Замок из золотого песка

Больше мы не успели перекинуться и парой слов, так как наткнулись на небольшое шествие, двигавшееся нам навстречу. Возглавлял его мой отчим, которого я, повторяя за бабушкой, с раннего детства называла Семочкой. За ним, почти не видная за массивной фигурой мужа, семенила наша с Ванькой мама.

– Марья, что там стряслось? – прогремел отчим басом, широким жестом останавливая всех, кто шел следом.

– Убили невесту. Или ранили, не знаю точно. С той стороны здания еще одна терраса, где проходил еще один свадебный банкет. Где Ванька, мам? – подошла я к ней и накинула на оголившиеся плечи сползший на спину палантин из вологодского льна – мой подарок.

– Иванну с мужем водитель повез в аэропорт, Марьяша. У них через два часа самолет.

– Хорошо, что уехали, не нужны ей в такой день негативные эмоции. А вы зачем туда всей толпой идете? Выстрелы слышали?

– Нет. Но мимо нас с криками «убили» промчалась какая-то безумная женщина. Семен увидел, как она упала, мы с Адой Серафимовной сразу подбежали к ней, помогли подняться. Но добиться внятного объяснения не смогли. Мужчины отнесли несчастную в холл, и администратор вызвала местного доктора. Возле женщины осталась Ада Серафимовна и, кажется, еще кое-кто из гостей Сикорских.

Только сейчас я заметила, что компания, следовавшая за родителями, состояла только из родственников Семена: его отца, старого, но крепкого еще деда Никодима, и тех двух супружеских пар из Иркутска.

Глава 2

Повзрослев, я поняла, каким мезальянсом выглядел брак моей матери Александры Черкасовой, преподавателя по классу фортепиано в музыкальной школе нашего города, и фермера из села Приозерье Семена Стешина. Но я знала, что моя маленькая, очень хрупкого телосложения мама безумно любима этим рыжим гигантом Семочкой. Его сразу приняла бабушка Евгения, мнение которой для меня было безоговорочным вплоть до ее ухода в мир иной. До сих пор я мысленно обращаюсь к ней за советом, убеждая себя, что первый же пришедший в голову вариант и есть ее подсказка. Ни разу не случалось так, чтобы я ошиблась.

Вопросы о своем родном отце, Петре Черкасове, которого я не знала, я задавала не раз. Но тут же становилось ясно, что по каким-то причинам бабуля его не жалует, а говорить о покойном плохо не хочет. Мама же чаще всего отправляла меня за ответами к бабушке. Семочка стал мне отцом, и другого бы и не нужно было, но через десять лет их брака мама родила еще одну девочку. «Дочь Марья у вас есть, пусть будет и дочь Иванна», – заявил дед Никодим, очень надеявшийся на появление внука. И никто не посмел ему перечить. Ванька до сих пор простить не может деду данного ей при рождении имени. И я, не кровная дочь Семочки, стала жестоко ревновать к безвинному младенцу, отказываясь даже заходить в спальню родителей, где стояла кроватка Ваньки. Принять, что этот пухлый комочек с огненно-рыжим пушком на голове – такая же плоть и кровь моей мамы, как и я сама, смогла лишь несколько месяцев спустя, когда Ванька заболела тяжелейшим воспалением легких. Глядя, как осунулась мама, как тихо и виновато передвигается по квартире отчим, я предложила свою помощь – посидеть у кроватки сестры, отпустив маму хотя бы немного поспать. До сих пор помню ее благодарный взгляд, от которого у меня, подростка, на глаза навернулись слезы. Мама ушла в мою комнату, а я, открыв учебник по истории, устроилась рядом с тяжело сопевшей во сне Ванькой. Вскоре учебник был отложен, я, не отрывая взгляда, смотрела на крохотное существо и умилялась – какая красавица у меня сестра! Ванька всхлипнула во сне, по розовой щечке из-под рыжих ресничек скатилась слезка, а у меня тревожно забилось сердце – я поняла, как ей плохо. С этого дня у мамы была помощница, беспрекословно выполняющая все просьбы, которые касались ребенка.

Мы избаловали ее сообща, не перекладывая вину друг на друга и признавая, что спохватились, когда уже ничего исправить было нельзя. Дневник Ваньки был красным от замечаний учителей, в двенадцать она избила одноклассника. Причину мы не узнали до сих пор, но уладить дело миром тогда удалось, переведя хулиганку в другую школу. После девятого класса она, на радость маме, вдруг легко поступила в музыкальное училище по классу фортепиано. Но тут же нанесла родителям удар – жить с ними отказалась, настояв на заселении в общежитие. От Приозерья, куда родители окончательно перебрались после моего замужества, до города было всего полчаса езды на электричке, но нам было понятно, что Ванька просто вырвалась из-под опеки. Вся ответственность за городскую жизнь сестры легла на меня. Заманить ее в нашу с мужем квартиру не удалось ни уговорами, ни угрозами значительно снизить денежное довольствие. Я смогла лишь выбить из Ваньки обещание звонить каждый день. Она и вправду звонила, но не реже двух раз в неделю нам с Аркадием, а в его отсутствие и мне одной приходилось бросать все дела и ехать забирать ее с очередной хаты, где сестра тусовалась не всегда с ровесниками, а чаще с компанией студентов старших курсов. Я твердо убеждена, что природа наградила ее непереносимостью алкоголя не просто так, а чтобы уберечь от больших бед: выпив бокал вина, Ванька, пугаясь своего состояния, только и могла, что набрать номер моего телефона.

– Марья, как думаешь, стоит ли нам туда идти? Мы можем чем-то помочь? – отчим был серьезен и деловит.

– Я бы не советовал, – ответил за меня Григорий. Я удивилась – мой новый знакомый умел тихо исчезать и так же тихо возвращаться.

– Объясни, Гриша, – потребовал отчим. «Ого! Значит, гость-то с нашей стороны. Интересно… Кто он Семочке? Еще один сибирский родственник? Скорее всего, потому что лично я вижу его впервые. Интересно, почему этого красавца за столом не было видно?» – подумала я и уставилась на Григория, ожидая его ответа.

– Там и без нас для оперов полно работы, Семен Никодимыч. Толпа гостей – свидетели. Как минимум, человек сорок. До ночи опрашивать, замучаются. Давайте не будем добавлять работы полиции. Вот, кстати, и они, – кивнул тот на темно-синий микроавтобус, только что въехавший на территорию отеля. – Предлагаю разойтись по номерам, – добавил он, глядя почему-то на меня.

На удивление, его тут же послушались. Я вынуждена была уйти со всеми.

– Мам, а кто это такой? – я взяла ее под руку, чтобы проводить в отель.

– Григорий? Наш новый сосед по улице справа. Ну, как новый… кажется, около года назад они с женой купили дом Киселевых. Ты так давно у нас не была, Марьяша! Приехали бы с Аркашей, отдохнули. И Ванька носа не кажет. Совсем вы, дочки, нас забросили.

– Некогда, мамуль. Правда, – покривила душой я.

Не смогла я и в этот раз сказать ей правду. Ни о том, где сейчас мой муж, ни о том, почему Ванька за этот год не приехала к родителям ни разу. Уже одна новость о нежно любимом зяте уложила бы маму с сердечным приступом в постель. А расскажи я ей о приключениях сестрицы, мы с Ванькой могли бы осиротеть. Семочка знал, что мой муж на передовой, но о сестре я и ему сказала лишь, что та влюбилась. Согласившись молчать о воюющем на Украине Аркадии, отчим сам предложил альтернативную версию – мол, услали моего мужа в Белоруссию обучать солдат военному искусству. И поскольку о нас с Ванькой он знал мало, врал маме виртуозно, подкрепляя небылицы видео- и фотодоказательствами прекрасной городской жизни дочерей. Он и сам приезжал не очень часто, а маме и вовсе после перенесенной год назад операции дальние поездки были запрещены, хотя прописанный постельный режим, как жаловался Семочка, она не соблюдала. Можно сказать, на свадьбу Ваньки мама выехала из дома впервые после выписки из клиники.

– А кто он, этот Григорий, по профессии, не знаешь? Молодой мужик, а живет в селе. Фермер, как и Семочка?

– Ох, Марьяша, точно не знаю… Вроде бы служит где-то. А жену его, представляешь, за год не видела ни разу, хотя я как-то пригласила их обоих на ужин в расчете на знакомство. Григорий пришел один, сославшись на то, что Алена, жена, в городе. Ничего не могу сказать плохого о нем – вроде бы воспитанный, очень уравновешенный и умный мужчина. Но взгляд холодный и такой, знаешь, пронзительный.

– Я заметила… он и не улыбается совсем.

– Вот-вот. Но Сема с ним сдружился. Ты бы его расспросила.

– Фамилию Григория знаешь?

– Реутов. Григорий Дмитриевич Реутов, ему сорок лет исполнилось в июне. Жена – Алена Сергеевна Реутова, в девичестве Мельникова. Она местная, из старого села, Сема хорошо знает ее родителей и младшего брата Дениса.

– Мельников Денис Сергеевич… – прошептала я, не веря в такое совпадение.

– Что такое? Ты знакома с Денисом? – всполошилась вдруг мама. – Если так, то странно… где вы могли столкнуться, а, Марьяша?

– Нет, незнакома… – попыталась успокоить ее я.

– Он не живет здесь давно, – мама как будто не слышала моего ответа. – Сема говорил, что в школе он даже до девятого класса не доучился, его отправили в специнтернат. Что уж он там такого совершил, не знаю, но Тамара Петровна из администрации очень зло о нем упомянула. Нехорошо обозвала, грязно! Не буду повторять, как именно… Так ты с ним все же знакома?

Моя мама, как всегда, так и не смогла выговорить ругательство. Даже слово «дурак», произнесенное в ее присутствии, вызывало у нее прилив краски к щекам. И, похоже, ее уже не исправить. Как она смогла полюбить Семочку, у которого в каждой фразе звучало крепкое словцо? Загадка…

– Откуда я могу знать местного парня, мамуль? – ушла я от ответа, уже успокоившись.

Я довела матушку до двери их с отчимом номера, чмокнула в щеку и заверила, что телефон отключать, даже если прилягу отдохнуть, не стану.

Моя комната располагалась на втором этаже этого бревенчатого терема – лесного отеля, органично вписанного архитекторами в ландшафт предгорья. Находившийся не так далеко от трассы, но надежно скрытый соснами, отель пользовался спросом для проведения разного рода мероприятий. Забронировать открытую террасу для свадьбы Ваньки нам удалось случайно: у клиники, где работали моя подруга Ирина Офман и ее муж Игорь, внезапно сорвался запланированный задолго до этого корпоратив. Ириша так расписала мне это место, что я тут же доложила о нем будущим молодоженам. Тем более что времени до торжества оставалось совсем чуть-чуть, а с рестораном они еще не определились. Оба спешно отправились в отель. Со слов Ваньки, они с Леней, едва зайдя на территорию, уже поняли, что все вокруг идеально подходит для красивого праздника. «Видео и фото будут сногсшибательными!» – с восторгом заявила сестра, а я поспешила сообщить Ирине, чтобы аренду переоформили на нас. Ада Серафимовна, вернувшись с отдыха и узнав, где пройдет самое важное событие в жизни ее сына, возмутилась – она, оказывается, уезжая на море, оставила ему все распоряжения по поводу банкета. Я была уверена, что на ее памяти такое открытое непослушание Ленечка выказал впервые. Но бедную женщину ждал еще один удар – Ванька заявила жениху, что свадьба не состоится, если гостей с обеих сторон будет не поровну. Ленечка, испугавшись потерять любимую, урезал список приглашенных матушкой наполовину, чем привел родительницу в ярость. Она даже было отказалась участвовать «в этом фарсе». Но, вдруг заметив, что и невеста, и сын, переглянувшись, синхронно вздохнули с облегчением, спохватилась и организацию самого банкета взяла в свои цепкие руки. Теперь с облегчением вздохнули наши с сестрой родители и я, потому что ясно было – все хлопоты по выбору меню, общению со свадебными агентами и оформителями лягут на мои плечи. Ванька как невеста отмахнулась от всего этого с нескрываемой досадой. Ей, как она высказалась в сердцах, достаточно было бы просто шлепнуть печать в паспорт и сделать несколько снимков для памятного альбома и соцсетей.

Вот тогда я и поняла, что ничего не закончилось. Свадьба – ее попытка убежать от себя, от этой чертовой маниакальной привязанности к нахальному, подлому мошеннику, красавцу с бабьей внешностью и пустым кошельком – Денису Мельникову.

– Устали? – раздался за спиной знакомый голос.

Я стояла у распахнутой настежь двери своего номера, уже готовая войти.

– Есть немного.

– Поговорить не хотите?

– Пока вроде бы не о чем, Григорий, – как можно равнодушнее произнесла я и шагнула в комнату.

В том, что произошло с Ванькой, я винила себя и только себя. Вырастив ее от несмышленыша до половозрелой девицы, я упустила тот момент, когда твердость нужно было проявить даже ценой крупного скандала. Беда грянула ожидаемая, но совсем не с той стороны, откуда мне думалось. Я боялась, что Ванька погубит себя в разгульной жизни, а ее чуть не убила любовь к проходимцу Мельникову.

Прошел почти год, я потихоньку приводила в чувство сестру, сама отвлекаясь работой и встречами с Иришей и Лизой, которые деликатно обходили тему стороной.

– Марья, я слышал, как ваша мать упомянула Дениса Мельникова.

«Вот, значит, и причина вашей настойчивости, Реутов. Знает собака, чье мясо съела… Забавно будет, если начнете оправдываться», – подумала я.

– Ответьте мне на один вопрос, Григорий. Что вы тот самый майор полиции, который помог скрыться брату вашей жены, я уже догадалась. Мне важно знать, известна ли моему отчиму эта история?

– От меня? Нет, конечно! Если только сама Иванна не рассказала отцу.

– Не рассказала, – перебила я, немного оттаивая. – Ладно, проходите в номер.

– Спасибо.

Мне не хотелось ворошить это не очень-то и далекое, но все же прошлое. Но было любопытно, что может сказать мой новый знакомый, который вызывал во мне неоднозначные чувства. Несомненно, Реутов был притягателен как мужчина, но заставить себя относиться к нему с симпатией мне не позволяла злость. Даже будучи незнакомой с Григорием, я долго обвиняла его в пособничестве преступнику Мельникову.

Глава 3