Варяг

Эрик, пригнувшись ко дну лодки, нащупывал впопыхах свой лук, но тут сверху на него навалилось что-то тяжелое, прижало к полу… «Плишка!» – сообразил он и, разгневавшись, попытался спихнуть с себя холопа, но не тут-то было. Плишка был потяжелей своего господина, да еще был убежден, что выполняет свой долг, так что, как не рвался Эрик в бой, не удалось ему справится с хлопотливым слугой. Он уж зубами заскрипел от стыда и досады, как вдруг Плишка издал какой-то странный звук, словно захлебнулся, а затем тело его обмякло.

Эрик почувствовал что-то горячее и липкое, медленно текущее по его руке, и с опозданием понял, что это кровь. С трудом он выбрался из-под Плишки, забыв о свищущих вокруг стрелах.

К счастью, через малое время лодьи уже оказались в недосягаемости для печенежских стрел, и Эрик смог спокойно осмотреть Плишкину рану.

Стрела вонзилась ему в плечо и, на первый взгляд, ничего страшного не содеяла. Но вот кровь из маленькой ранки почему-то текла быстрой алой струйкой, чересчур обильной для такого ранения.

Провалившийся в забытье Плишка не почуял, как Эрик со Стародумом вытащили обломок стрелы из раны, как промыли ее и перевязали чистой тряпицей, пытаясь унять кровь.

Опасность миновала, но осторожный Ворот не скоро еще дал команду причалить. Впереди был остров Святого Георгия.

Плишка к этому времени пришел в себя и тихо лежал на дне лодьи, глядя в небо.

– Что ты, Плишка? – спросил его Эрик.

– Терема там… Небесных князей, – слабо ответил Плишка, пытаясь указать рукой.

По небу плыли белые облака.

Когда Плишку вытаскивали на берег, он опять потерял сознание. Эрик положил его на прогретый солнечными лучами зеленый пригорок, а сам направился к Вороту, который что-то объяснял нескольким купцам. Издалека завидев Эрика, старый проводник подозвал его взмахом руки.

– Раненых оставляем на острове. Твоего слугу тоже, – без лишних церемоний заявил он.

– То есть как оставим? – негодующе переспросил Эрик. – Что ж, на погибель бросим?

– Зачем на погибель? Оставим им еды вдоволь и одну из малых лодий, чтоб могли обратно до дому дойти, как поздоровеют.

– Плишка поедет со мной, – сказал Эрик и нахмурился.

– Нет, – так же резко ответил Ворот. – Такая обуза в пути нам ни к чему.

– Я эту обузу возьму на себя.

Ворот хотел еще что-то возразить, но, очевидно, прочитал в глазах собеседника что-то такое, что заставило его прекратить ненужную свору.

– Ну, делай, как знаешь, – нехотя согласился он. – Только никакой слабины не жди. Останавливаться, дожидаться вас никто не будет.

Эрик только кивнул в ответ. Было и ему ведомо, что раненые в пути – обуза великая. Но как бросить верного Плишку, который себя не пожалел, хозяина прикрыл? Ведь не доберутся раненые до Киева. Перемрут от своих ран и от бескормицы на острове. Даже если и удастся им выйти на воду, как пройдут они печенежские засады? Как минуют опасные пороги – без катков, без проводника, да и просто без сил? Оставить здесь Плишку – на верную смерть оставить.

Вот только… Перенесет ли Плишка дальнюю дорогу? Впереди простирается суровое Русское море. Немало и здоровых людей от него стонут, а каково будет хворому?

«Авось продержится», – решил про себя Эрик. Путь до Константинополя под присмотром заботливого хозяина все же более безопасен, чем возвращение домой с горсткой таких же беспомощных раненых.

Плишке было невдомек, что сию минуту решалась его участь. Он метался в беспамятстве, что-то шепча запекшимися губами, а когда приходил в себя, жалобно стонал и все просил пить. Тряпица, которой перевязали рану, насквозь пропиталась яркой кровью.

Наконец пришел лекарь, странствующий с одним из купцов. Осмотрев раненого, он немало утешил Эрика, сказав, что рана не смертельна, и, если она не загниет, больной поправится. Приложил какую-то траву, наново перевязал Плишке плечо и ушел по своим делам.

Решено было провести несколько дней на острове, дабы отдохнуть перед долгой и многотрудной морской дорогой. Эрик не отходил от Плишки, суетился вокруг него, как заботливая нянька. Но все напрасно – лучше Плишке не становилось. Рана не гноилась, но и не заживала – лекарь накладывал на нее какую-то едкую траву и давал Плишке снадобье, от которого его все время клонило в сон.

Сидя у его постели, сооруженной из чего под руку попало, Эрик смотрел, как чинят лодии. Особых повреждений на них не было, но на погоду в Русском море рассчитывать нечего – ветер и буря там могли налететь в любой момент, так что нужно было быть готовым ко всему.

Починка не заняла много времени. Через пару дней Ворот объявил, что завтра пора отплывать.

Утро следующего дня выдалось пасмурным. Поглядывая на хмурое небо, Эрик устроил поудобнее Плишку, соорудив над ним что-то вроде навеса, и укрыл поплотнее. К обеду следовало ждать дождя.

Люди тем временем заканчивали последние приготовления, собирали скарб, приводили в порядок товар и спускали лодьи на воду. Прошло еще немного времени, и вот уже стройная вереница лодий плыла по серым, непогожим водам Днепра.

ГЛАВА 3

Плишка слабел на глазах, и Эрик уже раскаялся в своей затее взять его с собой. «Оставил бы его на острове, – терзался он раздумьями, – может, и жив бы был Плишка. Добрались бы домой. А так помрет он по моей вине».

Эрик купил у лекаря маленький сосуд со снадобьем, заплатив баснословную цену, и пользовал Плишку сам. Но он только слабел, приходил в себя все реже и уж почти не разговаривал. Видать, от снадобья его клонило в сон, потому что Эрик решил как-то испробовать драгоценное лекарство на себе. Малую каплю принял на язык из флакончика, так целый день как пьяный ходил.

Три дня подряд лил дождь. Купцы суетились, хороня свой товар от проникающей сырости, а у Эрика одна была забота – защитить обессилевшего Плишку от потоков воды, льющихся с неба. Напоминая себе, что Плишка защитил его не от струй дождевых, но от тьмы стрел, что так же сыпались с неба, Эрик собой закрывал верного слугу, но все напрасно – сырость просачивалась всюду, и у Плишки появился кашель, который не давал его ране затянуться.

Только через три дня выглянуло солнышко, погоды установились добрые, но Плишка не рад был этому. Похоже было, что он собрался помирать.

Ох, как не хотелось этого Эрику! Еще раз пришел лекарь, но только главой покачал и отошел. Не оставалось ничего другого, как молиться всем добрым богам и ждать. И Эрик терпеливо ухаживал за слугой, помышляя о том, что, видать, придется ему вскоре копать могилу в чужой земле для спутника детских лет.

Об этом думал Эрик ночами и маялся, не умея развеять эти мысли и уснуть. И как-то в звездную душную ночь не то приснилось ему во сне, не то наяву привиделось, как свистят над головой печенежские стрелы и наваливается сверху тяжелое тело верного слуги, а перед глазами, на неловко завернутой руке, звездочка перстня-оберега, и звездочка эта вспыхивает кроваво…

Отец говорил Эрику, что перстень этот оберегает хозяина от любой опасности. Сколько Эрик помнил себя, отец всегда носил перстень и никогда не снимал с руки, ни на минуту не расставался, словно кольцо бесценным было.

Незадолго до смерти отец остался с Эриком с глазу на глаз и вновь повторил – сил не пожалел! – сказку о перстне. А потом не без труда снял его с руки и протянул сыну.

– Что ты, отец, зачем? – отшатнулся Эрик.

– Чувствую я, что недолго мне осталось ходить по этой земле, – сказал отец, и тень грусти промелькнула в его глазах. – Хочу, чтобы перстень достался тебе.

– Уныние владеет тобой, отец. Забудь эти мрачные мысли. Ты еще крепок…

– Сын мой, я прошу тебя взять этот перстень. Многие вещи теряются, а мне бы хотелось, чтобы ты не расставался с этим оберегом. Ты добрый сын и будешь славным воином. К тому же ты теперь служишь князю, а это дело трудное – всяко может случиться. Поверь мне, перстень защитит тебя. Меня он спас от многих бед и несчастий. Если это не чудо, то что же? Так что носи перстень не снимая, храни его, как самую ценную в мире вещь. Когда-нибудь ты передашь его своему сыну.

Эрик нехотя взял перстень и надел на средний палец правой руки, так, как всегда носил его отец, и показалось ему, что содрогнулась земля, и новая, горячая и жгучая кровь заструилась по его жилам. Однако это продолжалось какое-то мгновение и закончилось так же внезапно, как и началось. «Примерещилось», – решил Эрик, но перстня снимать не стал и носил его всегда, выполняя отцовский завет. Не очень-то верилось Эрику в тайное могущество оберега.

Вскоре скончался отец, и к Эрику пришла удача. Приблизил его к себе великий князь Владимир, обзавелся он своими хоромами и зажил в достатке. Сестра его завидной невестой стала, и с завистью начали посматривать на Эрика его приятели, простые гридни. Никто из них и помыслить не смел о такой удаче, какая пришла к собрату.

Так и пришлось Эрику поверить в силу своего оберега. А чудесное спасение от печенежских стрел стало для него еще одним доказательством чудесных свойств перстня. Правда, осталась в сердце горькая досада – неужто не мог могучий оберег и Плишку спасти от опасности? Или только ему, Эрику, благоволили неведомые силы? Как бы там ни было, а Эрик чуял за собой вину, словно нечестный спор заключил и выиграл и пойман не был.

Лежит теперь бедный Плишка, готовится испустить дух. А он, Эрик, живой и здоровый, ничем не может ему помочь. Как быть, что делать?

Такие мрачные мысли одолевали Эрика в то время, когда караван подплывал к острову Эферия. Этот остров должен был стать последним местом передышки перед выходом в открытое море.

Мало людей жило на острове. Да и не был приспособлен для житья: только купцы останавливались на нем, чтобы привести в порядок лодьи, поменять снасти на те, что пригодны в морском путешествии, и продолжали путь.

Однако некоторые находчивые люди все же обосновались на острове, справедливо рассудив, что из его месторасположения можно извлечь выгоду немалую. Нужны будут мореплавателям съестные припасы в дорогу, нужны будут и снасти, взамен попорченных на Днепровских порогах. И все это с немалой выгодой можно продать, и торговаться никто не станет – себе дороже обойдется. Без денег-то в море немудрено обойтись, а как без пищи да без пресной воды обойдешься? То-то.

Купцы, конечно, были народом предусмотрительным и старались заранее запастись в дорогу всем необходимым. Но в пути случалось всякое: на караван нападали печенеги, лодьи переворачивались на порогах, так или иначе перед выходом в море почти всегда обнаруживалось, что нет чего-то необходимого, и купцы платили втридорога, покупая нужные вещи на острове.