Слишком мало тепла в мире из сизых льдин,
В стеклянный воздух вморожен небесный свод,
Слишком много огня по жилам, в крови, в груди —
Стекает по пальцам вниз, прожигает лед.
Я иду, оглянись, пожалуйста, погоди,
След-в-след за тобой сквозь тьму я иду вперед.
…Впереди до самого окоема – белым-бело,
Ни следа на снегу, ни отблеска над водой,
Впереди – никого, и позади – никто…
Я иду. Я иду за тобой.
Погоди, постой.
я просыпаюсь ночью, смотрю в потолок – там пляшут
скупые седые тени, тянут сухие пальцы,
за окнами в белой ночи
гложет волна ступени, они становятся глаже,
в гематитовом малом зальце
сердце душат цепочки строчек.
никто не стоит на страже,
в жиже лежат знамена,
воздух затхл, и стыл, и влажен,
неподвижен, и даже, даже
мое имя никто не помнит.
сталь заржавела в ножнах,
воздух пропитан ложью,
фигуры темные в ложах,
чертят схемы, скрипит их грифель,
смотрят на сцену, сцеплен
механизм с механизмом, к цели
эксперимента, к рифам
несется макет – разбиться —
и лишь тем, безусловно, ценен.
во мраке белеют лица —
veni, мол, vedi, vici.
я просыпаюсь с криком,
я просыпаюсь с дрожью —
тот, кто сегодня снился,
был на тебя похожим,
с прозрачным бесстрастным ликом,
мертвым, как воды Стикса,
с холодным ядом под кожей,
с глазами голодной птицы,
все смотрел, как песок струится,
ни тепла не знал, ни сомнений…
…я просыпаюсь с криком. Надо мною кружатся тени.
«есть «бремя белых» и «бремя сильных…»
есть «бремя белых» и «бремя сильных»,
есть тысячи их имен,
но имя одно у бремени слабых, у тех, кто не носит знамен,
кому и хайвэй – гребеня-ухабы
и стужа – в плюс двадцать пять.
тех, кем никто никогда не стал бы, когда бы мог выбирать.
ошибка набора, сгоревший пиксель, кромка битого льда,
слабые пальцы, «ну извините», в венах вода, вода,
и вместо голоса – хриплый шепот
(им и детский пломбир – мышьяк!)
и тоскливые лица, и вечный ропот,
звучащий примерно так:
«ну да, ну да, я урод, я лузер, вы сами там как-нибудь.
мне б шаром бильярдным скатиться в лузу,
забыться, пропасть, уснуть,
в какой-нибудь бремен там или гаммельн,
чтоб обрести покой
отполированною ногами плиткою мостовой…»
но выхода нет, не вжимайся в плинтус,
тебе уже не спастись.
твое имя в списке пронзает стилус.
добро пожаловать в жизнь.
ну же. давай. улыбнись губою, прокушенной до крови.
все хорошо. все могло быть хуже.
ну же.
вставай. живи.
«танец вслепую на горной дороге …»
танец вслепую на горной дороге —
сосны корнями впиваются в камень,
щебень скользит под босыми ногами,
маршрутом немногих —
забытая трасса,
мелодия вальса,
морзянкою пульса —
достать, дотянуться —
кто же ты, кто же ты, кто же ты, кто ты?
сквозь бесконечность несется планета,
скалы и пропасти, танец наощупь,
ветер сосновые иглы полощет,
в груди кастаньета,