Дублер

Семагина прибавила газу.

– Так что, турагентство? Салон?

– Высади у метро, хочу в свой компьютер, – ответила Григорьева.

– А мне на другую площадку. В ебенях. Там актриса капризничает. В гроб ложиться отказывается. Почему я должна все улаживать? – вздохнула продюсер.

– Потому что ты это умеешь лучше всех, Свет. Ты всегда все улаживаешь, – ответила Григорьева.

– Ну еще бы не умела. Генеральный сразу пинка под зад. А у меня – ипотека.

Григорьева была в курсе развода Семагиной.

– Что бывший твой, так и не помогает? Ты на алименты подавала вроде.

Семагина усмехнулась:

– Я тебе не говорила еще? Представляешь, нарисовал сам себе зарплату в двадцать тысяч рублей, он же сам у себя директор, вот и получаю – алименты, тридцать процентов. Скотина.

– Правда, скотина, – согласилась Григорьева.

– Вот, написала бы. Тяжкая женская доля, – предложила Семагина.

Григорьева вздохнула:

– Свет, ТЖД мы с тобой писали. Раз дцать.

Семагина согласилась:

– Это да. Неисчерпаемо.

Машина притормозила у метро. Прежде чем выйти, Григорьева бросила:

– А в тебе ведь живет прекрасный автор.

– Нет уж спасибо, пусть помирает. Не хочу выглядеть, как ты, – отмахнулась от приглашения в волшебный мир творчества продюсер.

И уехала. А Григорьева пошла в метро.

Эскалатор был любимым аттракционом Григорьевой. Она спускалась вниз и наблюдала за теми, кто ехал вверх. Вот пара: приличные люди, время рабочее, очевидно, любовники, сбежали из офиса. Обоим около сорока, он ее обнял, как не обнимают жен, женщина плакала. У нее на пальце кольцо, у него – нет. Бедняга, видно, она никак не решится уйти от мужа, там, наверное, еще дети.

Шустрый пацан лет пятнадцати вытаскивает кошелек у зазевавшейся на рекламу тетки со множеством сумок. Воришка не видит, что при сходе с эскалатора его ожидают стражи правопорядка. Вот дурак, тут же камеры. Зеленый еще. Не повезло.

Внизу пожилая тетечка в будке эскалатора вяжет варежки, бросая нежные взгляды на фото внучки, пристроенное к стеклу изнутри. И тут же рявкает в матюгальник на мужика, который сломя голову несется вниз, спеша на приближающуюся электричку.

– Запрещается бежать по ступеням эскалатора!

Взмокший менеджер пролетел мимо нее. Бедолага. Все равно опоздал.

Парочка студентов, связанных наушниками плеера и первой любовью. Страстно целуются, бесстыдники, у всех на глазах. У хмурого старика на ступеньку ниже, при взгляде на которого в голове Григорьевой сразу всплыло слово «вдовец», нет никакой возможности избежать вида чужого счастья. Ему бы поплакать сейчас, что у него уже первой любви никогда не будет, но старик зло выплюнул, как змея яд:

– Ни стыда ни совести!

Парочке не было до старика никакого дела, его яд не достиг своей цели. Возмущенный старик обернулся назад в поисках поддержки. Но следующий за ним пассажир – рыжий мужчина лет тридцати, не разделил его раздражения, он ехал сонный, а может, по жизни такой.

– Мам, можно мне снять шапку?

Внимание Григорьевой привлекла молодая мать с мальчиком, стоящие прямо у нее под носом. Мальчик лет пяти взмок в толстой вязаной шапке, да еще вдобавок был укутан шарфом по самую макушку.

– Тут сквозняк, Юрочка, а ты у меня и так все время болеешь.

Григорьева отметила это «у меня». Мать-одиночка, опекающая главного мужчину своей жизни, посвятит ему всю себя, а он будет чувствовать себя виноватым и…

– Ну мам. Жарко, – заныл малыш.

Вдруг Рыжий на соседнем эскалаторе очнулся ото сна. Он заметил молодую мать, когда они совпали эскалаторами на середине пути, протер глаза, будто не веря себе, при этом на руке его блеснуло обручальное кольцо.

– Лена!

– Андрей?! – испугалась женщина.

– Лена!!! – крикнул громче Рыжий, в его голосе послышалось отчаяние, эскалаторы увозили их в противоположные направления.

Мальчик все-таки стащил шапку, под которой обнаружилась рыжая копна волос.

– Мама, а кто это?

Женщина схватила мальчика за руку, увлекла в толпу. Как раз подошла электричка, они уехали. На перрон выбежал Рыжий. Но там уже не было ни молодой мамы, ни мальчика в шапке.

Григорьевой везло на такие вещи.

Вечерело. Толпа киношников вывалила из павильона на довольно грязную территорию бывшего завода. У шлагбаума уже ждал фирменный микроавтобус «Апреля», который развозил народ до метро. Кто-то пошел к своим машинам, поскромнее, Доценко и Рената направились к его внедорожнику разминать роль.

Внедорожник Доценко всегда был чист. Это было делом Петровича, присматривать и за маршруткой, и за машиной режиссера. А что? Все равно ждешь. Пока там смена. Петрович заметил Доценко, поспешно затушил сигарету, подошел поздороваться.

– Отстрелялись, Сергей Владимирович?

– Нормально, Николай Петрович, – кивнул Доценко.

Заметил сверкающий бок машины.

– Спасибо, что помыли!

Петрович рад стараться – кто еще звал его полным именем-отчеством и на «вы», приятно.

– Да не за что. Все равно тут весь день, жду.

Доценко было отошел, но кое-что вспомнил: