Онтологически человек: Истинное желание

Но Мирддин знал, что если сейчас поднимет взгляд от сломанных часов, валяющихся в пыли – то увидит перевернутую машину, металл, скомканный всмятку, как фольга, женскую кисть с двумя обломанными ногтями, высовывающуюся из разбитого окна, и светловолосого мальчика, у которого сбоку, слева, расплывается по рубашке темное пятно.

Это не помогало, конечно. Мирддин прекрасно знал, что даже если закрыть глаза, все это – искореженные тела, стремительно тормозящие машины эскорта, пыльная дорога – все это останется на обратной стороне век. Как вытатуированное.

Это было… это было нечестно. Пусть Река – это Река, Мирддин был готов платить собой за знание, которое она давала, но он делал это добровольно. Нимуэ делала это добровольно. Даже Артур – уже взрослый, уже ставший королем Артур делал это по своей воле. Но то, что происходило здесь… нельзя требовать, чтобы человек выдерживал такое. Не давая никакого выбора.

От мысли, что это все могло бы быть сделано… специально, Мирддина начинало тошнить. Ничто нельзя покупать такой ценой. Ничего нельзя желать за такую цену. Даже того… даже того, что ждет на той стороне Реки. В конце времени.

Но перестать желать, чтобы продолжало существовать то, что получило существование в результате… в результате того, что он видел сейчас вокруг, тоже было невозможно.

Артур стал Артуром, потому что его жизнь была именно такова. Если бы Утер не разбился, Артур сейчас не был бы королем, да и войны в стране бы не возникло. Артур не пошел бы брать Кармартен, и они не столкнулись бы в подземелье у Вертигерна. И Нимуэ не дала бы Артуру меч, чтобы сражаться с драконом, и не было бы Экскалибура, который воплощает стремления Истинного короля, и они вместе не сражались бы с фир болг. И Мерлин не стал бы придумывать, как людям это можно сделать эффективнее, и не стал бы читать курс про критичное мышление, и не создал бы себе новую личность, Эмриса Виллта, для этого. А если бы он не создал Эмриса Виллта, Мерлин ничего бы не узнал о человеческом отчаянии и о черном лесе, в котором бродят человеческие души. И это не задело бы Нимуэ, и они бы не поссорились и не помирились, и не нашли бы в Аннуине Красную Реку – и не узнали бы о том, что находится за Рекой. О том, что будет после конца света.

Все, что произошло, произошло, и не могло произойти никак иначе, и это было важно, значимо и драгоценно – но это было то, что досталось Мирддину. А не тем, кто, не зная того, заплатил за это страшную цену и ничего не получил взамен.

Мирддин не мог пожелать, чтобы так было. И не мог пожелать, чтобы этого не было.

Смешно. У него было столько вопросов к миру и Единому, а он даже не в состоянии ответить на вопрос, заданный самому себе.

Смех разрывал рот изнутри. И единственное, что Мирддин знал точно – что никто за пределами разлома не может, не должен понимать, почему это смешно.

Джин уснула. Артур укрыл ее (она что-то невнятно пробормотала, натягивая одеяло выше), сунул ноги в ботинки и выбрался наружу.

Вокруг было темно и тихо. Темно, тихо, пусто и просторно. Хорошее место, чтобы думать. Плохое место, чтобы жить.

Захотелось закурить. Можно было бы вернуться и пошарить по волшебным ящикам – наверняка бы нашлось, но можно было разбудить Джин.

Джин, Джин…

Артур прибавил шагу.

«Слонов надо отстреливать по мере их поступления,» – так когда-то говорил Утер. Это были какие-то истории о его путешествии на остров Хай-Бразил – джунгли, охотники, туземные царьки, караваны. Артуру было года четыре, и ему представлялось, как Утер, подкручивая ус, сидит с ружьем в засаде, а на него из огромного зеленого леса выбегают огромные серые звери.

Уже потом Утер объяснил, что это означает решать проблемы последовательно, по порядку их возникновения. Но картинка осталась.

Артур редко думал об Утере «отец», и еще реже – «король», но все равно было странно думать о том, что Утер тоже когда-то был молод. Или не знал всего. Или сталкивался с проблемами. Которые нужно было решать по мере поступления.

Что бы он сейчас сделал?

А, ну это просто. Пока не можешь сделать ничего иного – укрепляй отношения с союзниками. Джиневра. Мерлин, Нимуэ, Авалон.

Джин, Джин…

Сам Утер плевать хотел на политику, когда влюбился в Игрейну. И это стоило раздора с Корнуоллом. А потом раздора в стране, потому что не все хотели признавать «бастарда». Так что можно сказать, что крутить роман с замужней женщиной – это было неправильное решение.

Но если бы не оно, Артур бы тут не стоял сейчас.

Интересно, как чувствовал себя Горлос. Женщина – как земля, выбирает лучшего. Каково-то ему было…

Артуру стало неприятно. Он усилием воли отогнал мрачные мысли.

Вот у остроухих наверняка таких проблем не бывает.

Хотя, если подумать, у них тоже не сахар…

Артур обнаружил, что стоит у того самого дерева. Вокруг никого не было.

– Мерлин? – позвал он.

Тишина.

Ствол был необъятный, рассеченный пополам почти невидимой узкой щелью.

– Есть кто?

Артур оперся о шершавую кору, заглядывая внутрь.

И ухнул вниз.

Секундная стрелка в очередной раз дернулась – и двинулась с места.

Время двинулось.

Мирддин вскинул голову и увидел Артура. Взрослого, настоящего Артура.

– Мерлин, какого черта тут…

Артур заозирался по сторонам. Глаза у него расширились от узнавания.

Мирддин знал, что Аннуин делает с человеком, но все равно видеть это было очень страшно – как Артура вминает в одно-единственное мгновение. Как он съеживается, становится меньше, как делается маленьким и слабым, как у него на лице проступают ужас и отчаяние и как рот начинает кривиться углами вниз от огромной, невыразимой обиды. Как лицо превращается в маску из античного театра.

Нет, подумал Мирддин. Нет-нет-нет-нет.

Он подскочил к ребенку, наклонился и схватил его за плечи, стараясь поймать взгляд.

– Смотри на меня. Посмотри на меня. Как твое имя?

– А… а… Артур, – выдавил мальчик.

– Кто ты? Ты помнишь, кто ты?

Тот сглотнул и кивнул головой. Мотнулся светлый чуб.

– Я король.

– Молодец. Повтори еще раз.

Он зажмурился и сказал тверже:

– Я король.