Я ухожу, любимый

А куда она поехала?

Я вчера как-то не подумал уточнить, а сейчас так странно от этого. Не знаю ни где она, ни с кем… а в чем срочность-то была так рано уезжать? Это ж… во сколько она подскочила?

Пока я принимаю утренний душ и про себя планирую новый день, невольно жду, что гаджет проснется и оглушительной мелодией сообщит о том, что Зорина наконец увидела пропущенные от меня. Но опять нет. Этого так и не происходит, только зря слух напрягал.

Ладно.

Пока пью кофе, продолжаю пилить экран, но не помогает. В итоге… я сам набираю ей. Вновь. И вновь. Безрезультатно.

Меня начинает это коробить, я злюсь на себя. Вчера уже приперся уставший, почему не уточнил, куда ей надо? Может, что-то срочное, вдруг помощь нужна. Зорёнок никогда ведь не попросит. Она из категории «всегда все сама». А я и не сообразил поинтересоваться. Хоть бы знал сейчас, где она пропадает.

Мне не нравится быть в неведении.

Ладно, отправлю ей сообщение. Прочитает, когда освободится.

Я: «Так стремно одному просыпаться. Я, вообще-то, скучаю. Перезвони, плиз, как прочтёшь. И да… доброго дня)». Все, дело сделано, можно спокойно потупить в телек, потягивая кофе.

Экран вспыхивает неожиданно и я, ухмыляясь, тянусь к телефону. Хватаю корпус и впиваюсь взглядом в женское имя.

Да ё-моё. Это не Зорина. Ира вдогонку что-то прислала. Ой, делать что ли нечего больше в такую рань?

Я все больше начинаю злиться, потому что Зорина не перезванивает.

Вновь иду в спальню и думаю о том, как я люблю ее имя. Необычное, вкусное, нежное. Такое же светлое, как она сама. Мой персональный рассвет.

Распахиваю дверцу шкафа, механически тянусь к свежей рубашке, но… рука замирает в воздухе. Шкаф у меня огромный. И две трети обычно занимает одежда Зорины. Моя – непритязательно ютится сбоку. Но сейчас…

Я рывком распахиваю вторую дверцу и едва сдерживаю красноречивое ругательство.

Мой очумелый взгляд потрясено обгладывает пустые вешалки. А где вся ее одежда?!

Чувствуя себя не в своей тарелке, я медленно тяну на себя верхний выдвижной ящик. Когда в нем не оказывается абсолютно ничего, нервно по очереди дергаю на себя все остальные ящички. Но и там угрюмая пустота. Если что-то и осталось, то только мое белье с носками и стопка нецензурных выражений. А вещей Зорины нет. В панике я мчусь в ванную и теперь явственно вижу то, чего не разглядел час назад: щетка Зорёнка на месте, и паста тоже, и полотенце, но всех остальных принадлежностей нет! Крема, банки, склянки… все исчезло!!!

Ощущая, как тяжелое предчувствие затапливает меня изнутри, я вновь хватаю телефон и настойчиво звоню ей. Раз. Другой. Третий.

В ответ все та же тишина. И теперь она кажется не просто зловещей. Это как невидимый яд, что уже проник в кровь и неторопливо отравляет меня.

Я не выдерживаю и отправляю еще одно смс:

Я: «Зорь, что происходит? Где твои вещи?»

Ответа ждал как на иголках. Почти весь день.

И… естественно, не дождался.

Глава 3

– Доброе утро, мам, – проговариваю я бодро и начинаю разуваться. Сумочка уже болтается на крючке.

Я отворила дверь своим ключом: у меня всегда хранится запасной комплект.

– Зоренька… Что случилось, родная?

Мама смотрит на меня, как на привидение. Руку к груди прикладывает, со стороны кажется, что за сердце хватается. Но на самом деле это не так: привычный жест означает лишь жуткое удивление.

– Да вот… в гости заехала. Ты не против?

– В такую рань? – уточняет мама.

– Да.

Я стараюсь не обращать внимания на ступор в ее добрых глазах, но не получается.

Не дожидаясь ответа, прохожу на кухню. Наскоро мою руки и тянусь в ящик за кружкой.

В наступившей звенящей тишине мама молча включает чайник. Его шум кажется пугающе громким.

– Что же случилось, дочка? – участливо интересуется мама. – С Акрамом поругались?

Она так смотрит на меня… сочувственно, проникновенно. Мне не закрыться от нее. Слезы наворачиваются на глаза, я украдкой смахиваю их, задираю голову к потолку. Шмыгаю носом.

– Я больше так не могу. Его дома не бывает. Он постоянно где-то. С кем-то другим. Я не понимаю, куда делись мы! – восклицаю я, едва сдерживая гримасу отчаяния. – Как будто и не было никогда!

– Дома не ночует? – интересуется мама и медленно поглаживает меня по плечу. А я беру ее морщинистую руку в свои ладони, сжимаю крепко-крепко, словно так смогу укрыться от всех напастей, и целую тыльную сторону. Прижимаюсь мокрой щекой, прикрывая глаза.

– Ночует. А что толку? Он постоянно врет. Надоело слушать его отмазки. Я ему не нужна. Не нужна, понимаешь?! – голос срывается на крик, изнутри полосует раскаленным лезвием. – Он возвращается домой, а от него несет женскими духами. Я уже ненавижу его улыбку и мечтающий взгляд, порхающий по экрану, пока Акрам мыслями с кем-то другим. Он постоянно изворачивается, задерживается. И его не волнует, что я при этом чувствую.

– Зоречка… – печально вздыхает мама.

– Я для него никто! Словно беспроигрышный вариант, когда всегда есть куда вернуться. Жду его дома. Глотаю бездушные отмазки. А он развлекается на стороне!

Голос срывается, это признание вышибает дух.

– Я не понимаю, почему он не может сказать прямо: давай разъезжаться? Не хочет – я ведь его не держу! Но зачем так, мамочка? Он мне всю душу вымотал, сердце мое вырвал. И топчет, и топчет его! За что?!

– Зорь…

– Ты знаешь, как он на других смотрит? Жадно! С интересом! Оценивающе! Каждую женщину взглядом провожает! А у самого в глазах вечное обещание! И что с этим всем делать? Я его люблю до беспамятства. А сколько я его ждала? Он же для меня один-единственный! Никого мне больше не надо! А он шляется, как дворняжка, ни конца ни края этому нет!

Обессилено сажусь на стул, мои предплечья падают на стол. Утыкаясь в них лицом, я опускаю голову. Невозможно сдержать эмоции. Я плачу и плачу. И плачу. И плачу… навзрыд. Неудержимо. А слезы все не иссякают. Сколько же их во мне скопилось. Сколько же…

Мама ничего не говорит, просто гладит меня по спине и ждёт, когда же я наконец успокоюсь.

– Ты на работу сегодня едешь?

– Нет. Я начальству сказала, что поработаю сегодня из дома. Возражений не последовало, – отвечаю я. И нос забит. И глаза явно уже опухли. Представляю, какая я «красавица».

– Что планируешь делать?