– Не забудь посмотреть на мои ногтевые пластины с произведением твоего искусства по телику! Я сказала, когда?
– Ага. И не один раз.
Рассмеявшись, Ника положила на стол чаевые, подхватила элегантную стеганую сумочку на длинной цепочке и выпорхнула из кабинета. Она прошла по сложному лабиринту салонных коридоров уверенной походкой – могла бы сделать это даже с закрытыми глазами – и очутилась в парикмахерском зале.
– Никуля! Еще больше похудела, умничка! – Вертлявый парень с выжженным пергидрольным хохолком чмокнул воздух рядом с ее щекой и усадил в кресло напротив зеркала. – Как ты?
– Чудно, у меня сегодня съемки на федеральном канале! Давай, как в прошлый четверг, вытянем, ладно? А сверху – вот это. – Ника выложила на столик изысканный аксессуар в стиле тридцатых годов – ленту на голову с экзотическим перышком.
– Чума! – взвизгнул стилист. – Это «Шанель»?
– Почти. Сама сделала, – с гордостью сообщила Ника. – Полночи с ней провозилась, все пальцы исколола!
В немом восхищении парень прижал руки к узкой безволосой груди в глубоком V-образном вырезе.
– Это какой-то абзац! Будешь на своем федеральном канале как главная подружка чикагского гангстера!
– Только умоляю, быстрее! Хочу еще успеть заскочить на эпиляцию.
Через три с половиной часа она вышла из салона в очках в пол-лица, озираясь по сторонам, как голливудская дива, скрывающаяся от папарацци. Уселась в «финик» и покатила в Останкино, мурлыча себе под нос:
Вечер и огни.
Ей пора туда —
В океан любви,
Где она звезда!
Возле поста охраны ее встречала девица с красными причудливо начесанными волосами и рацией на поясе. Балансируя на одной ноге, девица положила на коленку свернутый вдвое лист формата А4 и что-то там нарисовала шариковой ручкой. Ника заглянула Красному Начесу через плечо и увидела галочку напротив отпечатанной надписи:
«Вероника Ромашова – репликант»
– Мне бы макияж подправить, зайдем в гримерку? – полюбопытствовала Ника.
Девица посмотрела на нее каким-то диким взглядом.
– Вообще-то гримерка у нас только для «випов». ВИП-гостей.
– Ясно… а что значит «репликант»?
– Человек, подающий реплику из зала, – пояснила она и понеслась через просторный холл, в котором было почти так же оживленно, как в метро в час пик.
Ника старалась не отставать.
– Как это из зала?! Я думала, что буду героиней программы! – прокричала она на бегу, провожая взглядом известного ведущего новостей с телефоном у уха.
– Что вы, дама! У нас подставные только «репликанты», и то не всегда. Герои все реальные. Это вам не какой-нибудь телесуд, – снисходительно качнула начесом девица.
– Понятно.
Когда они поднимались по лестнице, телевизионщица затормозила между пролетами.
– Я вам пропуск сразу подпишу, а то потом не до того будет, – заявила она, вооружившись ручкой, и облокотилась на подоконник. – Ой, а это что за хрень?!
Ника сконфуженно стянула ленту с головы.
– Думаете, не годится?
Красный Начес сцапала аксессуар, как сорока ложку, и покрутила в руках.
– Прикольно. Но, по-моему, для жертвы пластической хирургии как-то слишком претенциозно, – вынесла вердикт она и вновь поскакала вверх через ступеньку.
– К-какой еще жертвы? – ахнула Ника, машинально устремляясь за ней.
Собственноручно сделанная лента осталась забытой на пыльном подоконнике.
– Позвольте, но девушка-редактор Аня на собеседовании сказала, что я буду играть балерину! В программе о сломанных судьбах! О травмированных деятелях искусства и спортсменах!
– Тему программы в последний момент поменяли. На «Ужасы пластической хирургии».
– Но как же так?! – Тяжело дыша, Ника вцепилась в рукав телевизионщицы.
– Дама, выдохните! Нервные клетки не восстанавливаются, – участливо предупредила та, стряхивая Нику со своего рукава. – Чего вы переполошились? Пожалуйста, изображайте себе деятеля искусства! Травмированного неудачной липосакцией.
Бодрым галопом они вбежали в студию, которая показалась гораздо меньше, чем по телевизору.
– Но я же ничего не знаю о липосакции! – в отчаянии воскликнула Ника.
– Сейчас Аня придет, она вас подготовит. Все, садитесь сюда, ждите, а мне еще двух ВИПов встретить надо.
И она унеслась.
Ника затравленно огляделась по сторонам. Помост с несколькими диванами, стационарные камеры, софиты. Зрительный зал почти пустой, только на галерке хихикают две кудрявые тетки в кофтах с люрексом.
Ника потерла пылающие щеки, встала со своего места, снова села. Потом опять встала и выбежала из студии прочь.
«Я подумаю об этом завтра!» – мысленно повторяла она, как заклинание, слова Скарлетт О’ Хары, плутая по коридорам Останкина, и вдруг резко остановилась возле туалета, как слон, учуявший мышь. Впереди замаячил знакомый красный начес! Ф-фу! Это вовсе не телевизионщица, а какой-то совершенно незнакомый панк.
Дверь туалета приоткрылась, и оттуда выкатился крепыш ростом метра полтора. Блуждающая улыбка, отрешенный взгляд голубых глаз, как у маньяка.
– О! Какие люди! Ника Самофракийская собственной персоной! – Коротышка привстал на носки и чмокнул ее в щеку.
Ника поморщилась. Кажется, он пользуется тем же одеколоном, которым мама заправляла в детстве ее выдохшиеся фломастеры.
– Привет, Роберт.
Это был парень из массовки «Мосфильма», мнивший себя Де Ниро, не меньше. Один из тех чудиков, которые, разменяв четвертый десяток, вдруг решили сделать актерскую карьеру – покорить Голливуд или, на худой конец, заполучить главную роль в модном отечественном «мыле».
– Какими судьбами здесь? – Ника соорудила на лице приветливую улыбку.
– На кастинге был.