И про любовь тоже

«Ну наконец-то приехали!» Андрей Миронович скорее угадал машину Максима в клубах пыли на дороге. Резко затормозив, «Нива» остановилась у ворот дачи. Бранчевский быстрым шагом направился к машине.

– Что так долго? – набросился он на обоих, пытаясь по выражениям их лиц понять, ждать ли плохих новостей.

– Заглохли в полях! Хотел срезать напрямик, чтобы не возвращаться по забитой фурами трассе. Срезал… и полтора часа ни одной машины мимо! – ответил Максим. – Дайте что-нибудь попить, дядя Андрей, Кирка всю воду из бутылки мне на руки вылила. Я же сам чинился.

– Давай в дом. Холодное шампанское устроит?

– Кайф! Тогда машину к тете Кате на участок загоню, ворота у нее не на замке. Кстати, не в курсе, почему? Кто-нибудь приезжал на дачу хоть раз после ее похорон?

– Нет, – коротко бросил Бранчевский. – Кира, не замечала?

– Нет, – так же коротко ответила она и направилась к дому. Андрей Миронович с удивлением посмотрел ей вслед.

– Ну-ка, Максим, выкладывай, что между вами произошло!

– Ничего, дядя Андрей, нового. Втык ей сделал, что убивается по Лушникову. Всю обратную дорогу слезы лила. Сказала, что обидно ей, а я же вижу, что любит придурка до сих пор!

– Не любовь это, Максим, просто блажь и уязвленное самолюбие! – строго выговорил Андрей Миронович, хотя сердце болезненно екнуло.

– Как ни назови… Ничего, я Ольку на нее натравлю. Пусть еще она ей растолкует, кто таков ее бывший. Ёлы-палы, влюбилась же Кирка в подлеца! Тьфу, не хочу даже говорить!

– Я чего-то не знаю? – с угрозой в голосе спросил Бранчевский.

– Ладно… Сейчас уже можно сказать… был Лушников ваш тут с бабой, и не раз… блин, да и бабы всегда разные были! Но не в этот дом водил, а в ту старую хату, что на задах. Нам же с Олькой со второго этажа видно, кто подъезжает с той стороны. Из окна спальни как раз. Первой Олька заметила его машину – проезд-то там технический, даже гравийки нет. А тут по грязи после ливня джип черный катит. Из него вылезают Лушников и девка в мини. Вы давно в тот дом наведывались?

– Давно. Там хлам один, мы дверь даже не запирали никогда, – немного растерялся от услышанного Бранчевский, но тут же разозлился: – Ах, он, паршивец! Ну, ничего… Кире не рассказывай! Понял? И Олька пусть молчит. Развод, слава богу, состоялся, из квартиры я поганца выставлю, машину отберу. Уйдет, с чем пришел, – с чемоданом, в котором трусы да носки. Все, забыли. Лушников с возу, Кирке легче! Понял?

– Да понял я… только плачет она. Лучше бы рассказать. Пусть его возненавидит! Все легче…

– Я сказал – нет! – отрезал Бранчевский. – Машину ставь, приходи.

– Понял…

Андрей Миронович даже повеселел. Если и были сомнения, что зря он радуется разводу внучки (Кире же плохо!), то сейчас отпали. И хорошо, что деток у них нет…

– Да что ж за день такой, ёлы-палы! Попили шампанского! – донеслось от забора. – Дядя Андрей, идите сюда!

Бранчевский подошел ближе и перегнулся через штакетник.

– Я не давил его, он тут, под ветками, похоже, давно лежит. – Максим кивнул на землю у задних колес «Нивы». – Не очень давно, то есть выглядит вполне еще… свеженьким. Но неживым.

– Звони своим, Максим. Это – Петр, сын Катерины, узнал? – Бранчевский перекрестился. «Одет он как-то странно, в рванье. Насколько знаю, Петр Муравин вполне состоятельный художник, выставки персональные даже за рубежом бывали. Раздели, обокрали? Вполне может быть…» – подумал он, направляясь к своему дому.

Глава 4

Кира все, что нужно, услышала. А что не услышала, то домыслила. Догадалась по отдельным, особенно громко произнесенным словам деда и Макса. И про «баб разных», и про старую хату на смежном, прикупленным дедом несколько лет назад участке, и про джип Лушникова. Окно-то в кухне открыто! Сказать, что не думалось об изменах мужа, не скажешь. Но она ловко могла сама себя успокоить, что, мол, не предательство это, а так – легкие походы налево, которые, как известно, только укрепляют брак. Глупость и пошлость. И почему дед приказал Максу молчать, если даже обрывки услышанного принесли ей мгновенное облегчение? Словно холодный душ после парной. Кира даже засмеялась, но тут громко выругался Максим, а дед рванул к забору. Кира заспешила к ним.

Дед пытался на полдороге ее задержать, но Кира ловко обошла его сбоку и направилась к калитке.

Макс стоял к ней спиной и говорил по мобильному, так что труп мужчины рядом с колесами машины она рассмотреть успела и сразу же признала в нем отца друга детства Гоши Муравина. Она только хотела кое-что сказать Арканову, но тот, не дав раскрыть рта, погнал ее прочь. «Ну, ладно… спросишь потом про Гошку – сам-то о нем ничего не знаешь», – мысленно пригрозила она.

Кира обогнула «Ниву», но с участка уходить не торопилась. «Петр Иванович на даче своей матери был гостем нечастым. Привозил Гошку на машине, обедал и уезжал. Сколько помню, автомобиль в их в семье был всегда. А на чем Муравин приехал в этот раз? Где машина? Не на электричке же он добирался… – подумала она, обведя взглядом заросший травой участок. – Даже велосипед спрятать негде, только если за домом, но машину среди деревьев сада не припаркуешь. И следов шин не видно».

– Макс, авто нет, заметил? А у Муравина-старшего их было несколько, – не выдержала она.

– Гоша хвастался? Кстати, номерок его мне скинь.

– Да, сейчас. – Кира открыла в мобильном список контактов. – Игорь в Австралии уже пять лет обитает, не знал? Женился, сыну год. И мать с ними. Вот номер, звони на «вотсап». – Она повернула экран к Максу.

– Спасибо. А сам Муравин с кем живет? То есть жил.

– Откуда мне знать?!

– Ты же с Гошей общаешься!

– Зато Гоша с отцом – нет! Знаю, что причина – одна из пассий старика. Что-то она у него ценное украла или сам подарил, мне неведомо. Только тетя Катя по завещанию оставила все Игорю. Все, что принадлежало ей лично, – недвижимость, украшения, счета и эту дачу, кстати, тоже.

– Так и нынешняя любовница, похоже, обобрала Гошкиного отца! Вот почему он одет в какие-то обноски! Ну, понятно… Шла бы ты, Кирка, отсюда…

Кира с досадой махнула рукой и вновь приблизилась к трупу.

– Обноски… знаешь, сколько эти рванинки стоят? Бохо-стиль, не слышал? Одни штанцы – твоя месячная зарплата. Смотри, кроссы белые, чистые, вообще пыли нет. А пройдись-ка от платформы пешком по поселку… нет, машину искать нужно! Что ты стоишь столбом?!

– Чтобы место преступления не затоптать! А от платформы его мог подвезти кто-то из местных. Идите, Кира Сергеевна, к себе в дом. И радуйтесь, что хотя бы это убийство вас не касается!

«Знает, по чему ударить, гад!» – обозлилась Кира. Намеки Макса ее раздражали, в такие моменты она его ненавидела. А была же когда-то влюблена… «Стоп! Он сказал – убийство. С чего взял? Крови-то не видно», – Кира вернулась к Арканову.

– Откуда ты знаешь, что его убили?

– Шея свернута, – нехотя ответил он. – Кира, правда, иди домой. Сейчас наши приедут, незачем тебе здесь ошиваться. Ты не свидетель, труп обнаружил я. Убийцей ты быть не можешь, потому что весь день была у меня на глазах. Вот дед твой…

– Что дед?! – испугалась Кира.

– Когда он на дачу приехал, знаешь? Я понял, он должен был тебя в городской квартире ждать? А ты после суда зачем-то сбежала сюда! Он, выходит, на машине тебя опередил, еще и к Армену в кафе успел съездить, заказанный заранее шашлык забрать. С утра дед был на даче! Ты – в суд, а он – сюда.

– Ты его подозреваешь?! Он, по-твоему, Муравину шею свернул?!

– Если и не убил сам, так мог что-то видеть. Вот странно… Андрей Миронович совсем не испугался, увидев труп.

– Дед хирургом всю жизнь был, Арканов! Он что, трупов никогда не видел?!

– Так то – больные… Ладно, следователь разберется.

– Вот и не делай поспешных выводов, ты даже не опер! – со злостью высказалась Кира. Довел! Отомстила! Тоже по больному.

«Вот же я дура!» Она все же не удержалась от виноватого взгляда, вспомнив, что Макс не по своему желанию не продолжил учебу в университете. После школы он легко поступил на юридический. Проучился два курса, успел летнюю сессию сдать, и тут погиб отец. Две сестры, одна совсем мелкая, мать – домохозяйка, и он – студент. Пришлось идти работать…

Кира и сама понимала, что не стоит мешаться под ногами у следственной группы, все равно к ним в дом придут, чтобы опросить деда. Она вышла за ворота и стала медленно продвигаться вдоль забора, внимательно осматривая обочину дороги. Толком не зная, что хочет найти, она носком кеда раздвигала густые заросли, наклонялась ниже, если казалось, что сломан стебель цветка или примят кустик.