Под грушевым деревом
Нина покраснела и опустила взгляд.
– Вы откуда? – спросила Нина.
– Мы из Александровска, – ответила девушка. – Искали, где можно на природе отдохнуть, и заехали сюда.
Они выпили еще по кружке, сели на мотоцикл и уехали. Нина какое-то время смотрела на пыльные клубы; она думала о том, каково это – вот так беспечно разъезжать. Когда живешь в деревне, нет разницы между буднями и выходными. В воскресенье Зорьку так же надо подоить в четыре утра и к пяти выгнать в стадо. Вычистить навоз. Насыпать зерна курам, собрать яйца. Пойти в огород, пока солнце не сильно жарит, вырвать сорняки. К девяти часам уже выполнить бóльшую часть работы по двору и приготовить завтрак для себя и матери. Она совсем сдала в последнее время, все больше лежит.
В одно летнее утро Нина закончила домашние дела, вышла за калитку, глубоко вдохнула чуть сладковатый деревенский воздух и отправилась к соседке. По утрам Нина навещала бабу Нюру, одинокую старушку, что жила на конце улицы. Мать не одобряла их дружбу, но дружить Нине все равно хотелось.
Подойдя к калитке, Нина заметила, что дверь в дом закрыта. Обычно в это время баба Нюра уже вовсю хлопочет по двору. Нина осторожно поднялась по ступенькам к двери и постучала, никто не ответил. Недолго думая, она толкнула деревянную дверь и вошла. Темнота и спертый воздух сразу навели на мысли о самом страшном, но, привыкнув, Нина заметила, что в углу у образа горит лампадка, чего не было раньше. Баба Нюра никогда не ходила в церковь, не постилась и не пекла куличи на Пасху.
– Нечай приснился.
Баба Нюра в ночной рубашке, с растрепанной седой косой, сидела за столом, накрытым кружевным платком, перед ней лежали засаленные игральные карты, сверху пиковый король.
– Баб Нюр, ты чего так пугаешь?
– Помру скоро…
– Да будет тебе! – махнула Нина и открыла окно, впуская утреннюю свежесть. – Что ты там уже нагадала?
Нина поставила пирожки на стол, села напротив и посмотрела на карты.
– Ты знаешь, куда делась его жена? – спросила баба Нюра, глядя на лампадку.
– Деда Мити? Алевтина? – удивилась Нина. – Она умерла от рака много лет назад.
Баба Нюра снова посмотрела на карты, покачала головой и начала рассказывать:
– Мы с Алькой вместе выросли. Подружками не разлей вода были. Мамка ее часто говорила, что я ей как вторая дочь. Я-то без мамки выросла, с отцом. Все равно что сирота. Алька грустила, и я грустила. Я радовалась, и Алька радовалась. Вот как мы дружили. А когда она за Митьку этого пошла, связь наша словно тоньшее стала. Я думала, ну да и ладно, все-таки жена теперь, поди некогда дружбу водить, мужу надо угождать. А только как не встречу ее, все глаза отводит, а то и вовсе в другую сторону начинает идти. Да так быстро, что я и догнать не могу. А я девка шустрая, быстрее пацанов бегала.
Разладилась наша дружба. Когда мамка ее померла, Алька даже пирожков поминальных не принесла. Не хотела я обижаться, нехорошо это. Думаю, пусть живет себе мирно. Не виделись мы всю зиму, а весной смотрю – она пузатая. Так мне тепло на душе стало. Я-то в девках решила жить. Сколько я от отца натерпелась, на несколько жизней хватит. А тут смотрю, счастье-то женское так и светит из нее. Я даже свечку в церковь снесла, чтобы все хорошо было. Летом мальчик родился, Вовкой окрестили. Такой славный чернявенький мальчуган. Как ни посмотрю на него, так сразу сплюну, чтоб не сглазить. Алька без отца росла, погиб на фронте, всегда хотела сыночка.
Я тогда в Александровске работала, наведывалась на выходные, дом проверить. Однажды приезжаю, а мне говорят, что Алька пацана своего к родителям Митьки отправила, километрах в сорока. Что, мол, там у них жизнь интереснее, детей много, а у нас деревня вымирающая… Я тогда удивилась, ведь родители его даже на свадьбу не приехали, сенокос был в самом разгаре. Ну, думаю, матери виднее. А только как ни приеду, так Алевтина бледнее смерти ходит. И все к реке спускается и глядит долго-долго. Я как-то не выдержала, плюнула на гордость и подошла к ней. Она не узнала меня сначала, а потом давай обнимать и целовать. Совсем как в детстве. Мы и посмеялись, и поплакали, вспоминая былое. Черт меня дернул спросить, зачем она Володьку увезла. Алька вся побледнела, осунулась тут же и молча побрела домой. Я тогда пошла к Митьке на почту, там он на машине работал. Нашла его и давай ему выговаривать, что он Альку обижает. Он покраснел, кулаки сжал, желваки так и ходили. Тогда его уже прозвали Нечаем, сильный был. Я стою ни жива ни мертва, думаю, ну и не такое терпела от отца и тут стерплю. А он глядел-глядел, а потом только сказал «ну ведьма» и вышел.
Я уехала в город, а у самой душа не на месте. Взяла отпуск и вернулась в деревню. Нечай как ни в чем не бывало, а Алевтины нигде нет. Я подгадала, когда он уехал с почтой, а сама к ним домой. Нет там Альки. Я к соседкам. Сказали, Алевтине стало плохо, увезли в областную больницу. Не поверила я. Карты разложила. Пиковый король выпал. У меня так все и оборвалось внутри. Вышла из дома, села на лавку и стала ждать Митьку Нечая, спросить начистоту. Дождалась, допросила. Да, Алевтине стало плохо, рак у нее нашли, да поздно, лежит теперь в хосписе, а он ее навещает по выходным.
Не могла в ту ночь уснуть. Неспокойно было. И воздуху не хватало. Я вышла, и ноги сами понесли к речке. Встала я на мосточке, откуда мы детьми ныряли, смотрю, а на черном дне Алька лежит. Вся в белом, волосы развеваются. И камни на груди. Я не думая сиганула в воду. Небо звездное было, хорошо все видно. Сколько я ни пыталась, не нашла Альку в воде. Привиделось. До зари сидела у воды. А утром Нечай пришел на речку купаться. Разделся догола и зашел в воду. И так долго под водой был, думала, утопился. Потом вышел, не стесняясь меня, оделся и пошел домой. Через неделю Альку привезли, похоронили рядом с мамкой. Ни Володьки, ни родичей Нечая не было.
Странная эта история покоя мне всю жизнь не давала. А сегодня снится Нечай и говорит, что это я Альке завидовала и наслала порчу. Что и муж у ней негодяй, и сын выродок, и сама она несчастливая. А я у него спрашиваю, не он ли Альку в реке утопил. А он смеется и все повторяет: судьба у твоей подруги тяжелая.
Баба Нюра замолчала. Нина не знала, что сказать, а только смотрела на карты, на пикового короля.
– Судьба тяжелая, – повторила баба Нюра.
Нина хотела уже встать, но баба Нюра схватила ее за руку и быстро заговорила:
– Ждет тебя дорога, скоро, и жених появится. Но не иди замуж, а то тяжело будет. Лежать будешь как на дне, придавленная…
– Баб Нюр, ты это… поешь пирожков, пока горячие. А я завтра зайду.
Нина высвободила руку и вышла. В гадания она не верила, но все равно порадовалась предсказанию скорой дороги. Может, и правда получится уехать в город.
На следующее утро Нина отправилась к бабе Нюре, прихватив свежего молока. Дверь снова была закрыта. Нина уже не так испугалась, спокойно толкнула и вошла. В доме было прибрано. Нина всегда укоряла бабу Нюру за нечистоплотность. Куда ни прикоснись, все казалось липким, особенно ее карты. Теперь же пол скрипит под ногами от чистоты. Даже окна вымыты и занавески постираны. Стол накрыт чистой скатертью, баба Нюра ее всегда берегла. И в центре стола в вазе пирожки, что Нина вчера принесла.
– Баб Нюр, – крикнула Нина. – Ты чего это, женихов ждешь свататься?
Нина засмеялась собственной шутке. Лампадка так и горела. Нина прошла во вторую комнату и замерла. На кровати лежала баба Нюра в похоронном облаченье. Белое платье, белые мягкие туфли и венок. Она непременно с венком из пластиковых ромашек хотела в гробу лежать.
Нина подошла ближе. Баба Нюра лежала словно живая. Казалось, румянец на щеках проступил и улыбка на губах играла. Нина потрогала покойницу за руку – холодная. Нашла зеркало, поднесла к носу – ничего. Села на стул у кровати и заплакала. Нет больше у нее подруги. Нина погладила бабу Нюру по волосам, та их помыла, расчесала и в гладкую косу заплела.
Баба Нюра часто говорила о своих похоронах, готовилась. Нина вспомнила наказы подруги. Нашла в шкафу узелок. В нем были деньги и письмо:
«Нина, поезжай в город, мать твоя скоро умрет. Поступай учиться на повара. Всегда сыта и при деньгах будешь. Замуж не ходи! Задавит тебя муж. Будь здорова! Как похоронить меня, знаешь. На могилу не ходи. Деньги тебе на дом в городе».
Нина пересчитала деньги. Наверное, несколько лет копила. Спрятала конверт в карман, записку выбросила.
Вскоре пришли соседки обмывать тело. Баба Нюра оказалась чистой. Похороны прошли тихо, без лишних ритуалов. Уже на кладбище, перед тем как заколотить крышку гроба, баба Нюра словно улыбнулась, сверкнув серебряным зубом. Старушки тут же перекрестились, а мать Нины побледнела и чуть не потеряла сознание, Нина успела подхватить. Бросили по горстке земли и пошли поминать.
Тем же вечером мать Нины легла и уже не вставала с постели. Приезжал доктор из города, но лишь развел руками и посоветовал молиться. Нина молилась ночи напролет. И сама себя укоряла за то, что поверила в гадание. Она молилась и просила Бога, чтобы тот сохранил матери жизнь, а она взамен никогда не уедет из деревни. Но Бог не внял молитвам Нины, и через три дня мать умерла.
После похорон распорядок дня не изменился. Нина так же рано вставала, доила Зорьку, кормила кур, пекла пирожки и читала по вечерам. Так прошел остаток лета. Соседи помогли с заготовкой сена на зиму, но Нина чувствовала, что надо продавать Зорьку и уезжать в город. В деревне ей места нет.
За советом Нина обратилась к начальнику почты Алексею Ивановичу. Он приехал в их деревню из Сибири, был грамотным и начитанным. Детей у них с женой не было, но держали полный двор живности. Нина предложила забрать Зорьку и курей в обмен на помощь с переездом в Александровск. Небольшой городок в ста километрах от деревни – не сильно далеко, чтобы иногда приезжать. Начальник почты согласился.
Через две недели Нина ехала в автобусе в Александровск. Алексей Иванович помог ей поступить в кулинарный техникум, хотя занятия уже две недели как начались. Как он это устроил, она так и не узнает. Он и за домом согласился приглядывать, пока Нина не решит, что делать.
В Александровске Нина сняла комнату (не без помощи все того же начальника почты) у тети Шуры, одинокой женщины, бывшей пленницы рабочих лагерей. Она не вышла замуж, не родила детей. С Ниной они сразу подружились. Нине не хватало материнской нежности, а в тете Шуре ее было с избытком.
По совету тети Шуры Нина положила деньги, что остались от матери и бабы Нюры, на сберкнижку. Днем она училась в техникуме, а вечерами они с тетей Шурой пили чай и подолгу разговаривали. Тетя Шура рассказывала о том, как в войну ее, совсем девчонку, немцы угнали в трудовой лагерь. В лагере Шура познакомилась с Густавом, австрийским офицером. Это была любовь с первого взгляда. Война закончилась, и Шура вернулась домой, а связь с Густавом потерялась. Шура чувствовала, что он вернулся в родную Австрию.
Нина не уставала слушать рассказы тети Шуры о молодости и о большой любви. Она ложилась спать в своей маленькой уютной комнате и мечтала о будущей жизни.
Время близилось к зиме. Учеба в техникуме Нине нравилась. У нее появились подруги. Но она редко ходила с ними гулять. Нина спешила домой, чтобы помочь тете Шуре по дому. А в выходные к тете Шуре наведывались соседки, и тогда Нина с упоением слушала истории их молодости.
Однажды подругам все-таки удалось уговорить Нину пойти в клуб на танцы. Приехали музыканты из области. Нина надела платье, которое они вместе с тетей Шурой купили в магазине, накрасила губы и подкрутила щипцами свои тонкие волосы.
Нину нельзя было назвать красавицей. Живя в деревне, она об этом не задумывалась. Для соседок-старух ее молодость была лучшим украшением. Но переехав в город, Нина поняла, что у нее ничем не примечательная внешность. Тонкие русые волосы едва доставали до плеч, серые глаза обрамляли бесцветные ресницы. Фигуры почти и не было. Ноги, напоминающие букву «х», плоская талия и сутулые плечи. Гордиться Нина могла разве что кожей без прыщей. Многие восемнадцатилетние сверстницы не могли похвастаться чистой кожей и тщательно маскировали это толстым слоем тонального крема.
В клубе было жарко. Подруги разбрелись, приветствуя знакомых. Нина осталась в одиночестве. Она разглядывала танцующих и их наряды. Платье Нины вышло из моды, поэтому она поглубже спряталась и наблюдала за пестрой публикой. Внимание Нины привлекла шумная компания, вошедшая в зал. Молодые парни и девушки казались Нине совершенно из другого мира. Как когда-то на реке пара на мотоцикле.
В этой компании Нина сразу заметила его. Он громко говорил густым басом. На нем была пестрая рубашка, каких никто больше не носил. Брюки казались у́же, чем это было дозволено, и бляха на ремне начищена до блеска. Он обнимал за тонкую талию рыжеволосую красотку с красными губами. Они танцевали так, как Нина еще не видела. Нина отметила, с каким обожанием на него смотрят девушки. Он был высоким, русые волосы зачесаны назад, карие глаза блестели.
– Разрешите пригласить.
Нине протянул руку невысокий молодой человек в толстом свитере и очках. Нина хотела отказаться, но не знала, как это правильно сделать, поэтому приняла его руку, мокрую и холодную. Ей хотелось, чтобы песня поскорее закончилась и она смогла вернуться в свой уголок, а может, и вовсе уйти домой. Но песня была невыносимо долгой. Нине ничего не оставалось, как осторожно двигаться и иногда поглядывать по сторонам, ища подруг. Но что-то ее планы нагло нарушило. Сама не понимая как, она оказалась в паре с высоким незнакомцем в пестрой рубашке.
Илья был старше Нины на десять лет. После школы окончил шоферское училище и развозил на грузовике хлеб. Он жил с родителями, поэтому бóльшую часть денег тратил на себя. Купил мотоцикл и мечтал об автомобиле.
Нину он заметил случайно. В клубе, где он танцевал с веселой и красивой Катей, кто-то наступил на его новый ботинок. Илья решил проучить недотепу, поэтому оставил Катю в недоумении, а сам схватил за руку Нину и прижал к себе. Нина не была в его вкусе, но желание мести в нем было так сильно, что он до конца вечера не отпускал Нину от себя. К тому же ему нравилось, как Нина краснеет. Он сразу понял, что эта девушка – нечастый гость в таких местах. Про красивую и веселую Катю он все уже знал, а вот Нина для него была неразгаданной.
После танцев Илья вызвался проводить Нину до автобуса, чем вызвал недоумение не только у самой Нины, но и у всех друзей. Катя от обиды искусала губы до крови.
Нина, вернувшись к тете Шуре, решила не рассказывать про Илью. Все, что произошло в клубе, казалось не более чем случайностью. Но перед сном она в мельчайших подробностях припомнила все события вечера. И карие глаза Ильи, и широкую улыбку, и крепкие руки. Она краснела и улыбалась сама себе. А утром встала перед зеркалом и долго себя разглядывала.
Зимние каникулы прошли быстро. Нина съездила в деревню. Дом стоял одинокий и неприветливый. Нина навела в нем порядок и растопила печь, стало уютнее. Напекла пирожков, чтобы было чем угостить Алексея Ивановича и соседей. Навестила мать на кладбище. Поплакала над крестом и побрела вглубь, отыскать могилу бабы Нюры. Долго не могла найти. Вспомнила, что баба Нюра просила не хоронить ее рядом с отцом. А так вышло, что могильщики напились и выкопали яму все-таки в одной с ним ограде. И никто уже не стал их отчитывать, опустили гроб, засыпали землей, поставили крест с табличкой.
Нина будто даже не удивилась, что крест на могиле бабы Нюры завалился и табличка проржавела и едва держалась на одном болте. Под гробом оказались пустоты, и под тяжестью одна сторона просела.
Дом бабы Нюры так и стоял пустой. Дровяной поленницы не оказалось на месте. Наследников баба Нюра не оставила, а значит, никому больше не принадлежит ее имущество.
Нина спустилась к реке посмотреть, схватилась ли она льдом. Зима выдалась теплой, так что река медленно текла своим маршрутом. Нина вспомнила, как однажды встретила молодых людей на том берегу. И ей даже показалось, что это был Илья. Она попыталась припомнить подробности, но тщетно. Да и какое это могло иметь значение. Нина уже хотела идти домой, как ей показалось, что-то белое мелькнуло на дне реки. Она присмотрелась. Словно белое платье. Нина встала на колени и вглядывалась в темную воду. Силилась разглядеть. Ей казалось, что платье свадебное. Может, у кого-то ветром унесло с веревки. Нине сделалось страшно, платье будто манило ее. Она обернулась, нет ли длинной палки поблизости, чтобы зацепить его. Вещь хорошая. Но не найдя ничего, она посмотрела на воду – платье оказалось плоским камнем на темном дне. Мутное зимнее солнце сыграло шутку с Ниной. Нина побрела домой.
Утром сочельника Нина вернулась в Александровск. Она соскучилась по тете Шуре и своей уютной спаленке. Тетя Шура приготовила столько еды к возвращению Нины, что ничего не оставалось, как позвать подруг.
Застолье было долгим. Разговоры никак не кончались.
– Помню, как отец в деревне гадал по петухам, – рассказывала Тамара. – Посадил всех наших петухов в один мешок и говорит мне тащить одного. Я перепугалась, что клюнет. А он строго так – тащи, говорю. Я руку опустила в мешок, схватила, кто первый попался. Отец вмиг его за ногу подвесил и смотрит на него. А петух горло дерет. Так и сказал мне, что муж будет горластым.
– Да, Кольку твоего даже у нас слышно, – засмеялась тетя Шура.
– Да, орет будь здоров, – покачала головой Тамара. – А мухи не обидит.
Долго еще подруги рассказывали про своих мужей. Но самая красивая история все равно была у тети Шуры. Как всегда после застолья и нескольких рюмок наливки, женщины запели. Нина не умела петь, хотя мать ее с детства учила разным песням. У матери был звонкий голос, звуки она пела чистые. А Нина не могла ни одной ноты вытянуть. У тети Шуры же была хрипотца в голосе, и звук тише, но от того ее песни казались печальнее и трогательнее.
Иногда тетя Шура брала в руки гармошку и аккомпанировала себе. Выходило не очень чисто, но ее лицо преображалось и словно все морщинки разглаживались. Потом только Нина узнала, что гармошку ей подарил Густав.
– А ты сегодня перед сном помолись Божьей матери, – прошептала Тамара, пока все пели. – И скажи: «Суженый, суженый, приснись мне!» Вот увидишь, сон хороший будет.
Когда все разошлись, Нина убрала посуду и пошла спать. Ей не терпелось увидеть во сне будущего мужа. Она разделась, помолилась перед иконой, свечку оставила догорать и легла, прошептав: «Суженый, суженый, приснись мне!»
Утром тетя Шура разбудила ее рано, чтобы пойти на рождественскую службу. В церкви Нина только и думала, что о своем сне, и никак не могла припомнить, снился ли ей кто-то. Ведь так часто бывает, кажется, что не снилось ничего, а потом все в деталях вспоминается. После службы тетя Шура поставила свечки о здравии Нины и Густава. А Нина за упокой матери и бабы Нюры. Но свеча бабы Нюры никак не разгоралась и все время норовила упасть. Наконец Нина закрепила ее в растаявшем воске и долго смотрела на нее, пока не вспомнила сон. Снилась ей баба Нюра. Словно лежит на берегу и встать не может. Нина пыталась ее тащить, а та только рот открывала, как рыба, и ни звука не могла произнести. Вот и весь сон. Нина разозлилась на старую подругу. Значит, суждено ей в девках ходить.
После каникул Нина вернулась к учебе. Она соскучилась и по подругам, и по размеренному порядку. Теперь Нина ждала лета и производственной практики в детском лагере. Выходя из техникума, она увидела Илью, он курил, опершись на перила. Он показался таким красивым, словно киноактер. Она тут же зарумянилась, но решив, что он ее не узнал, прошла мимо. Илья схватил ее за руку.
– Ну здравствуй, – сказал он и широко улыбнулся.
– Здравствуй, – ответила Нина.
Подружки остановились неподалеку и наблюдали, хихикая.
– А я тебя тут поджидаю, – сказал Илья. – Работа вон простаивает.
– Меня? – переспросила Нина. – А зачем?
– Приснилась ты мне…
Илья положил руку на плечо Нины и махнул в сторону грузовика с хлебом. Нина залезла в кабину, Илья сел за руль, снова закурил и медленно тронулся.
– Тетя Шура, ну что же мне делать? – рыдала Нина.
– Ничего, Ниночка, никуда он не денется, – говорила тетя Шура. – За свои поступки надо отвечать.
– Тетечка Шурочка, миленькая, помоги, – взмолилась Нина. – Найди кого-нибудь…
– С ума сошла? – крикнула тетя Шура. – Такой грех на душу брать… Он у меня ответит.
– У него же невеста есть. Катя… Летом свадьбу сыграют.
– У кого и будет свадьба, так это у тебя.
– Но стыдно же…
– Да разве ребеночек может быть позором!
Когда вечером Илья зашел за Ниной, тетя Шура увела его в комнату. Как Нина ни прислушивалась, ни звука не доносилось. Уж не общались ли они на языке жестов? Спустя час они вышли. Илья был поникший, совсем на себя не похож. Тетя Шура, ничего не сказав, прошла в свою спальню.
– Так это… свадьбу давай сыграем, – сказал он. – Надо только родителям сказать.
Илья ушел. А на следующее утро приехал на мотоцикле за Ниной, и они вместе отправились к его родителям.
Свадьбу решили делать в следующем месяце, пока живота не видно. На учебу Нина перестала ходить. Не могла выносить запаха еды. Даже упоминание о котлетах заставляло ее содрогаться от рвотных позывов. Решено было вернуться к учебе потом. Илья с родителями занимались приготовлениями к свадьбе, а Нина все больше лежала. Тетя Шура как могла облегчала ей жизнь, но все-таки Нине было тяжело. Платье заказали у портнихи из другого района, чтобы меньше сплетничали. Она приезжала домой, снимала мерки и уезжала. Живот хоть и маленький был, но казался Нине тяжелым камнем. С тетей Шурой они больше не беседовали часами, как раньше, за чаем с сушками. Нина все больше тосковала по Илье, но и он появлялся редко, ссылался на занятость. Ведь ему нужно столько всего приготовить.
Как-то он приехал и сказал, что родители выделили им прихожую для совместной жизни. Нина вспомнила их домик. В нем всего две комнаты. Маленькая прихожая и основная комната, где жили родители и Илья за шторкой. Нина пыталась поговорить с тетей Шурой, чтобы та разрешила им пожить какое-то время у себя, но та резко прервала разговор, и больше к этой теме не возвращались. Нина вспомнила про деньги, что лежат на книжке. Когда рассказала Илье, он обрадовался. Сказал, хватит свой дом построить. Нина решила дом в деревне продать. Илья быстро все сделал и начал стройку. А пока дом не закончен, жили как раньше. Нина у тети Шуры, а Илья у родителей.
Илья, как и полагается мужу, платил аренду комнаты у тети Шуры, чтобы Нина не беспокоилась. Со дня свадьбы они почти не говорили. Каждый жил своей жизнью. Нина все больше находилась в своей комнате, шила приданое для малыша, смотрела в окно на сад тети Шуры и чему-то про себя улыбалась. Но однажды ей стало плохо. Она заметила кровь. Тетя Шура сбегала за соседом Борисом, тот на мотоцикле с люлькой отвез их в больницу. Роды начались раньше срока, ребенок родился мертвым. Это был мальчик. Илья в тот же вечер напился и подрался. Ему сломали его прямой красивый нос.
Дом строился быстро. Стены возводили всем миром. Илья лишь ставил бутылку водки после смены, а Нина приносила борщ или котлеты. К зиме молодые въехали в свой дом.
Нина со временем пришла в себя. Тетя Шура продолжала заботиться о ней. Даже подарила молодым старинную икону Христа. Переезд в новый дом будто вдохнул новую энергию в их жизнь. Илья весь день работал, а вечерами спешил домой, где его ждала Нина с горячим ужином. Они решили, что в собственном доме у них обязательно все получится.
Весной Нина снова была беременна. Она боялась и скрывала свой живот ото всех. Даже от тети Шуры. Тетя Шура же понимала, в чем дело, и лишь молилась о здоровье Нины и малыша.
Осенью, когда дождь щедро поливал землю, Нина родила мальчика. Назвали его Володей, в честь отца Ильи. Крепкий мальчик с пухлыми ножками и ручками так радовал своих родителей, что они даже дышать боялись рядом с ним. Не пускали к нему никого. Когда же Вове исполнилось три месяца, он умер. Нина в ту ночь спала крепко и ничего не услышала, к утру малыш совсем окоченел.
Илья не мог найти себе места от горя. И лишь кричал нечеловеческим криком. А после похорон напился так, что друзья принесли его домой почти бездыханным. Через несколько часов он проснулся и долго смотрел на Нину, она сидела за столом, бледная. Потом подошел, шатаясь, и с размаху ударил ее кулаком в висок. Нина упала на пол и закрыла голову руками. Она не кричала, а так тихо лежала, что Илья испугался. Он потом долго просил прощения. Но Нина не винила его. Она знала, что заслужила это. Она не услышала, как их сын умирал.
Илья стал приходить домой после работы поздно и нетрезвым. Нина прощала, потому что понимала, как ему больно. Он любил Володю, души в нем не чаял. И справиться с горем помогала лишь водка. Нине помогал справляться с горем труд. Она копалась в огороде, завела несколько кур и петуха, у соседки взяла щенка, потихоньку обустраивала дом. Но чем уютнее становился дом, тем хуже становились отношения между супругами. Илья пил и иногда бил Нину. Нина терпела, не смела перечить. Груз вины за то, что она не могла выносить и родить здорового ребенка, лежал на ней камнем.