответ и делала вид, что ужасно занята уроками. То и дело сетовала: как много нынче задают! Мне сочувствовали. А Лёнька упорно продолжал терзать гитару.
Вечером, уже дома, я спросила:
– А кто такие политические?
Родители разом замолчали. Посмотрели на меня на мгновенье и тут же снова спрятались: отец уткнулся в газету, а мать – в телевизор. Я ждала.
– Это преступники, – наконец, сказала мать.
– Значит, Кехин дедушка – преступник? – не поверила я.
Кто такие преступники я уже знала – прочитала у Вайнеров. Но не верилось, что у доброй, замечательной Кехи был такой дедушка!
– Преступник, – отрезала мать и отвернулась.
Решила узнать в школе. На переменке подошла к Людмиле Михайловне. Она, услышав вопрос, расцвела, начала говорить много странных, непонятных слов. Меня спас звонок.
– … Политические? – удивился моему вопросу Юрка. – А почему ты спрашиваешь?
Я рассказала про Кеху. Юрка слушал, поджав губы.
– Политические… это когда… – он задумался. – Это гамлеты.
– Гамлеты? – удивилась я.
– Понимаешь. Есть люди… неудобные. Ну… неформатные. Они не вписываются в систему. Понимаешь?
Я кивнула, хотя и не так уверенно, как бы мне хотелось.