Магическая феерия. Грани реальности

Вот и что ответить? Не знаю – прозвучит нелепо, и вообще тогда получится, что не имея на то право, я забрала у директора не принадлежащую мне вещь. Рассказать правду я почему-то ещё не готова. Да и вообще, кто знает, с такими перепадами настроения что эта Алсея из себя представляет? Какие отношения с Кхёрном, его союзниками или врагами её связывают? И что, чёрт меня подери, сейчас говорить, чтобы выпутаться из этой нелепой ситуации?!

А дух витает в воздухе посреди комнаты. Руки по-прежнему на груди, в глазах молнии. И мне страшно! Даже страшнее, чем тогда, когда я задним ходом сдавала под холодильник, стараясь укрыться от красавчика с глазами цвета стали.

Мысли мечутся в голове как шальные, но ничего умного в голову не приходит. А время-то идёт. И рано или поздно что-то придётся сказать…

– Думаешь, что бы соврать? – несколько разочаровано произносит дух. И несмотря на моё честное-пречестное лицо, поясняет: – У тебя всё на физиономии написано. Ответь хотя бы – ты ему друг? – мне показалось, или последнее слово, произнесённое несколько тише, прозвучало словно с надеждой? – Или враг? – это произнесено резко.

Вот и что сказать?

– А ты? – попыталась ускользнуть от ответа.

– Я первая спросила, – с некоторым нажимом произнесла Алсиея.

Вот же соседушка настырная мне попалась… а, была не была! В конце концов, я действительно ему желаю добра, а значит…

– Скорее первое, – коротко и оставляя место для манёвра произнесла я.

Дух как-то облегчённо вздохнул. Ручки тут же сомкнулись в каком-то радостном, что ли, жесте.

– Я так рада, – призналась она. – Все ненавидят его, а это несправедливо!

С этим согласна, но пока что молчу.

– А как к тебе попал талисман его рода? Ты его невеста? Ой… а может он тайком женился? Ну да! А почему нет? – она окинула меня оценивающим взглядом. – Ты очень даже хорошенькая. О-о-о! А может у вас уже дети есть?..

И понеслось… поток вопросов не прекращался. Алсею совершенно не смущало то, что ни на один ей не дали ответа. Голова начала гудеть от обилия предположений, сыплющихся из уст духа как из рога изобилия, а я не знала: как всё это остановить? И не выдержав, крикнула:

– НЕТ!!!

Ну, а что? На большинство предположений это верный ответ. А главное! Она умолкла.

– Скажи, он хотя бы жив? – тихо промолвила Алсея и вновь, не дожидаясь ответа, продолжила рассуждать сама с собой: – Все говорят, что он погиб. Но я не хочу в это верить. И эта вещица… – её вроде бы призрачный взгляд вполне очевидно указал на звезду, по-прежнему висящую в моих руках. – Её просто не смог бы взять кто-то посторонний. А ведь Кхёрн – последний из рода, а значит…

И тут опять понеслись уже утвердительные предположения о моём родстве ввиду близких отношений с обсуждаемым. Через пять минут захотелось взвыть. Через десять руки рвались попытаться удушить говорливого духа. Через пятнадцать, так и не сумев сосредоточиться и придумать что-либо более умное, ляпнула первое, что показалось наиболее невинным:

– Я его невеста.

Аллилуйя! Да здравствует тишина! Какое же это счастье… но увы, шок у призрака длился недолго:

– Это так неожиданно! – всплеснув ручками, возвестила Алсея. Знала бы она, как это неожиданно для меня! – А ведь он скрывал! Никто ведь и понятия не имел, что непреклонный Кхёрн снизошёл до обычных чувств… хотя… может он просто старался так уберечь тебя от своих недоброжелателей?..

И опять понеслось. Да, мать же вашу… за ногу и об стол! Сколько ж можно-то? К этому моменту я уже сижу на кровати и нервно сжимаю виски руками, откровенно подумывая, не зажать ли уши? И тут вдруг подумалось: а может? И… вот я уже маленький пушистый комочек, сворачивающийся клубочком на кровати необъятного размера, а дух в шоке смотрит на меня и не решается произнести ни слова.

Увы… и на этот раз её прострация продлилась недолго. А я-то, наивная, уже и задремать возмечтала!

– Ой… а там, в клетке-то, наверное, твой ужин? Хочешь принесу?

– О, боги! Убейте меня, чтоб не мучилась! – в ответ взвыла я, но получилось только жалобное-прежалобное: – Мя-я-я-я…

И опять эта балаболка истолковала всё по-своему:

– Не плачь, маленькая! Сейчас всё будет!

На этой оптимистичной ноте дух дематериализовался.

Лежу. И тихо так… зверею…

И вот под аккомпанемент возмущённого мышиного писка возле меня материализуется эта не в меру разговорчивая бестия. Берёт бедную, насмерть перепуганную княгиню Екатерину за хвостик и подносит дрыгающееся похоже уже в предсмертных конвульсиях тельце к моей мордочке. Мышиный усик попадает мне в носик, становится нестерпимо щекотно и, не вынеся пытки, выдаю оглушительное:

– А-апчхи-и-и!

В ответ раздаётся исполненное ужаса истошное:

– Пи-и-и-и-и…

И моя тёзка безвольной тряпичной куклой обвисает в руках довольно улыбающейся Алсеи.

Блин блинский. Аккуратно встаю и, едва удерживая равновесие, протягиваю передние лапки, нежно принимая в объятия потерявшую сознание мышь. Укладываю её рядом, стараясь согреть своим теплом подозрительно прохладное тельце. И вдруг во мне просыпается неведомый ранее материнский инстинкт.

Ну, а что? Вот лежит она такая вся из себя крохотная, жалкая, язычок сам потянулся лизнуть её раз, другой… в этот момент тёзка дёрнулась, приоткрыла один глазик и, очевидно увидев приближающуюся кошачью пасть, выдавила короткое прощальное «пи» и вновь провалилась в небытие.

Да что ж ты будешь делать, а? Негодующе смотрю на умильную физиономию наблюдающего за нами духа, и так хочется по ней когтями проехаться! За всё! За мои бедные уши, за мучения крошки тёзки, да, даже за мадам Каргулю!

– Что? Не интересно вот так вот есть? Не наигралась ещё? Хочешь, я экстракт «Живи травы» принесу, чтобы мышка очухалась?

Видать, это аналог привычного нам нашатырного спирта. И если с первыми предположениями я конечно же была не согласна, то последнее…

В-общем, я взглянула Алсее в глаза и утвердительно кивнула. Ну, а пока та дематериализовалась, быстренько приняла прежний облик. Оделась. Взяла в руки едва дышащее крохотное тельце и, осторожно поглаживая то по носику, то по спинке, сама себе не отдавая отчёта в своих действиях, стала что-то нашёптывать.

Появился явно удивлённый моей преждевременной трансформацией дух. Однако по первому требованию протянул мне крохотный флакончик с голубоватой жидкостью, обладающей ярко выраженным резким запахом, который ощущался даже сквозь плотно закупоренную пробку.

Решив, что, открыв склянку, и сама задохнусь и пострадавшую окончательно и бесповоротно угроблю, поднесла флакончик к крохотной серой мордашке прямо так, в закрытом виде. И таки подействовало! Раздалось неожиданно оглушительное для столь крохотного тельца «апчхи», и на меня в испуге уставились глазки-бусинки.

– Не бойся, – ласково произнесла я, осторожно, кончиком пальца поглаживая носик малышки, – я тебя не обижу.

Дух за всей этой сценой наблюдал с откровенно отвисшей челюстью. Но главное – молчал.

Честно говоря, мне тоже говорить не хотелось. Совсем! Я вообще мечтала остаться наедине со своими мыслями. Да, только кто ж мне даст? Когда раздался стук в дверь, я чуть не зашипела. Проходной двор какой-то! Взглянув на валяющуюся на кровати звезду, накинула на неё край покрывала.

Тем временем стук повторился. Ничего не оставалось делать, как открыть. В этот раз меня посетить соизволила та самая Огненная леди. Элеонора… кажется. Улыбчивостью, в отличие от леди Морганы, эта довольно молодая на вид дама не отличалась. Бесцеремонно оттеснив меня от входа, она вошла и водрузила на стол в гостиной стопку каких-то книг. Приоткрыв обложку верхней, достала оттуда листок бумаги и, протягивая мне, произнесла:

– Вы не явились в библиотеку, – хотелось сказать: «А я знала, что туда надо было явиться срочно?» – И могли остаться без учебных пособий, – продолжила она. – Однако Лорд директор настоятельно потребовал передать это вам, – взгляд ярко-зелёных глаз указал на стопку макулатуры. – А это, – кивок на очутившийся в моих руках листок, – расписание занятий на первую четверть.

Было очевидно, что женщина совершенно не в восторге от возложенной на неё миссии. Ну, это не мои заботы. Могли бы из студентов кого-нибудь за мной послать, я не сломалась бы, самолично дойдя до библиотеки. Огненная же окинула меня явно пренебрежительным взглядом и, не произнеся больше ни слова, ретировалась.