Орелинская сага. Книга вторая

Тайна, тайна!… Она совершенно измучила ореля. Особенно тем, что поговорить было совершенно не с кем. Разве можно было здесь кому-либо сказать, что Великий Иглон что-то скрывает! Немыслимо! А кому скажешь, что заплаканная мать исчезнувшего мальчишки горюет слишком уж сильно?! Она словно знает наверняка – непоправимое случилось! Тогда как даже мать Тихтольна, несмотря на дурные предчувствия, еще надеется когда-нибудь обнять сына. Разве поймет кто-нибудь почему странноватый Старик, который, судя по крыльям, тоже способен летать, внушает ему, Лоренхольду, непонятный ужас!… Да юношу просто поднимут на смех и посоветуют не искать огня в потухшем вулкане. Но он уверен – страшный Старик наверняка знает что-то очень важное. Важное для всех! И про Тихтольна он знает, и про сбежавшего мальчишку… А еще он знает откуда взялся тот обломок, на котором выбито изображение облака, уносящего орелинское яйцо!

Лоренхольд был уверен, что этот обломок не единственный, что есть и другие, и что они, возможно, составляют тайну, которую хранит Старик, и которую кто-то пытался уничтожить. А потом она неведомыми путями стала известна тому, летающему мальчишке, который и из Гнездовища сбежал, скорей всего, из-за неё… Может быть, он даже открыл её и Тихтольну…

Или все было хуже, и Тихтольн сам что-то нашел, а мальчишка – всего лишь хранитель тайны, как и Старик – заманил его в ловушку и теперь удерживает там, оставаясь рядом в качестве охраны?… Что же, в таком случае, скрывает Великий Иглон?!

От подобных мыслей голова шла кругом, и для того, чтобы хоть немного отвлечься, Лоренхольд вылетал из гнездовины и подолгу парил над городом, наблюдая за его жизнью.

Но отвлечься становилось все труднее и труднее.

Гнездовище сделалось очень популярным на Сверкающей Вершине. Уже многие молодые орели обзавелись одеждой, сплетенной поселянами, и щеголяли в ней, уверяя всех, что им так очень удобно.

Даже сестры Лоренхольда все реже одевали орелинские платья. Они без конца летали к Нижним орелям, а по возвращении подолгу хихикали и шептались в своей комнате.

Конечно, верные традициям старики, недовольно ворчали, но ход событий уже невозможно было ни остановить, ни повернуть вспять.

Скоро пришло известие, что какой-то орелин из Нижнего города женился на девушке из Гнездовища. И когда первое удивление улеглось, выяснилось, что многие были бы не прочь породниться с Нижними орелями. Совсем немного времени потребовалось, чтобы в каждом из Шести Городов возникла одна, а то и две, три смешанные пары. Была такая и в Восточном городе. Её составили одна из сестер Лоренхольда и улыбчивый юноша из Гнездовища. Сам Лоренхольд, слишком занятый своими мыслями, чтобы что-либо замечать, узнал об этом последним в семье, и теперь ему ничего уже не оставалось, кроме как лететь в пугающее поселение, чтобы присутствовать на свадьбе сестры.

* * *

Когда в Гнездовище двое орелей собираются жить вместе, они сообщают о своем намерении родным и близким, и те, всем миром, начинают строить новую гнездовину для молодой семьи. Строительство это завершалось веселым пиршеством, которое и определяло первый день совместной жизни молодых.

Схожесть этого обычая не слишком удивила орелей со Сверкающей Вершины – все-таки у них были общие родовые корни. Вот только для строительства новой гнездовины в Шести Городах приглашали лучших леппов, которые потом становились почетными гостями пиршества.

Геста – сестра Лоренхольда – выразила желание остаться жить в Гнездовище, вместе с не умеющим летать мужем. Поэтому новый дом им устраивали там, в самом конце единственной улицы, ради чего родственникам невесты пришлось отправиться в поселение задолго до свадьбы.

Лоренхольд полетел с отцом – Зорсином. Оба они были леппами, и кому же, как не им, ближайшим родственникам и неплохим ремесленникам, нужно было заниматься постройкой жилья для сестры и дочери. Вместе с отцом Крина – того самого улыбчивого юноши – Зорсин выбрал место для будущей постройки и занялся отбором камней. А родственники жениха, со знанием дела, приступили к её разметке.

Дело шло очень быстро. Лоренхольд с отцом и младшим братом Крина обтесывали камни, придавая им нужную форму, а остальные ловко выкладывали их по давно заведенному порядку. Зорсин не переставал удивляться мастерству строителей Гнездовища. Он уже бывал здесь раньше, но то, как Нижние орели строят свое жилье, видел впервые. Он подробно расспрашивал об их способе подгонки камней, об орудиях труда, о материале, которым гнездовину покрывают, и без конца толкал Лоренхольда в бок, призывая восхищаться вместе с ним. Но Лоренхольд только пожимал плечами. Его понемногу начинало раздражать повальное увлечение Гнездовищем. В последний раз он был здесь с Великим Иглоном в тот горестный для него и знаменательный для всех остальных день. И, прилетев теперь, нашел, что в поселении многое переменилось. Гнездовин стало больше, от главной улицы, в разные стороны, начали расти две новые, да и население значительно увеличилось за счет поналетевших со Сверкающей Вершины орелей. Теперь только по крыльям можно было определить, кто откуда. Все же остальное перемешалось – и одежды, и язык. Среди молодежи стало считаться особым шиком вставлять в свою речь слова, а то и целые фразы, из другого языка. Все прекрасно ладили между собой, и только Лоренхольд продолжал с недоверием относиться к поселянам.

Старика он нигде не видел, но всякий раз, когда отец посылал его к чаше за Серебряной Водой, проходил мимо древней гнездовины весь сжимаясь от непонятного страха. Лоренхольду казалось, что Старик следит за ним, потому что чувствует все его подозрения и опасается, как бы Лоренхольд не проник в проклятую тайну. Уверенность в этом особенно окрепла, когда в одну из ночей, мучаясь ставшей уже привычной бессонницей, юноша вышел на улицу из недостроенной гнездовины, в которой предпочитал ночевать, и увидел парящую в небе фигуру. Старик кружил над Гнездовищем словно призрачный страж, освещаемый тусклой луной. От подобного зрелища молодому человеку стало совсем уж не по себе. «Точно, следит, – подумалось ему. – Зачем летать ночью, да еще в его-то годы? Нет, он очень непростой, этот Старик. И наверняка знает, где Тихтольн… Он вообще много чего знает такого, о чем я тоже хотел бы узнать. Ах, чего бы я только ни отдал, чтобы услышать их разговор с Великим Иглоном!…»

С тех пор Лоренхольд каждую ночь выходил и тайно наблюдал за полетами Старика, надеясь высмотреть какое-нибудь место, где могут храниться секреты, столь ревностно охраняемые. Но Старик просто очерчивал круги в ночном небе и ни разу никуда не опустился. Зато на пятую или шестую ночь он приветливо помахал рукой Лоренхольду, считавшему, что он очень хорошо укрыт тенью деревьев… Юноша немедленно забился обратно в гнездовину, где всю ночь потом дрожал от страха и стыда.

Дни, между тем, пролетали один за другим, и очень скоро жилье для новой семьи было готово. Пиршество решили устроить на улице, прямо здесь же. Целый день жители Гнездовища и приглашенные Летающие орели убирали обломки камней, оставшихся после строительства, мостили деревянные столы в длиннющий ряд и расставляли на них заготовленные угощения. Орелины, все, какие были, и сама Геста, беспрестанно ахая и заливаясь счастливым смехом, убирали и украшали гнездовину внутри. Все шумели, весело толкались, рассаживаясь за столами, в итоге растерянный Лоренхольд и сам не заметил, как оказался сидящим далеко от родителей и сестры. С одной стороны его подпирала дородная орелина, а с другой оживленно вертящаяся девушка, лицо которой показалось смутно знакомым. Пару раз Лоренхольд бросил на неё любопытствующий взгляд, стараясь определить, где мог видеть эту девушку, но она расценила его интерес по-своему и кокетливо улыбнулась.

– Я просто хотел понять, где мог видеть тебя раньше, – краснея, объяснил свои взгляды Лоренхольд.

– Видел раньше? – девушка, похоже, ему совсем не поверила. – Но мы точно не встречались – я бы тебя запомнила. Ты кто?

– Брат невесты.

– Да ну! Тот самый нелюдимый брат, который ни в какую не хотел прилетать в Гнездовище? – девушка весело рассмеялась. – Знаю, знаю, Геста мне рассказывала. Но почему же ты сидишь так далеко от неё? Или специально сел тут, чтобы познакомиться со мной?

Ей, похоже, было очень весело, но Лоренхольд потерялся окончательно и, чувствуя, что не перестает краснеть, отвернулся. С преувеличенным вниманием он слушал речь Торлифа, обращенную к Гесте и Крину, когда рука девушки осторожно легла на его руку.

– Торлиф всегда говорит одно и то же, – прошептала она. – Давай лучше поболтаем. Обещаю, что не буду больше глупо шутить и смущать тебя. Меня зовут Сольвена. А как твое имя?

– Лоренхольд.

– Лоренхольд? Как длинно! – девушка снова кокетливо улыбнулась. – Я слышала, что у вас принято давать такие длинные имена первому ребенку в семье, значит ты – старший сын?

– Да. Хотя этот древний обычай уже давно соблюдают не так ревностно, как прежде. Странно, что ты вообще о нем узнала.

– А я любопытная.

И тут Лоренхольда осенило.

– А ведь я вспомнил! – воскликнул он. – Вспомнил, где видел тебя! Ты была одной из первых поселян, которые прилетали по приглашению Великого Иглона. Я еще тогда удивился – такая молодая девушка и не побоялась перелета…

– Верно.

Сольвена шутливо приосанилась, но тут же снова рассмеялась.

– Представляешь, родители ни в какую не хотели меня отпускать – боялись. Но Старик отказался лететь, и кто-то должен был занять его место, а кроме меня никто больше не захотел… Но я совсем не боялась. Это было так любопытно!

– Старик? – задумчиво пробормотал Лоренхольд. – Я правильно понял – это тот отшельник с большими крыльями, говорящий на орелинском?

– Ну да. Его здесь все зовут просто Старик, и я уже не знаю, помнит ли он сам свое настоящее имя. Он живет в самой первой гнездовине у подножия скалы, там, где чаша…

– Знаю. И гнездовину эту видел, и Старика вашего. Я был здесь в свите Великого Иглона в тот самый первый прилет, так что мы с тобой в чем-то похожи.

Лоренхольд сказал это просто так, из вежливости, но про себя подумал, что сходства, конечно же, никакого. Сольвене было просто любопытно, а ему, будь его воля, век бы не прилетать сюда, ни теперь, ни раньше.

Но девушка посмотрела на него с уважением и интересом.

– Я и не знала, что у Крина будут такие высокородные родичи. В свите вашего Великого Иглона были тогда только самые знатные орели.

Лоренхольд хотел, было ответить, что является простым леппом, но промолчал. Ведь скажи он так, пришлось бы объяснять этой девушке, что простой лепп делал в столь избранном обществе, да еще, чего доброго, рассказывать историю с Тихтольном, а делать этого ему не хотелось.

Но тут все за столом вдруг почему-то замолчали и посмотрели на дорогу. Там тихо и безучастно ко всему проходила пожилая орелина с сосудом в руках. Лоренхольд сразу узнал в ней мать сбежавшего мальчишки и поразился тому, как сильно она постарела за прошедшие месяцы.

Повисла тишина. Сидящие за столом провожали глазами печальную фигуру. Кое-кто стал перешептываться, и Сольвена, склонившись к Лоренхольду, тоже зашептала:

– Это Метафта, мать Нафина, того самого, который улетел из Гнездовища за несколько дней до вашего появления. Здесь все считают, что он погиб.

– А ты? Ты разве так не считаешь?

– Я – нет. У вас ведь тоже пропал кто-то в те дни, верно? Так вот, я точно знаю, что они улетели вместе.

Лоренхольд так и подскочил.

– Знаешь точно?! Откуда?! Ты видела их вместе? Расскажи!

Но Сольвена только улыбнулась.

– Лоренхольд, сейчас свадьба, а ты просишь рассказать о вещах грустных и мне очень неприятных. Я не хочу об этом вспоминать. Может быть, потом, как-нибудь…

Она потянулась к блюду с плодами и взяла себе один. А Лоренхольду пододвинула свою чашу.