– А что он должен был сделать?
– Лично я попытался бы выяснить, что за… – Рихт шагнул ко мне ближе. – Танни, ты в курсе, что сейчас ты пытаешься проделать то же самое? Так вот, со мной не прокатит. Я намерен сделать тебя счастливой, и я сделаю тебя счастливой. Хочешь мороженого?
Разрядить обстановку одной фразой – это по-нашему.
– С чего ты взял, что мороженое сделает меня счастливой? – фыркнула я.
Рихт укоризненно покачал головой.
– У меня четверо сестер, я же говорил, – он развернул меня за плечи и подтолкнул к мини-бару, где размещался встроенный планшет для заказа еды из ресторана. – Вперед.
Вперед не получилось, потому что мобильный снова задергался. Я успела только увидеть вызывающий номер «Леона-сестренка», когда дисплей мигнул и погас.
Судя по всему, навсегда.
Что такое не везет, и как с этим бороться. Судя по всему, мне стоит написать на эту тему книгу, и состоять она будет всего из одной страницы и одного слова: «Никак».
– Танни, что с твоим телефоном? – Рихт нахмурился, глядя на «сетчатый» дисплей, но ответить я не успела. В дверь не просто постучали, в нее заколотили, настойчиво так.
Мрачнея еще больше, Рихт направился открывать, и его не снесло в сторону только благодаря габаритам. Вальцгарды чеканным шагом промаршировали ко мне, один с телефоном наперевес.
– Почему вы сбросили вызов?
Нет, ну это уже…
Мне в руку сунули мобильный, прерывая мыслепоток.
– Ответьте. Звонок от первой леди.
Для тебя первой леди, морозильник ты ходячий. Тем не менее поднесла смартфон к уху:
– Леона?
– Танни, ты почему бросила трубку?!
– Я не бросила. У меня же телефон убился, помнишь?
– Ах, да.
Ах, да?! Мне очень хотелось задать вопрос, с чего за мной по пятам ходят два шкафа, но я удержалась. Не при Рихте же.
– Почему ты не у себя?
Ничего себе, вопросик.
– А должна?
– Сейчас – да, – заявила Леона.
– Сейчас?!
– Возвращайся к себе, я наберу через пять минут.
Она отключилась раньше, чем я успела высказать все, что по этому поводу думаю. Из чистого упрямства хотелось остаться в номере Рихта (честное слово, мне двадцать шесть, и я сама могу решать, где мне проводить вечера!), но желание поговорить с сестрой откровенно (в частности, об этом) перевесило.
– Мороженка отменяется, – сказала я.
Рихт хмыкнул.
– Что ж, в таком случае запишем ее на будущее.
Я улыбнулась.
– Ага.
И слиняла быстрее, чем услышала: «Увидимся на съемках, Танни».
Кто-то мог назвать это бегством, я бы назвала это стратегическим отступлением, поскольку сегодня с какой-то радости выдала Рихту факт о себе, который даже отражению в ванной не рассказывала очень и очень долго. Над этим определенно стоило подумать, хотя в последнее время я вообще слишком много думаю.
Не к добру.
Ой, не к добру.
Леона была верна себе и перезвонила ровно через пять минут. Она в принципе всегда была пунктуальной, но после оперволедения это возвелось в абсолют. Уверена, что если бы в момент ее обещания я запустила секундомер, то к моменту повторного звонка он показал бы пять минут с точностью до сотых долей секунды.
– Ну, рассказывай, – сообщила я, не позволяя кое-кому перехватить инициативу.
А то знаю я ее.
– О чем?
– Для начала о том, с какой радости я даже переодеться не могу, если на меня не смотрят два здоровенных лба.
И с какой радости мне можно оставаться наедине с Гроу.
Этот вопрос я мысленно записала на будущее, а вот имя задвинула поглубже, хотя бы пока. Стоило вспомнить режиссерскую физиономию, как у меня все внутри начало тлеть.
Обжиматься.
В номере!
Хотелось явиться к нему и сообщить, что он может обниматься с Сибриллой до посинения. Судя по ее внешности, только посинение ему и грозит. И обморожение в самых ответственных местах, так ему и надо.
– Танни, ты здесь?
В этот момент я поняла, что выпала из разговора.
– Эм… да.