– С днем рожденья, папа! – Подошла к отцу, обняла и расцеловала в щеки.
От родителя не разило, как обычно, перегаром, а приятно пахло одеколоном.
– Желаю прежде всего здоровья и побольше радости в жизни. Пусть удача продолжает тебе во всем сопутствовать. Только, пап, всегда помни: «На бога надейся, а сам не плошай». – И преподнесла свой скромный подарок.
– Да уж, сплошные радости, – едко вставила мачеха.
Папа достал подарок из пакета.
– Спасибо, дочка, очень красивая рубашка.
Любопытная мачеха отошла от плиты, взяла подарок из рук отца, надменно повертела со стороны в сторону и снова поджала губы. Ну ни малейшего такта у человека, только желание задеть. Наверное, я зря приехала, зря пытаюсь искать семью и дом там, где их в помине нет. Но так больно чувствовать себя одинокой, никому не нужной сироткой.
– Скромненько как-то. Сонька сказала, что у тебя миллионер в кавалерах ходит.
Ну конечно, ждать, что сводная сестра промолчит о Богданове, было бы глупо.
Может, сказать, что это рубашка известного итальянского бренда и стоит целую кучу денег? Мачеха вряд ли разбирается в брендах.
– Предпочитаю тратить свои деньги. – Я правильная девочка, учительница, лгать не привыкла.
– Ну-ну, – пренебрежительно произнесла Наталья Васильевна, – а по твоей сумочке не скажешь, явно не на зарплату учительницы куплена.
Поторопилась, похоже, в брендах мачеха все-таки разбирается. Господи, до чего меркантильная и скандальная женщина. Который раз задалась вопросом, как папа мог на ней жениться? Злобный дракон – а на деле милейшая пожилая женщина – Вера Ильинична, несмотря на ворчание, дала мне намного больше теплоты, чем мачеха за все мои годы, прожитые в отчем доме.
– Папа сказал, что в лотерею выиграл, – попыталась я переменить тему.
– Выиграл, выиграл. Хоть немного обустроимся. Сонька, хлеб еще нужно порезать.
– Давайте я чем-нибудь помогу.
– Потратить выигрыш? – с ехидцей спросила мачеха, совершенно неправильно поняв мои слова.
– Я имела в виду подготовку к застолью. – В моем голосе арктический холод.
Нет, это уже переходит все возможные границы. В самом деле, уже ведь не маленькая девочка, сколько можно терпеть эти совершенно необоснованные издевки. Игорь был совершенно прав, моей жертвы здесь никто не оценит.
– Послушайте Наталья Васильевна, я приехала, потому что папа пригласил меня на свой день рожденья. И конечно, мне, как близкому человеку, радостно, что отец выиграл такую сумму денег, но поверьте, я абсолютно на них не претендую. Не нужно обвинять меня в меркантильности, за все годы обучения я у вас ни копейки не взяла.
– Но и в дом ничего не привозила, – парировала мачеха.
– Привозила, я никогда не приезжала с пустыми руками. Всегда с гостинцами. Пусть небольшими, но все же. – Стало обидно, даже слезы выступили на глазах. Все-таки позволила себя расстроить. – Вижу, здесь мне совсем не рады – и никогда не были рады.
Развернулась к отцу.
– Папа, еще раз поздравляю тебя с днем рождения, но, пожалуй, я поеду.
Повернулась к выходу.
– Ну что ты, дочка, останься, – нерешительно проблеял отец.
И за эту нерешительность я его всей душой сейчас презирала. Как ни горько сознавать, но мой отец не мужик, а просто половая тряпка.
– Мам, ну что ты, в самом деле. Разве нужен Дашке этот выигрыш, если у нее такой жених, – неожиданно заступилась за меня Сонька. – Ты иногда ведешь себя совершенно сволочным образом.
– Наташ, правда, давайте по-семейному посидим, – просящее вставил отец, – без всякой ругани.
– Ой, ну ладно, пошутить уже нельзя, – удивительно, но пошла на попятный мачеха. – Все такие нежные стали, лишнего слова не скажи, сразу обиды.
Нерешительно застыла в дверях, не зная, как поступить.
– Пойдите стол с Сонькой накройте, – как ни в чем не бывало отдала распоряжение мачеха.
– Оставайся, дочка, – жалостливо попросил отец, видя мои колебания.
Очень хотелось развернуться и уехать. Но папин жалостливый взгляд… Кроме того, отец, можно считать, впервые за меня заступился, пусть просяще, жалко, но ведь заступился.
– Пойдем, – встала со стула сводная сестра, – накроем на стол. Научи меня красиво салфетки сворачивать.
– Только стаканы и тарелки нужно от пыли протереть, – напутствовала мачеха.
Мы с Соней прошли с гостиную, накрыли стол скатертью. Судя по девственно-белому цвету, совсем новой, недавно купленной. Сводная сестра стала доставать из шкафчиков стенки посуду. Тарелки были еще мамины, точнее родительские, их коллектив Великомихайловского отделения «Родных просторов» подарил родителям на свадьбу. Мама пользовалась ими только по праздникам и всегда вспоминала «Родные просторы» добрым словом.
– Даш, знаешь, я хотела перед тобой извиниться.
– Извиниться? – невольно удивилась я.
И было отчего: в прошлом ни мачеха, ни Сонька никогда не утруждали себя извинениями.
– Да. За свое ужасное поведение тогда во дворе дома, где ты снимаешь квартиру. Я вела себя очень некрасиво. Оскорбляла тебя, гадости говорила. Не знаю, что на меня нашло.
Я знаю… Зависть нашла, застила глаза и душу плен захватила. Я ведь помню, как сводная сестра, смотря репортаж, облизывалась на Богданова и говорила о нем словно о высшем существе. Наверно, неприятно знать, что твое божество встречается со сводной сестрой. Но вслух не стала озвучивать свою мысль. Хорошо, что сестра поняла низость своего поведения и вообще умеет и готова извиняться. Значит, еще не все потеряно.
– Мы все-таки сестры, – продолжала каяться Сонька, – а я такого наговорила тебя, да еще при Богданове.
– Ничего, Сонь, давай забудем.
– Давай забудем, – просияла сводная сестра. – Знаешь, Даш, мне очень одиноко, и подруг совсем нет. Я некрасивая, – Соня тяжко вздохнула, невыразительные, излишне накрашенные глаза наполнились слезами, – никто не хочет со мной дружить.
Нет, здесь не только в некрасивости дело, просто Сонька унаследовала склочный характер мачехи и переняла ее манеру поведения. Но Наталья Васильевна Соньку тоже не баловала общением и лаской. Между ними никогда не было той близости и теплоты, как у меня с мамой. Ее любимчик – Олежка, это с него мачеха пылинки сдувала. Олежке то, Олежке это… Как мне рассказывала одна сплетница из поселка, Олега мачеха родила от своего любимого мужчины, который бросил ее, узнав о беременности, а потом она, будучи беременной, вышла замуж за человека намного старше себя, толстого и некрасивого. Сонька была от мужа.
– Может, сходим куда-нибудь вместе повеселиться? – вдруг предложила сводная сестра.
Это предложение еще больше изумило. Мы никогда не поддерживали с ней сестринских отношений. Сонька постоянно ябедничала и врала мачехе, списывая на мой счет свои прегрешения. Я и молоко проливала, и вещи всякие ломала, а еще постоянно еду таскала из холодильника. Если честно, идти куда бы то ни было с Сонькой совершенно не хотелось. И вообще, для меня все веселье сейчас заключалось в Богданове. Жила от одной встречи до другой. Но я добрая душа, мне стало жаль сводную сестру. Наверное, трудно жить такой некрасивой, да еще не любимой матерью.
– Повеселиться – это как? – натянуто произнесла я.
Мы совершенно разные с Сонькой, и наверняка нас веселят совершенно разные вещи. Кроме того, такое непонятное превращение из завистливой сводной сестры в хорошую вызывало недоверие. Хочет через меня подобраться к Богданову? Тут без вариантов, Игорь на нее даже не посмотрит. Я до сих пор не верю, что такой мужчина встречается со мной, а с Сонькой он может быть разве что по принуждению. Или думает в будущем, если наши с ним отношения сложатся, выпросить какие-то привилегии – допустим, работу в «Родных просторах». Очень подозрительно она себя ведет.