Жанна д"Арк из рода Валуа книга третья

Может быть, в этом всё и дело? Может, причина её беспокойства в том как раз и кроется, что улыбка Жанны, радующейся очередной бескровной сдаче города, становится всё беспечнее, а улыбка дофина, принимающего ключи от городских старшин, всё более натянута? Жанна не чувствует своей славы, тогда как дофин… Господи, неужели он завидует?!

Клод села. Перед глазами встало лицо неприятного министра Ла Тремуя, который всегда смотрит на Жанну так, словно испачкался и хочет вымыть руки. Под Труа она случайно услышала его слова о том, что города сдаются из страха перед мощной армией, благодаря слухам о колдовстве, и все те, кто восхваляет Жанну, только вредят делу дофина.

И слово «измена» тогда тоже всплыло…

И было видно, как он злобен, этот министр! Неизвестно, что наедине слышит от него дофин, который до сих пор, даже в двух шагах от Реймса, дрожит и бледнеет, как будто тоже испытывает беспокойство.

А ещё монах из Труа! И та женщина, что прибилась к войску в самом начале похода!..

Везде, где только можно, они на разные лады кричат, что Дева святая. И недавно, прислушавшись к их словам внимательнее, Клод себя еле сдержала – такое впечатление, что они сговорились погубить Жанну глупыми восхвалениями, не имеющими ничего общего с действительностью! Женщина говорила о каких-то видениях, о том, что некая белая леди приходит к ней, одетая в золотые одежды, и велит всякому, кто имеет золото, серебро, или какое-то скрытое сокровище немедленно принести всё это Деве, которая сокровищами заплатит своим солдатам. И, что каждый, кто скроет что-нибудь, будет выявлен и предан жестокому суду и поруганию, потому что Дева всё знает, всё видит, и способна найти любое сокровище, которое хотят от неё утаить!

А монах договорился до того, что Жанна – это истинная помазанница Божия, едва ли не выше самого папы, – и ведёт она к престолу законного короля, как наместника на земле! Так что выходило, будто коронация дофина – это нечто вроде посвящения, где Жанна является восприемницей, то есть лицом, полномочия которого куда значимее королевских!

Клод ощутила, как беспокойство её усилилось.

Эти разговоры были плохи и, скорей всего, из-за них всё и стало меняться! Дофин явно сердит, и, дело тут, конечно, не в зависти… или не только в ней. Клод стала вспоминать, что Жанна рассказывала про первую встречу с Шарлем, про то, как увидела в его глазах, такое знакомое и ей, сомнение в своём праве. Вдруг это сомнение снова вернётся вместе с чьим-то злобным шепотком? Новая Дева, чтобы развеять их, не придёт, а Жанна, из спасительницы превратится в соперницу, которую обязательно захотят как-то убрать!

Клод сцепила в замОк ледяные от страха ладони. Она понятия не имела, что нужно делать, чтобы исправить положение! Разве только поделиться своими опасениями с Жанной? Но сможет ли и она прекратить этот поток опасных восхвалений? Всем рты не заткнуть, особенно тем, кто делает это не из добрых побуждений.

Клод опустила лицо в ладони. Раньше она бы и представить не смогла, что, после всех побед, Жанне будет желать зла кто-то, кроме англичан. Но теперь, окунувшись в этот чуждый мир непонятной ей придворной политики, приходилось признавать даже самое абсурдное – среди ближнего окружения недоброжелателей тоже хватало. И давние предостережения герцога Лотарингского вспомнились вдруг сами собой.

Впрочем, он тогда говорил что-то о некой защите, которая у Жанны есть… Ах, знать бы! Дай Бог, чтобы она оказалась действенной…

За спиной послышались шаги, и девушка обернулась.

Барон де Ре неторопливо шел к ней, неся на согнутой руке, как корзину, обычный солдатский шлем. Всем видом он словно говорил: « я тут случайно, но настроение хорошее, есть время для беспечного отдыха и можно составить компанию даже мальчишке-пажу». Однако, Клод почему-то не сомневалась – барон здесь не случайно и искал именно её.

– Судя по всему, как паж Девы, ты питаешься только святым духом, – с обычной ухмылкой заметил де Ре. – Хотя сама она только что отобедала весьма плотно, как и все мы, и я в том числе. Было вкусно. А хороший обед всегда действовал на меня умиротворяюще. Сам себя не узнаю – до того хочется чего-нибудь благодетельного. Так что, держи. Тут по дороге целые заросли, а мне нечего было делать…

С этими словами барон протянул девушке шлем, до половины наполненный лесной малиной.

У Клод, почему-то, перехватило дыхание.

Она попыталась встать, но де Ре присел рядом, махнув ей, чтобы оставалась на месте, сорвал травинку и блаженно развалился на траве.

– Вижу, тебя что-то огорчает, – сказал он, покусывая сорванный стебелёк, когда вдоволь насладился стрекотом кузнечиков. – Скорбная поза, уединение… глаза вон на мокром месте. Не хочешь поделиться?

Клод отрицательно покачала головой. Низко опустив голову, она ела малину и еле сдерживала слёзы, которые, действительно, в одно мгновение, непонятно из-за чего навернулись на глаза.

– Жаль, – пожал плечами де Ре. – Может быть как раз я смог бы объяснить, что всё не так страшно, как тебе кажется.

– Откуда вы знаете, ЧТО мне кажется?

Де Ре засмеялся.

– Я наблюдательный. Разве ты не заметиЛА?

Клод замерла, не донеся до рта очередную ягоду.

В первый момент ей захотелось поправить барона, изобразить негодование, обидеться, наконец! Но перед глазами покачивался на коленях шлем с малиной, сквозь который, вызванный воображением, проступал совсем новый образ этого, вечно насмехающегося, рыцаря, трогательно обирающего ягоды с кустов. Обирающего теми же руками, которыми, тогда, под Турелью, он сжимал окровавленный меч, не подпуская к ней никого из врагов… Клод знала, что кусты эти совсем не по дороге – она любила малину и обязательно бы заметила, идя сюда – значит, барон искал малинник – сделал крюк, чтобы принести ей ягод… Из-за этого всякие лживые слова показались неуместными. В конце концов, они с Жанной давно, ещё под Орлеаном, поняли, что де Ре не обманывается, относительно того, кем на самом деле является паж Девы, но, судя по всему, никаких лишних и неудобных вопросов задавать не собирался.

Еле заметно она кивнула – дескать, да, заметила – и тихо произнесла:

– Тогда скажите, что всё не так страшно.

– Если буду знать, что тебя пугает – скажу.

– Но я не смогу выразить это словами.

– Значит, и говорить не о чем. Когда сама не знаешь, чего боишься, выходит, что не боишься ничего, и просто хочешь, хоть чего-нибудь, бояться.

Клод засмеялась, не поднимая опущенной головы, но крупная слеза выдала её, упав со щеки прямо на ягоды.

– О-о… – барон выдержал паузу. – Неужели всё так серьёзно?

Клод кивнула.

– А я думал, только меня одного не радует лёгкость этого похода.

Быстро проведя рукой по глазам, Клод, наконец, решилась поднять глаза на де Ре.

– Вас тоже что-то беспокоит?

– Увы…

– Может быть, ВЫ сумеете высказать, что именно?

Теперь засмеялся он.

– Высказать… Какое осторожное слово. Я бы предпочёл – высказаться… Высказаться начистоту о том, что наш дофин не так уж отважен, не очень умён, нерешителен и завистлив. То есть, говоря по совести, короны достоин только при условии, что рядом нет никого более достойного.

Клод закашляла, поперхнувшись.

– Вы не можете говорить так, сударь – вы же воюете за него.

– За Францию – не за него. И даже не бок о бок с ним, а с Жанной. Если ты заметила, наш дофин воевать не умеет.

– А разве правителю так важно уметь воевать?

– А разве нет? На коронации ему вручат меч. Думаешь, для подобной церемонии это случайность? Светлой памяти король Иоанн сам водил свои войска в сражения! Да и отец нашего дофина повоевал, пока был здоров. И Генри Монмут – упокой Господь его чертову душу – бился при Азенкуре в первых рядах… Короли потому и поставлены надо всеми, чтобы служить примером! И в доблести – в первую очередь.

– Может, потому люди и увязли в этой войне? – отведя глаза, спросила Клод. – У них не было других примеров, кроме королей-воителей.

Де Ре выплюнул изжёванную травинку и потянулся за новой.

– Люди будут воевать в любом случае – такова их природа. Разве в твоей деревне любой крестьянин с большим семейством не мечтал расширить свои наделы, чтобы прокормить всех? Наверняка мечтал. И, дай ему волю, отобрал бы землю у соседа. А король обременён целой страной. Ему необходимы завоевания, чтобы считаться добрым хозяином и быть уверенным в своём авторитете перед вассалами, тоже желающими иметь больше, чем у них есть.

– Это так необходимо – иметь больше, чем есть?