Третий круг рая

– Таборная гадалка оказалась права. – Сотник отпустил мои плечи и встал. – Я не смогу тебе ничего дать. Ты если заберешь, то целиком. Я сначала не понял, о чем она. Сейчас дошло: для тебя просто переспать, получить удовольствие – ничего не значит. Подашь как милостыню из жалости. Закинешь на третий круг рая, а сама исчезнешь – нет там для тебя ничего нового, – потому что я не тот, кто тебе нужен. А я майся потом всю оставшуюся жизнь, сходи с ума от воспоминаний…

– Наверное, не родился тот, кто смог бы и меня… закинуть. – Я поняла, о чем он…

…Я тихо плакала, а отец молча стоял рядом, исподлобья глядя на мать. Она же была спокойна. Еле заметная презрительная гримаса застыла на красивом лице, совсем не испортив эту грешную красоту. Грешную… выражение отца, часто им повторяемое в адрес уже чужой ему женщины – они только что развелись официально, хотя не жили вместе почти год – почти со дня рождения Сани.

В детстве я таких слов от отца не слышала. Он звал маму «радость моя», «солнце мое», одним ласковым взглядом за короткое мгновение охватывая ее всю – от тонких щиколоток до овала лица. Задержавшись на сочно-розовых губах, поднимал взор выше и долго, требовательно смотрел глаза в глаза. Мама скоро отворачивалась. Мне в такие моменты становилось неловко, словно я подсматривала за ними тайком. Подрастая, начинала понимать: отец ее любит, она его – нет. Так же как и я любила Захара, а он меня – нет. Будучи внешне похожей на мать, я переняла судьбу отца. «Почему ты называешь свою любовь к маме грешной? Разве за грехи попадают не в ад?» – спросила я, когда она вышла из комнаты. Он вытер мои слезы тыльной стороной ладони и взял меня за подбородок. «Девочка моя, мы оба с мамой грешны. Мой грех в том, что не смог вовремя отпустить, ее – в том, что сама не ушла. Таким женщинам, как мама, отдаются целиком – душой, телом и мыслями. Сметая на пути все и всех, что бы ни мешало: обстоятельства или люди. Они принимают тебя, видимо, в какой-то тайной надежде, что ты – их второе я. И быстро понимают, что вновь ошиблись. Гаснут вмиг, оставляя тебе свою жалость. Но ты уже поднялся в рай. И вот бродишь ты по раю, а счастья нет. Когда-нибудь и тебя кто-то будет любить так же. Но ответишь ли ты? Не знаю… А мысли о Захаре оставь. Не он твоя судьба». Я тогда за последнюю фразу разозлилась на отца страшно…

– Ляна, нужно ехать. Ты как, сможешь за руль? Или отвезти? Машину можно и здесь оставить. – Сотник подал мне руку, помогая встать со ступеньки.

– Все в порядке, доберусь сама.

Прежде чем сесть в машину, я осмотрелась. Тревога, возникшая вдруг, была столь острой, что пришлось сделать глубокий вдох, чтобы унять часто забившееся сердце. Какая-то птица кричала пронзительно тонким голосом, напоминая рыдания профессиональной плакальщицы на похоронах. Вдруг совсем рядом ухнул филин, обрывая ее стенания, и наступила тишина. Я отчетливо «услышала» всплеск воды от погружения в нее весел. Лодка с человеком в плащ-палатке «проплыла» перед моим мысленным взором и словно растаяла в ночной мутной темени. Теперь мне слышна была лишь песня, которую тихо «напевал» лодочник. Это был известный романс «Не для меня…».

Я ничего не сказала Сотнику, торопливо сев за руль, пока майор не заметил моего волнения. Но я была уверена, что человек в лодке так же реален, как и мы с моим собеседником. И он, возможно, был сегодня на территории дач, вполне вероятно, что и в моем доме. Я бы даже смело приписала ему убийство деда, если бы того действительно убили. Убили… или довели до приступа, его убившего? Если этот исполнитель романса встречался с Егором Романовичем, между ними могла возникнуть ссора… Черт, ну почему я не могу до сих пор «открыть» старика? Даже мертвый он непробиваем. Единственная картинка, что я смогла «увидеть», – как он берет фотографию из альбома и прячет в карман. И кого-то окликает… того, кто потом в лодке уплыл, доведя старика до инфаркта? И еще и поколотив изрядно? Холодок, резво пробежавший по позвоночнику, был подтверждением моих догадок – так было всегда, когда я оказывалась права.

Машина Сотника так и плелась за мной по трассе – я по темноте ездить с нормальной скоростью боялась, даже в очках плохо видя дорогу. Впрочем, при наступлении сумерек я так же неуверенно передвигалась и по земле: официально диагноз «никтолопия», в простонародье «куриная слепота», был поставлен мне не так давно, но при слабом освещении я видела плохо с раннего детства.

Сотник сопроводил меня до моста через Татьянку, там развернулся и, помигав прощально фарами, уехал. А я вдруг пожалела, что вот так, сразу, оттолкнула его от себя.

Круглосуточный супермаркет на въезде в город приветливо встретил меня ярко освещенными витринами, но я, вовремя вспомнив, что на заднем сиденье так и остались лежать пакеты с продуктами, даже не притормозила. Въехав во двор, я заметила, что окна кухни и комнат темные. Понадеявшись, что Тальников не заснул, а ждет меня, я, слегка постучав по стеклу кухонного окна, открыла дверь магнитным ключом, дубликат которого хранила в бардачке машины.