– Хозяйка, ты чего, завещание пишешь?
– Побольше подкрадывайся со спины и придется написать, – укоряюще проворчала в ответ. – Я готовлюсь к серьезным переговорам. От них зависит наша временная прописка в замке. Начнем с малого, потом до постоянной доберемся. Сейчас, главное, не спугнуть!
– Кого? – Горничная вдруг принялась нервно теребить завязки на вороте сорочки.
– Этого афериста.
– Которого из четверых? – осторожно уточнила она.
– Того, который умеет колдовать. Остальные, мне кажется, что-то подозревают…
– Ты о муже говоришь?
– Ага, муж… объелся груш, – сцедила я одну из любимых бабулиных поговорок и посмотрела в исписанные листы.
– Хозяйка, груши вообще ни при чем, – ни с того ни с сего уверенно заявила Рая.
– В смысле?
– Твой муж за ужином объелся конины… оленины! Отнести ему целебных травок?
Объяснять Раисе, что ей была передана уникальная народная мудрость из другого мира, я посчитала лишним и мрачно усмехнулась:
– Отнеси, сердобольная наша. Травок. Для великодушия. Может, завтра другим человеком проснется.
Горничная поменялась в лице.
– Хозяйка, что ж выходит… он тебя обидел? Помоги двуединый! Этот проклятый колдун тебе что-то сделал?!
– Да что он мне сделает?
А мог бы! Сейчас лежала бы довольная под подтянутым мужским боком, а не придумывала план, как остаться замужней, пока нас не разлучит смерть. Или другие убийственные форс-мажоры.
В голове снова прогрохотало слово «развод» и захотелось прихлебнуть вина.
– Ты, поди, еще плакала? – допытывалась жалостливая горничная.
– Раиса, с чего мне плакать? Я сама кого хочешь обижу, – назидательно проговорила я. – Потом догоню и еще раз обижу. Для профилактики рецидивов.
– Чего? – Она озадаченно моргнула.
– Слушай! – окончательно потеряв умную мысль, я с раздражением помассировала виски, но умная мысль не вернулась, а от нее, между прочим, зависела моя хорошая жизнь в новом мире. – Сделай милость, притворись до утра немой. А еще лучше спящей.
В офисе все знали: если Мария Александровна, грозно сведя брови, пристально смотрит в монитор и яростно барабанит по клавиатуре, как по печатной машинке, то лучше не лезть. Уничтожит и растопчет. Принтер со страху начнет плеваться бумагой и ксерокс окочурится, придется техников вызывать. Просто Раиса прежде не встречалась с моим темным ликом.
– Хорошо, – покладисто согласилась она и указала на козетку, заваленную постельным бельем. – Я здесь подремлю.
– Не надо меня караулить и стоять над душой.
– Так я полежу!
– И лежать над душой не надо.
– Но тебе нельзя сейчас оставаться одной! – в отчаянье воскликнула она.
– Можно, – покачала я головой. – И нужно.
Последнее замечание Раиса открыто пропустила мимо ушей. С озабоченным видом, тихонечко напевая неясный мотивчик, начала перекладывать простыни с козетки в открытый сундук.
– Тишина в зале! – цыкнула я.
– Ага, – согласилась она и тихо замурлыкала под нос: – Тишина, в зале полная тишина…
После выразительного покашливания горничная наконец угомонилась, скромно прилегла на козетку, спрятав ноги в длинном подоле. Когда я снова оглянулась через плечо, она уже сладко спала.
Утром, вместо завтрака приняв чашку горького кофе, я усадила Раису за чистописание и разом почувствовала себя учителем младших классов. Она пыхтела, закусывала кончик языка, шмыгала носом и беспрерывно портила бумагу. Дальше двух пунктов мы не добрались, а худенькая стопочка листиков почти закончилась. Надежда постепенно покидала женскую половину замка…
Поставив очередную кляксу, от отчаянья Раиса всплеснула руками и столкнула чернильницу на последние чистые страницы.
– Прости, хозяйка, – жалобно прошептала она и с опаской отложила перо, словно ожидала, что сейчас ей прилетит подзатыльник. – Зато я хорошо убираюсь.
Невольно в траурном молчании мы оглядели захламленную гостиную. Ночью я ударилась мизинцем об угол сундука и долго ругалась сквозь зубы.
– Сейчас начну хорошо убираться, – тихонечко пообещала Раиса.
Просить Хэллавина о помощи не хотелось, но выбора не осталось. Пришлось перебрать каталоги, бережно упакованные госпожой Артисс, найти тот, что перед свадьбой прислали из фарфоровой мастерской, и отправиться с подкупом к мужнину секретарю.
Библиотека оказалась пуста. В косых лучах, пробивавшихся сквозь пыльные окошки, плавала пыль. От солнца на корешках некоторых фолиантов светились надписи. Мерцание было заметно даже через стеклянные витрины книжных шкафов.
Через некоторое время, деликатно скрипнув, приоткрылась дверная створка и вошел Хэллавин.
– Светлого утра, – поздоровалась я.
Обнаружив новую госпожу Мейн, стоящую со вкрадчивой улыбкой главной злодейки страшной сказки, он молча юркнул обратно в коридор. Дал деру не иначе как от большой радости, что свиделись до обеда. Вернулся скоренько, уже в полной боевой готовности: натянул на расслабленное лицо кислую мину, прилизал волосы и застегнул все пуговки на черном пиджаке.
– Светлого утра, – резковато произнес он. – Зашли с утра почитать?
– Зашли с утра к вам с личной просьбой, – объявила я. – Вчера господин Мейн предложил мне разъехаться.
– Уже? – вытаращился секретарь, но откашлялся в кулак и вернул невозмутимо-постный вид.
– Да у нас тут вообще все очень быстро происходит. Сама не поспеваю за новостями, – усмехнулась я. – Найдете полчаса?
– У меня много работы, – послал он меня почти прямым текстом, а сам уселся за письменный стол и решительно выдвинул ящик.
– Я принесла взятку.
– Ваш муж мне прекрасно платит.