Палач

До выхода на сцену оставалось несколько минут, и Полина выбежала на балкон в одном лишь платье. От холодного ноябрьского воздуха быстро прояснилось в голове. Обхватив себя руками, она посмотрела на серое небо и взмолилась вслух о том, чтобы сегодня дар не подвел. Полина ощущала, как словно изнутри сковывает холод, замораживая душу. Она не сразу заметила, что не одна. На широком балконе находился мужчина, высокий и статный. Большего ей разглядеть не удалось. Он ничего не ответил, даже когда Полина смущенно произнесла:

—Прошу меня извинить.

Она ушла с балкона в надежде, что случайный свидетель вспышки ее отчаяния не понял ни слова из того, о чем она говорила сама себе. Ведь все мольбы Полины звучали на родном языке.

Стоило ей выйти на сцену и обнять виолончель, Полина и думать забыла о страхе. Она играла, не замечая зрителей. Известные мелодии под смычком приобретали новое звучание. Музыкой она рассказывала об одиночестве, отчаянии и потерях, о холоде, что сковывает сердца и о надежде. После последней ноты в зале воцарилась тишина, которая через секунду сменилась бурными овациями. Волшебство подействовало, но Полине хотелось скрыться, сбежать от всеобщего внимания. Слишком искренними были улыбки, слишком светлыми чувства. Она соскучилась по сиянию музыки, излучающей тепло, и в тоже время отвыкла от него.

Снова кружилась голова от усталости, и Полина едва держалась на ногах. А за кулисами уже собралась толпа поклонников, желающих выразить восторг лично. Цветы и поздравления. Полина к своему ужасу поняла, что у нее темнеет в глазах, но уже не могла ничего поделать.

– Ваша игра – настоящее волшебство, – говоривший выделялся из толпы настолько, насколько это возможно. Среди пестрого моря ярких цветов и восторженных лиц – невозмутимый, словно высеченный из камня, с незамысловатым букетом, который напомнил ей о картинах русских просторов, оставшихся от родителей. Он сказал: «Волшебство», – и сказал это на ее родном языке. Удивительно, что он почувствовал именно это. Значит, для нее еще не все потеряно. В его голосе были искренность и уверенность, которой сейчас так не хватало Полине. Она с благодарностью и мольбой во взгляде приняла букет, и попросила увести ее подальше ото всех.

Толпа людей расступалась на их пути, словно по волшебству, за спиной волнами покатились перешептывания.

Оказалось, что в обществе Чудовища Полине было легко. Холод отступил, сменился чувством, которое Полина испытывала впервые. Но что она могла дать взамен? Волшебство музыки? Или разговоры по душам? Он оказался русским графом, семья которого тоже покинула родину и переехала в Европу. Они провели в уютном ресторане остаток вечера в разговорах обо всем на свете. О музыке и о политике, о путешествиях и, конечно же, о России, которую Чудовище помнил в отличие от Полины. Она не чувствовала неловкости, только сожаление, когда пришло время прощаться.

С того вечера Полина только и думала, что о Чудовище, который похитил ее сердце. В ее игре теперь присутствовала тоска и ожидание новой встречи. Холод и одиночество растаяли под теплом зарождающихся чувств. Она по-прежнему знала о графе непростительно мало, но не могла отменить воодушевления, которое возникало при мыслях о нем. Полина впервые по-настоящему влюбилась. Они встречались вновь и вновь, отдаваясь головокружительному роману целиком.

Полине нравилось с какой теплотой Чудовище вспоминал Россию, словно говорил о родной матери. Как вдохновенно слушал музыку, которую она посвящала своей любви. Как обнимал ее и прижимал к груди. У них обоих были тайны, которыми стало не страшно поделиться друг с другом. Полина рассказала о своем одиночестве и мыслях о смерти. О том, как музыка спасла ее. Он признался, что может сделать так, что смерть больше никогда ее не коснется. Только плата за это была слишком высока.

Вечная жизнь. Дар или проклятие? Поначалу Полина ужаснулась истинной сути возлюбленного, но он ни разу не сделал ничего, что могло бы ей навредить. Смерть забрала у Полины всех близких и ждала, когда придет ее черед. Но обмануть природу – немыслимо и похоже на волшебство, в которое она так верила. Она поняла, что судьба выбрала за нее в день их знакомства. В прошлой жизни ничего не держало, и Полина согласилась.

То ли смерть решила пошутить, то ли волшебство не позволило ей стать чудовищем. Полина получила долгожданную свободу от тьмы, но обрела нечто совершенное иное. Мир заиграл новыми красками, в него ворвалось больше звуков, запахов и чувств. Она проснулась Чувствующей. Способной читать настроение, видеть и слышать ярче, управлять энергиями мира и живых существ. Полина расцвела, как цветок невиданной красоты.

Это испугало Чудовище, ведь у него в душе оставалась Тьма, а за спиной множество врагов. Их любовь была подобна чувствам пламени и мотылька. Прикосновение Полины обжигало, обнажая порывы, которые он всегда держал в узде. Она не могла позволить, чтобы волшебство между ними исчезло, обратилось прахом.

Любовь Красавицы и Чудовища была краткой, но искренней и полной светлой надежды. Они расстались, чтобы сохранить Любовь. И тогда их объединила Вечность.

Оксана грустно улыбнулась, дочитав до конца. В детстве ей хотелось другого финала, вроде: «Они жили долго и счастливо», чтобы Полина и Чудовище остались вместе. Прелести сказка не теряла: наоборот, выделялась на фоне других. В истории Полины был свой смысл. Не всегда красота несет в себе свет, и во тьме можно отыскать счастье. Иногда самого лучшего приходится ждать годы, и даже если яркий цветок любви расцветает лишь на мгновение, оно того стоит.

Оксана захлопнула дневник, решив показать Наталье Валентиновне найденное сокровище за ужином. Пожалуй, еще пару недель она здесь выдержит. А после вернется в Москву.

7

Москва, Россия. Февраль 2014 г.

Джеймс неоднократно бывал в Штабе, но везли его в глухом отсеке без окон, в наручниках и с четырьмя сопровождающими. Из подземного гаража проводили в пустующее крыло и втолкнули в камеру. Щелчок закрывшейся двери и монотонный писк электронного замка подтвердили блокировку.

В прошлом камеры предназначались для измененных, поэтому удобств в них было по минимуму, мер предосторожности – по максимуму. В перерывах между пытками существо, накачанное транквилизаторами, мало на что способно, но иногда случались неприятности. Участь кровососов не вызывала в нем сострадания, но его стараниями ни один из них не пошел под раскройку, как было принято говорить. Джеймс убивал на месте.

Когда ему предложили выбор, он сам подписался на ликвидатора. Официально Джеймс числился полевиком, в любой момент его могли включить в состав опергруппы для захвата, но все же специфика его работы была несколько другая. Редкие измененные не представляли для Ордена ни малейшего интереса, но случалось и такое. Они и становились его работой.

Первое убийство Джеймса произошло в Подмосковье. Измененному было за шестьдесят. Свой дом в коттеджном поселке, счет, собственное турагентство. Кровососущие твари отлично приспосабливались.

С ним даже возиться не пришлось, но первое убийство не забудешь никогда. Ни фотографии с мест преступлений, ни сводки, ни тренировки не способны подготовить к такому. Когда вырванная твоими руками жизнь растекается багровым пятном под чьим-то телом, на мгновение твой взгляд тоже замирает. Как будто на выдохе, перед тем как спустить курок ты вздохнул слишком глубоко, и Смерть уцепилась за эту нить, забирая сразу двоих. Джеймс помнил, как его мутило – от запаха крови, от вида корчившегося на полу кровососа, как вело от адреналина. После он заперся на съемной квартире и впервые «надрался до зеленых чертей». Русский язык всегда был весьма богат на образы.

Измененные в Ордене не задерживались, поток допросов был невелик, поэтому камер предварительного содержания было немного. Дверь с электронным замком с внешней стороны удерживали мощные штыри, уходящие в стены, слабое искусственное освещение, вмонтированные ультрафиолетовые лампы, по периметру – отверстия для впрыскивания ядовитого газа. Туалет обустроить не потрудились – к чему такие удобства, да и лишний риск. Измененные испражнялись прямо на пол.

Джеймс устроился напротив двери, на полу, сцепив руки на коленях. Глазок камеры слежения мигал, подтверждая свою жизнеспособность. Кто бы за ним ни наблюдал, он свое дело знает. Обычная методика выжидания и морального подавления. Время в одиночке из неподготовленного человека вытягивало все силы. Вот только ему терять было нечего.

После столь «драматичного воскрешения» из мертвых его не ожидало ничего хорошего. Джеймс знал, что никакого суда не будет. От Ордена осталось одно воспоминание, хотя команда за ним подтянулась впечатляющая. С другой стороны, организация, существовавшая веками, так просто свою работу не свернет, но в большинстве городов филиалы закрыли. Возможно, Москва, Лондон и Нью-Йорк стали исключением. Три столпа Ордена, три крупнейших штаба, куда стекались данные со всего мира. Документы находились у Архивариусов, имена которых держались в строжайшем секрете, наравне с Боссами.

Можно было крутить варианты, строить предположения, пытаться увязать события прошлого года со внезапным возвращением Ордена, но без проверенных данных человек слеп, глух и безоружен. После часов ожидания в аэропортах, перелета и выпитого в «дружеской» компании, сосредоточиться на чем-то серьезном не получалось. Он отключился, привалившись к холодной стене, но мгновенно открыл глаза, когда услышал щелчок открывшейся двери.

– Выходите! – раздался грубый оклик.

Джеймс потянулся, разминая затекшие мышцы и посмотрел на вооруженного молодчика. Парнишка глядел на него свысока, хотя в глубине глаз застыла неуверенность. Поведение, достойное новобранца: цепляться за оружие, как за единственное спасение, и чувствовать, что ты способен на многое, пока палец на спусковом крючке. Орден по-прежнему вербует агентов?

На допрос сопровождали четверо. Помимо «малыша», трое гораздо более уверенных в себе «старичков». Джеймс шел по коридорам московского филиала, и у него создавалось ощущение, что он очутился в прошлом. Огромное здание напоминало заброшенный муравейник, в который понемногу возвращались его обитатели. Основные помещения задействованы, все этажи и оборудование рабочее: электронные замки, пропуска, коды. Он оказался на этаже, на котором никогда раньше не был. Святая святых Московского штаба, высший уровень доступа.

Проводили его не в комнату для допросов, а в личный кабинет руководителя филиала. Павел Сухарев – имя-легенда, под котором тот работал – дожидался его за массивным столом красного дерева. Обстановка кабинета ничем не отличалась от рабочего места большой шишки из госструктур. Шкаф с книгами, стеллажи с наградами, сувенирные часы, переговорный стол с выстроенными по обе стороны рядами близнецов-стульев, фальшивые окна с «видом» на Красную площадь.

Седой, подтянутый мужчина в темном костюме поднялся навстречу Джеймсу и кивнул охране, чтобы те вышли. Джеймс не принял его руку, отодвинул ближайший стул и устроился на нем, вопросительно глядя на Сухарева.

– Нам предстоит долгий разговор, Джеймс.

– Не думаю. Для чего я вам понадобился?

Если тот и удивился, то вида не подал. Отличная выдержка: руководителем центрального филиала одной из величайших стран так просто не станешь.

Джеймс знал, что попал в точку. Его готовили как оперативника, и он полностью оправдывал свое предназначение. С какой радости отступника пригласили в святая святых Московского штаба, доступной лишь избранным и Верхушке?

Сухарев не стал унижать его играми в вопрос-ответ. Он просто сел напротив, и, сцепив пальцы рук, внимательно посмотрел на Джеймса – сверху вниз, как на нечто незначительное. Так начальство смотрит на подчиненных, которых вот-вот швырнут лицом на ковер.

– Вам уже известно, что в Москве убит бывший измененный.

Орден теперь ведет Красную Книгу кровососов и занимается охраной выживших особей? Джеймс промолчал, а Сухарев продолжил, отдаленно и свысока.

– Нам бы не хотелось выставлять напоказ свой интерес к этому делу по понятным причинам, поэтому мы не можем привлекать действующих агентов. Вы работали детективом несколько лет. Сейчас это весьма кстати.

– Кстати для вас, но не для меня.

– Для вас тоже, – Сухарев не изменился в лице, – и для семьи вашей сестры, если вы понимаете, о чем я. Я готов забыть о вашем загадочном исчезновении, если поможете разобраться в этом деле. Услуга за услугу.

Он говорил с ним не от лица Ордена, это был личный разговор. Пустые угрозы от твари, сидящей напротив него. Джеймс представил хруст шейных позвонков Сухарева под пальцами. Если бы тот умел читать мысли, за его спиной стояли бы не четверо охранников, а целый взвод.

Дженнифер. Казалось, прошло всего несколько дней с их последней встречи, хотя было это три с половиной года назад, перед его отъездом из Ньюкасла. Тогда Джеймс растерялся и не представлял, что делать дальше. Он собирался вернуться после обучения, работать в филиале Ньюкасла и жить по-прежнему. Дженни чувствовала, что с ним что-то происходит, но не стала спрашивать. В отличие от Хилари сестра никогда не тянула из него болезненные воспоминания.

– Я буду ждать тебя.

Только и всего. Короткие слова на прощание. Больше они не виделись.

Он не видел ее слез, когда сестре сообщили о его «смерти» – в Ордене был специальный отдел по работе с родственниками сотрудников. Джеймс представлял, каким ударом это стало для нее.

После гибели отца, детектива полиции, студентке ветеринарного колледжа, Дженнифер Стивенс, пришлось нелегко. У нее на руках остались семилетний брат и обезумевшая от горя мать, которая уволилась с работы и целыми днями сидела в своей комнате, но именно Дженнифер не позволила их семье рухнуть. Сестра вытащила со дна и его, и маму. Через три года она вышла замуж, но для Джеймса у нее всегда находилось время, даже после того, как родились Эйден и Ричард.

Семью Джеймс всегда ставил на первое место. В этом они с сестрой были похожи.

Дженнифер. Из-за нее он сбежал в Россию – в те дни, когда адреналиновый наркотик убийства не отпускал. Джеймс приехал в Ньюкасл, чтобы свести счеты с тварью, которая подставила его и Хилари, но столкнулся в торговом центре с сестрой.