В слезах домой бегу.
А дома – ноты стопкою
Да книжные тома,
А дома спросят: «Кто тебя?» –
А я скажу: «Сама!».
«Вольно ж тебе с хулиганьём!» –
В сердцах воскликнет мать,
Но дед покажет мне приём,
И я пойду опять…
А у татарки-дворничихи
Трое татарчат,
Они с утра в окне торчат
И гадости кричат.
А Санька, белокурый бог,
Заедет мне под дых!
А что приём, когда врасплох?
И мне никак не сделать вдох,
Не добежать до них…
Но крыша возле чердака
Звенит, как зыбкий наст,
Но чья-то грязная рука
Скатиться мне не даст, –
И я вдохну все звуки дня,
Весь двор – со всех сторон,
И никогда уж из меня
Не выдохнется он!
«Гляжусь я в память: что мне зеркала!..»
Гляжусь я в память: что мне зеркала!
Да, в память, в перевёрнутый бинокль,
Нацепленный на временную ось.
Вот это юность – в лаконичной юбке
Шагает переулками: душа
И тело – точно певчие пружинки.
А дальше – детство, вот оно сидит
В углу за шкафом, утирая сопли
Полою мушкетёрского плаща.
А дальше? Несомненно. Вон оно!
Почти за горизонтом! Меньше точки!
Так далеко, что не хватает глаз!
Там тоже я, но только в прошлый раз.
1980
Из Китая
Треск резинки – и взлетает
Резкий, хрупкий вертолёт.
– Пап, откуда?! – Из Китая.
Пятьдесят девятый год.
Зонтик лаковый, бумажный
В трубку толстенькую сжат,
И шуршит на кукле важной
Неснимаемый халат.
Круглый веер с веткой дуба:
Шёлк натянут – в пальцах зуд,
Но сияя белозубо,
Кеды взнузданные ждут!
Воспитательница Сяо
В детской книжице жила:
С детских слов письмо писала,
Тонкой кисточкой вела.
С папой книжку полистаю,
Суну нос в цветочный чай…
Я когда-нибудь слетаю
В этот праздничный Китай!
«Заземлите меня, заземлите…»
Заземлите меня, заземлите,
я больше не буду!
Ну, смеялась над физикой –
так не со зла ж, не назло!
Я не верила, что электричество
водится всюду,
Чуть притронулась – и затрещало,
и всю затрясло.
Кареглазый учитель, явись
из глубин лаборантской,
Что-нибудь отключи, расконтачь,
эту дрожь пресеки!
Никогда я поступок свой не повторю
хулиганский –
Не дотронусь