Виртуализированный мир капитализма

В свое время словосочетание “виртуальный капитал” использовалось еще Марксом. Рассматривая кругооборот производительного капитала, а именно накопление и воспроизводство в расширенном масштабе, Маркс пишет следующее: “Так как пропорции, в которых может расширяться процесс производства, определяются не по произволу, а предписываются техникой, то реализованная прибавочная стоимость, хотя бы она и предназначалась для капитализации, нередко лишь посредством повторения нескольких кругооборотов достигает такого размера (следовательно, должна быть накоплена до такого размера), при котором она действительно может функционировать как дополнительный капитал или войти в кругооборот капитальной стоимости, совершающей свой процесс. Следовательно, прибавочная стоимость затвердевает в сокровище и составляет в этой форме скрытый денежный капитал. Скрытый (latent), – потому что он не может действовать как капитал, пока остается в денежной форме. Следовательно, образование сокровища является здесь моментом, входящим в процесс капиталистического накопления, сопровождающим его, но в то же время и существенно отличным от него. Отличным, – потому что образование скрытого денежного капитала не расширяет самого процесса воспроизводства. Наоборот, скрытый денежный капитал образуется здесь потому, что капиталистический производитель не в состоянии непосредственно расширить размеры своего производства” [9].

Ф. Энгельс делает к этому следующее примечание. “Выражение «latent», «скрытый», заимствовано из представления физики о скрытой теплоте, почти устраненного теперь теорией превращения энергии. Поэтому в третьем отделе (позднейшая редакция) Маркс заменяет его выражением, заимствованным из представления о потенциальной энергии: «потенциальный», или, по аналогии с виртуальными скоростями Д’Аламбера, «виртуальный капитал» [9].

Маркс связывает виртуальный капитал с необходимостью для расширения производства иметь капитал именно в денежной форме, да еще и определенного размера, чтобы он мог функционировать как капитал. И, хотя это словоупотребление еще не было разработанным понятием, а как отмечает Энгельс, аналогией, тем не менее, Марксом было указано то “место” в движении производительного капитала, которое обуславливает появление фиктивного капитала и далее – финансового капитала. Маркс выделил пункт, из которого в дальнейшем исходит финансовая виртуализация. Необходимость капитала в денежной форме и способ образования этого денежного капитала создают дальнейшую возможность формирования и развития финансового капитала.

Финансовая виртуализация началась исторически первой и исходила она именно из указанного пункта. Из теоретических работ, где осмысливается этот процесс, представляет интерес работа Рудольфа Гильфердинга [10]. Наиболее ценной является работа В.И. Ленина, который, среди прочего, критиковал Гильфердинга за неполное, а потому и не вполне (это «не вполне» дорого стоило) верное понимание финансового капитала. На основе исследования развития системы финансового капитала и империализма вообще Ленин выводит понимание эпохи империализма как кануна социалистических революций. Однако Ленин совсем не пользуется термином виртуальный, виртуализированный, виртуализация.

Работы о виртуальном капитале стали появляться значительно позже. Исследователи так же, как и Маркс, пользовались терминами виртуальный и виртуализированный, опять же, по аналогии. Эти термины перекочевали в современные социальные науки, в том числе и экономическую из области компьютерных технологий, а не непосредственно из “Капитала” (о том, как это происходило, речь пойдет ниже). Однако, современные авторы связывают, а иногда и отождествляют виртуальный капитал именно с финансовым капиталом вообще, или с его особой исторической современной формой, капиталом, функционирующим и развивающимся на базе современных компьютерных технологий. Например, российские исследователи А.В. Бузгалин и А.И. Колганов в статье “Деньги XXI века: виртуальный фиктивный финансовый капитал” [12] пишут следующее:

“…информационные технологии и электронные деньги создают адекватную технологическую форму для сращивания денег «в узком смысле слова» и фиктивного капитала в мировом масштабе, рождая виртуальный фиктивный капитал <.. > ”.

“Тем самым деньги становятся виртуальными и по своей технологической природе, и по социальной форме.

В первом случае – это продукт развития информационных технологий, создающих вид виртуальной реальности, заменяющей золото (металл), и возможность неограниченного перемещения и преобразования форм в информационных сетях и финансовых системах.

Во втором случае деньги виртуальны как продукт тотального корпоративно-сетевого рынка (последний находит в виртуальных деньгах адекватную меру ценности товаров – тоже все более виртуальных – и средство своего функционирования) и виртуального финансового капитала, «живущего» в информационных сетях”.

“Соединение названного носителя и социальной формы превращает виртуальные деньги в особую (финансовую) суперсеть, «паутину паутин» (у которой, естественно, есть и свои «пауки»). Так виртуальный капитал как «суперсеть» (сеть – «всеобщий эквивалент») обретает особую роль – всеобщего полустихийного регулятора «сетевого рынка», ибо он играет роль универсального «оценщика» (NB! он же выполняет функцию меры стоимости) компаний-сетей и, опосредовано, всех товаров, плюс универсального средства (механизма, посредника, властителя) трансакций”.

Мы видим, что виртуализированный капитал понимается как фиктивный финансовый капитал, функционирующий на базе современных технологий (что специально подчеркивают авторы). Он рассматривается как особая современная историческая форма функционирования финансового капитала, отличающая его от “обычного” финансового капитала, как результат развития последнего. Тот же подход авторы развивают и в книге “Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 2. Теория. Глобальная гегемония капитала и ее пределы («Капитал» re-loaded)” [13]. В этом отношении А.В. Бузгалин и А.И. Колганов представляют собой определенное течение в рассмотрении виртуального капитала современными экономистами. Такое узкое и неверное представление о виртуальном капитале, с одной стороны, с уклоном в финансы, с другой – в “технологическую” сторону, на наш взгляд, связано как с невладением категорией идеального (непониманием идеальности денег), так и с отсутствием какого-либо понятия социальной виртуализации, вместо которого используются растиражированные маркетологами бытовые представления. Ряд современных экономистов вообще просто отождествляют виртуальный капитал с финансовым без каких-либо оговорок. В современной специализированной литературе не так уж редко можно встретить, когда пишут “виртуальный”, а в скобках уточняют – “финансовый” капитал. Виртуализация современной экономики в основном выделяется и осмысливается в форме финансов. Что же касается сферы производства, здесь виртуализация рассматривается чаще всего в прямом “компьютерном” или чуть шире – “коммуникационном” смысле и в основном связана с созданным маркетологами бытовым представлением о виртуальной реальности и ее непосредственным производством.

Однако, вернемся к нашему исследованию.

2. На стадии империализма производство товаров не просто дополняется нетоварным производством, но и начинает зависеть от непосредственного производства человека как потребителя товаров. Развивается непосредственное формирование потребностей, поскольку товары должны продаваться. Далее система производства и продажи отдельных товаров превращается в систему производства образа жизни. Таким образом, индивиды и их поведение вписываются в стандарты потребления. Развиваются целые отрасли по формированию потребностей, то есть по непосредственному производству человека, но только в целях самовозрастания стоимости. “Чистый” капитализм – это вещное производство, где живые люди – побочный продукт производства вещей. А тут уже напрямую производят человека, пусть даже и под вещи. Можно выделить основные этапы становления этой некапиталистической капиталистичности (производственной виртуализации): 1) реклама вещей, 2) переход к формированию образа жизни, 3) производство форм коллективности, через которые этот образ жизни становился культурным стандартом. Происходит трансформация системы производства и продажи отдельных товаров в систему производства образа жизни, где индивид в потреблении уже даже не выступает субъектом. «Семья Джонсов» становится идеалом и торговой маркой. Этот симулякр вписывает в стандарт потребления поведение индивида. Таким образом, не индивид движется и потребляет, а его движет, потребляет культурное поле потребления. Происходит отрыв производства человека от производства вещей, который в свою очередь начинает играть роль момента, определяющего производство вещей. В гуманитарных науках эти реальные тенденции давали основания для появления идей сначала «общества потребления», а потом «общества переживания» и о переходе от одного к другому. Эта тенденция наиболее чувствительна и воплощается в жизнь в странах, которые в мировой системе являются главными потребителями.

3. Третья тенденция, противоположная второй, развивающаяся на тех же, что и вторая, основаниях, заключается не в производстве, а в уничтожении как производителя, так и потребителя, а вместе с тем технологий, инфраструктуры и уже произведенных товаров как необходимом моменте существования современной мировой экономической системы. Речь идет о войне, которая не только является инструментом передела мира между монополиями, но и условием их существования, поскольку создает простор для нового капитала. Капитал, таким образом, создает себе сферы приложения там, где простора для этого приложения уже не было. Сама по себе война – прибыльный бизнес. Речь идет как о военных заказах корпорациям, так и о частных военных компаниях. Но дело не только в этом и не только в переделе мира, который осуществляется военными средствами, но и в том, что война как причина масштабных разрушений и уничтожения как производительных сил, так и людей, отбрасывая общество назад, открывает возможность для начала нового глобального цикла капиталистического производства. Послевоенная разруха является простором для восстановления, в процессе которого капитал функционирует как капитал.

4. Стоит выделить в отдельный пункт уже упомянутое выше производство действенных реальных форм ложной коллективности и коллективной деятельности. Эти формы коллективности относятся к трем вышеперечисленным моментам. Мы их выделяем потому, что они нуждаются в специальном рассмотрении. От понимания логики их производства и воспроизводства зависит понимание возможности построения реальной коллективности в современных виртуализированных общественных процессах.

Все эти моменты важно понять как единый процесс, осуществляющийся в общей логике современного капитализма и капитала как самовозрастающей стоимости. Поскольку изменять предмет мы можем только по его собственной логике, наша задача – трансформировать капитализм и тем самым перейти на более высокую ступень. В связи с этим нужно, во-первых, понять все вышеперечисленные моменты виртуализации, а также ее связь как с капиталом как сущностным и существенным общественным отношением, так и с другими разновидностями некапиталистической капиталистичности. Во-вторых, нужно установить, могут ли быть моменты виртуализации точками разрыва, позволяющими изменить характер использования технологий и тем самым двигаться дальше в направлении уничтожения вещных отношений и вещного характера труда, к коммунизму? Если могут, то какие и как? Для того чтобы стало возможным девиртуализирование, нужно раскрыть специфику и логику виртуализации социально-экономических процессов, а без этого современный капитализм не будет понят в достаточной мере и, значит, не будет преодолен.

Источники

1. Ильенков, Э. В. Письма Ю. А. Жданову / Э. В. Ильенков // Э. В. Ильенков: личность и творчество. – Москва: Языки русской культуры, 1999. – С. 258–261.

2. Ленин, В. И. Развитие капитализма в России / В. И. Ленин // Ленин В. И. Собрание сочинений в 55 томах. Том 3. – Москва: Издательство политической литературы, 1971. – 792 с.

3. Люксембург, Р. Накопление капитала: [перевод с нем.] /Р. Люксембург. – URL: http://www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/ books/nakoplenie.html (дата обращения: 12.12.2021).

4. Сталин, И. В. Экономические проблемы социализма в СССР / И. В. Сталин. – Москва: Издательство политической литературы, 1952. – 96 с.

5. Троцкий, Л. Д. Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет? / Л. Д. Троцкий. – URL: http://www.marxists.org/ russkij/trotsky/193б/betrayed/ (дата обращения: 12.12.2021).

6. Гевара, Э. Ч. Статьи, выступления, письма / Э. Че Гевара; пер. с исп. Е. Вороновой и др. – Москва: Культурная Революция, 2006. – 560 с.

7. Ленин, В. И. Письмо к съезду / В. И. Ленин // Ленин В. И. Полное собрание сочинений, издание пятое. Т. 45. – Москва: Издательство политической литературы, 1978. – С. 343–348.

8. Маркс, К. Капитал: перевод с нем. / К. Маркс. – Т. 1. Глава 8. – URL: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/ Kapitall/kapitall-08.html#c8 (дата обращения: 12.12.2021).

9. Маркс, К. Капитал [перевод с нем.] / К. Маркс. – Т. 2. Глава 2. – URL: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/ Kapital2/kapital2-02.html#c2.2 (дата обращения: 12.12.2021).

10. Гильфердинг, Р. Финансовый капитал: исследование новейшей фазы в развитии капитализма: перевод с нем. / Р. Гильфердинг. – URL: https://drive.google.eom/file/d/l-voRfNyyPhfEzehWEca54yZD 1Y JMzXs A/view (дата обращения: 12.12.2021).

11. Ленин, В. И. Империализм как высшая стадия капитализма / В. И. Ленин И ПСС. – 5 издание. Том 27 – С. 299–426.

12. Бузгалин, А. В. Деньги XXI века: виртуальный фиктивный финансовый капитал / А. В. Бузгалин, А. И. Колганов. – URL: https://www.alternativy.ru/ru/content/dengi-xxi-veka-virtualnyy-fiktivnyy-finansovyy-kapital-О (дата обращения: 12.12.2021).

13. Бузгалин, А. В. Глобальный капитал. В 2 т. Т. 2. Теория. Глобальная гегемония капитала и ее пределы («Капитал» reloaded) / А. В. Бузгалин, А. И. Колганов. – Издание 3-е, испр. и сущ. доп. – М.: ЛЕНАНД, 2015. – 904 с.

14. Ленин, В. И. Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции / В. И. Ленин // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. – 5-е изд. – Т. 33. – Москва: Издательство политической литературы, 1974. – С. 1–120.

Виртуализация: термин и категория

Способ использования терминов «виртуальный», «виртуализированный», «виртуализация» в предлагаемом вниманию читателя тексте, очевидно, отличается от привычного словоупотребления. Это, конечно, касается не только этих слов. Но часть терминов, появившихся в первом варианте книги и в статьях, из которых этот вариант состоит, уже вошли в обиход настолько, что не предполагают ни ссылок, ни объяснений. Однако, выбор термина “виртуализация” и использования его для обозначения интересующего нас процесса вызывает вопросы. Поэтому недостаточно констатировать, что более удобного и подходящего слова просто не нашлось. Нужно еще и объяснить выбор.

Слово – это “живой”, функционирующий инструмент общения людей. Оно живет только в процессе его употребления, когда в нем и через него выражается общественно значимое представление, необходимое для деятельности человека. При помощи языка человек выражает способ деятельности с тем, что обозначается словами, или какую-то отдельную сторону этого способа (последнее характерно для однозначно определенных терминов, равных самим себе в процессе работы с ними). Тогда слово является, собственно, словом, связанным со своим значением, а не просто чисто материальным процессом колебания звуков, или сплетением начертаний, является непосредственным бытием идеального для нас. Речь идет о деятельности материальных существ в материальном мире, совместно производящих свою жизнь, – об общественном производстве. Оно и порождает, и имеет свой собственный идеальный план, выражающийся с помощью слов и языка как такового, понятого максимально широко, и не только при помощи его. Деятельность человека в материальном мире вызывает к жизни язык и даже выделяет внутри себя особую работу со словами. Однако, оторванные от своей основы, такие манипуляции, не будут идеальной деятельностью, то есть деятельностью с идеальным образом предмета.

При всей очевидности этого положения, связывание смысла со словом вне той общественной реальности, той культуры, где оно функционирует и наполняется смыслом, к сожалению, встречается еще в гуманитарных науках. В качестве такого рода казуса можно рассматривать то, как некоторые интерпретаторы терминов «виртуальный» и «виртуализация» ищут в античности истоки современного понятия виртуализации. Их взоры устремлены на корни «virtus» и «virt», характерные для слов, которые означали «возможный», «потенциальный» и даже «сила», «доблесть», «добродетель». В том же духе происходит обращение к более поздним трактатам, где встречается прилагательное «виртуальный». В частности, происходит отсылка к работе Фомы Аквинского, который употребил этот термин как синоним «потенциального»: «Ввиду этого следует признать, что в человеке не присутствует никакой иной субстанциональной формы, помимо одной только субстанциональной души, и что последняя, коль скоро она виртуально содержит в себе душу чувственную и душу вегетативную, равным образом содержит в себе формы низшего порядка и исполняет самостоятельно и одна все те функции, которые в иных вещах исполняются менее совершенными формами» [1]. Встречаются также указания на то, что в аналогичном значении данный термин использовался в работах Дунса Скота и Николая Кузанского.

Продемонстрированное выше обращение к истории слов может представлять лингвистический интерес, но не представляет никакого интереса для нашего исследования. Отсылки к теоретическим поискам Аквинского, Скота и Кузанского, когда речь идет о современной виртуализации, то есть к тому словоупотреблению, которое существовало тогда, когда не было не только современной виртуализации, но и предпосылок для нее, представляется нам нелепицей. История развития языка показывает нам, что слова постоянно меняют свое значение. Для новых явлений употребляются старые, оказавшиеся «под рукой», пригодные по ряду смысловых ассоциаций и внутренней форме слова. Первоначальное значение утрачивается, старый смысл заменяется новым. Л. С. Выготский в книге «Психология искусства» [2] указывает на то, что слово «мышь» когда-то означало «вор», и только со временем эти звуки стали обозначением мыши. Однако биолога, который изучение мыши начал бы с исследования происхождения названия этого животного, и уж тем более с апеллирования к его первоначальному смыслу, справедливо сочли бы сумасшедшим.

Современное употребление термина “виртуализация” пришло в социальные науки вовсе не из философии, а из технической сферы. Именно в технической сфере прочно закрепился этот термин и было сформировано современное понятие виртуального и виртуализации, которое имеет место там, где процесс воспроизводится на качественно новой основе, продолжается в этом воспроизведении и оказывает обратное влияние на свою основу. Как связаны техническое понятие виртуализации и понятие виртуализации социально-экономических процессов, на разработку которого и направлена наша работа, показал Миколай Загорский в рецензии на первую книгу о виртуализации [3]. Здесь же хотелось бы обратить внимание на то, что эти понятия, скорее, фиксируют схожие тенденции в развитии техники и в социальных процессах.

Хотелось бы только дополнить эти соображения некоторыми замечаниями. Это касается использования термина “виртуальная реальность”. В 1970-х годах в Массачусетском технологическом университете это словосочетание было введено в обиход для обозначения сконструированных при помощи компьютера трехмерных искусственных моделей реальности, создающих эффект присутствия в них. Этот эффект первоначально использовался в целях обучения в военной области в качестве тренажера для пилотов и т. и. Позднее эффект стал неотъемлемой частью развлекательных технологий: компьютерные игры, виртуальные экскурсии и т. д. Термин широко распространился благодаря маркетинговому ходу Жарона Ланье. Он использовал словосочетание “виртуальная реальность” как название нового класса продуктов, создаваемых при помощи компьютерных технологий. В таком значении это словосочетание стало частью массовой культуры. Соответственно, «виртуальность» и «виртуализация» в ряде случаев также стали восприниматься как производные от него – как на бытовом уровне, так и в социальных науках.

В самом узком смысле виртуализацию и виртуальность связывают исключительно с компьютерными технологиями и произведенными при помощи технологий эффектами. Далее шло расширение значения термина. Слова «виртуализация» и «виртуальная реальность» связывались не только с “компьютерной” реальностью, а с массовыми коммуникациями и масс-медиа в целом. Виртуализацию как особенность постмодерного общества, характеризующегося массовыми коммуникациями, рассматривали А. Бюль, М. Паэтау, М. Вэнстейм, А. Крокер.

Однако ряду авторов в социальных науках масс-медийная и «компьютерная» трактовка виртуальности и виртуальной реальности показалась слишком узкой и недостаточной. Они расширяют понятие виртуальности таким образом, что под него подпадает любая знаковая и символическая реальность, включая язык, а также любой идеальный образ и “система” образов – все, что относится к идеальному. Опираясь на такого рода понимание, например, А. Я. Флиер утверждает следующее: «Виртуальная реальность ведет свой генезис отнюдь не от компьютера и даже не от схоластической философии, а из самих глубин первобытности от начала символической деятельности человека, с создания системы симулякров, лишь условно и конвенционально обозначающих предметы и события слов, рисунков, лепных и резных изображений» [4]. В этом утверждении Флиер очень четко выразил суть одного из направлений в современном употреблении интересующей нас терминологии.

Такое широкое употребление терминов «виртуальное» и «виртуализация» обессмысливает их, сводя к уже созданным и разработанным в культуре вообще и в философии в частности, понятиям «идеальное» и «символическое». Это не проясняет специфику собственно виртуального и виртуализированного в современном обществе по отношению к идеальному как таковому, характерному для любого общества, а скорее, создает излишнюю тавтологичность. Слово здесь не служит для прояснения сути дела, а скорее затемняет ее.

Этого как раз мы и пытались избежать. Как подчеркнул в упомянутой выше рецензии Миколай Загорский: “Отношение ideele к виртуализации сложнее. Везде мы имеем дело с отрывом продукта деятельности от своей основы. Виртуализация явно подчеркивает не только противоположение продукта условиям своего возникновения (в этом нет ничего специфически капиталистического), но именно то, что продукт «желает» породить как свою основу то, что не предполагает его воспроизведения («передовые формы производства отсталости»). Именно эта логическая проблематика, которую Марина Бурик умещает в категории общественной виртуализации, никогда не была связана с категорией ideele. В то же время очевидно, что виртуализация как категория снимает ideele, а потому и может с последней путаться” [3].

Другое значимое направление в расширении употребления терминов “виртуальная реальность”, “виртуальный” и “виртуализированный” описывает А. Иванов. В своей брошюре «Виртуализация общества» он констатирует следующее: «Но не менее впечатляет тенденция расширительного, метафорического использования понятия “виртуальная реальность”. С его помощью в настоящее время обозначаются многие новые экономические, политические, культурные феномены, не связанные непосредственно с компьютеризацией, но обнаруживающие сходство логики человеческой деятельности с логикой виртуальной реальности. Сущностный принцип этой логики – замещение реальных вещей и поступков образами – симуляциями. Такого рода замещение можно наблюдать практически во всех сферах жизни современного человека, и это дает основание для целостного описания социокультурных изменений рубежа XX–XXI вв. как процесса/процессов виртуализации общества» [5]. К представителям этой традиции, на наш взгляд, относится и сам Иванов. В этом смысле акцентируется не знаковый, а симуляционный момент в оттенках значений. В таком контексте термин «виртуальная реальность» становится синонимом симулированной реальности. Это происходит вне зависимости от того, обозначается ли знаково-симулированная реальность, или как знаково, так и посредством других процессов. Это употребление тесно связано с концепцией симуляции Ж. Бодрияра. Симуляция, по Бодрияру, символична и возможна через символы, однако сама она – не символическая реальность, хоть и осуществляется через символы. В этом понимании симуляция предполагает разрыв символов и символизируемого содержания, и именно благодаря этому разрыву становится важнейшим моментом воспроизводства как содержания, так и символов как некоторой реальности вне содержания.

В такой трактовке терминов точно так же, как и в употреблении понятия «виртуального» в «компьютерном» и масс-медийном значении, а также в значении, отождествляющем виртуальное с идеальным и с символическим, сохраняется общий момент оторванности и дистанцированности виртуального от того, что составляет его основу. Этот оттенок значения наиболее ценен для нас. Благодаря ему слова “виртуальный” и “виртуализированный”, “виртуализация” и стали наиболее подходящими и были выбраны. Основываясь на общем моменте, характерном для всего спектра значений, мы посчитали возможным дальнейшее смещение акцентов именно на этот отрыв. Он более рельефно подчеркнут в техническом понятии виртуализации как абстракции средств воспроизведения некоторого процесса, при помощи которого процесс воспроизводится на качественно иной основе. Само смещение акцентов в науках об обществе позволяет передать необходимый нам смысл и делает возможным употребление термина «виртуализация» для обозначения предмета нашего исследования.

Следует отметить, что в том значении, в котором употребляется слово «виртуализация» в настоящей работе, оно не встречается у других авторов. Настоящая работа с разработками других авторов, употребляющих термин “виртуализация”, может не пересекаться вообще. При этом различные моменты того, что обозначается здесь этим словом, исследовались авторами, которые не пользовались им. Процесс общественной виртуализации начался тогда, когда технической виртуализации и соответствующего ей технического термина еще не было.

Для того чтобы избежать дальнейшей путаницы и превратных трактовок, мы считаем нужным еще раз обозначить здесь, что мы имеем в виду под «виртуализацией». Итак, виртуализация как социо-исторический процесс заключается в том, что капитал как общественное отношение в своем становлении ведет к выходу производства за пределы товарности, и этот выход остается в ее рамках, являясь условием того, чтобы товарное производство и воспроизводство капитала вообще было возможным. Общественные отношения в этой системе производства отрываются от своей капиталистической основы, но именно в этом отрыве и через этот отрыв эта основа воспроизводится. Этот процесс и является предметом нашего исследования.

Источники

1. Аквинский, Ф. Сумма Теологии / Ф. Аквинский. – URL: https:// azbyka.ru/otechnik/konfessii/summa-teologii-tom-1/ (дата обращения: 12.12.2021).

2. Выготский, Л. С. Психология искусства / Л. С. Выготский. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. – 480 с. – URL: https://www. marxists.org/russkij7vygotsky/art/psichologia-iskusstva.pdf (дата обращения: 12.12.2021).

3. Загорский, М. Заметки по книге Марины Бурик «Человек и экономика в виртуализированном мире» / М. Загорский. – URL: http://spinoza.in/theory/zametki-po-knige-mariny-burik-chelovek-i-e-konomika-v-virtualizovannom-mire-chast-pervaya.html (дата обращения: 12.12.2021).