Танцующая для дракона. Небо на двоих

– Угу, – сказала я. – Но у меня был анафилактический шок…

И скоро будет гребенок…

– Поэтому я плохо соображаю. И по-прежнему не понимаю, при чем тут я.

Леона наклонила голову, разглядывая свои идеальные руки с идеальным маникюром.

– Есть предположение… точнее, это даже не предположение. Что все происходящее имело отношение не к Рэйнару, а к Гранхарсенам.

Она подняла голову и посмотрела на меня.

Я – на нее.

На этот раз мы смотрели друг на друга до тех пор, пока до меня не дошло. То есть я конечно никогда не отличалась яркими дедуктивными способностями, но сравнить историю Леоны и то, что случилось, приблизительно могла. Наложить трафаретик и очешуеть.

Потом перебрать все мысли заново и очешуеть окончательно.

– То есть ты хочешь сказать, – очень тихо поинтересовалась я. – Что вся эта… гм, чешуйня… то есть… что…

Мне опять не хватало воздуха, а еще что-то внутри явно подморозило горло и язык, потому что я никак не могла сформулировать то, что хочу сказать. За меня это сказала Леона.

– Да, Гроу уехал поэтому. Поэтому он от тебя отказался.

– Так, – сказала я, стараясь говорить так, чтобы ни у кого не завяли уши, и это было сейчас очень сложно. Проще говоря, слово «так» стало единственным, что на тот момент пришло мне в голову. Цензурного. – Ради интереса. Ты сейчас за что извиняешься – за то, что Гроу от меня отказался, или за то, что ты все это время загадочно молчала?

– Я рассказала ему ту историю. – Леона внимательно на меня посмотрела. – То, что случилось после моего похищения, и как это случилось.

– Да, рассказывать истории ты мастер, – ответила я и сложила руки на груди.

Мне хотелось отгородиться от всего этого: от того, что моя сестра знала и молчала, от того, что я по-прежнему думаю о ней «моя сестра», от того, что из-за этой дряни глубоко внутри все равно больно. Не так, конечно, как в первый раз, и даже не так, как во второй.

– Танни, я хочу, чтобы ты поняла…

– А я не хочу понимать, – сказала я. – Ты приехала, чтобы мне рассказать о том, что должна была сказать сразу? О’кей. Сказала. Теперь можешь уезжать и спать спокойно.

Такого она явно не ожидала, поэтому молчание затянулось. Лично мне было уже все равно. Я понимала, что если позволю себе сейчас в это нырнуть, меня арестуют за нападение на первую леди. Ну, или за попытку – честно говоря, я не представляла, позволит ли она мне себя ударить, а главное – смогу ли я. Не представляла и представлять не хотела.

– Я подумала, что ты должна это знать. – В кои-то веки голос Леоны звучал растерянно.

– Я тоже так подумала, но есть такая чешуйня, как запоздалая информация. Вот это – тот самый момент, – сказала я. – Поэтому…

– Танни, – она внимательно на меня посмотрела. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

Наверное, это меня и добило. Может, ее внимание, которое (чем дракон не шутит) могло оказаться настоящим. Эта наблово внимание, пятьдесят на пятьдесят искреннее, от которого больнее было в разы, чем от всего предыдущего вместе взятого.

– Я понимаю, что тебе нужно уйти, – сказала я, резко поднимаясь. – Понимаю, что тебе просто нужно выйти за эту дверь, закрыть ее с той стороны, и никогда, больше никогда – слышишь – не лезть в мою жизнь.

Тишина отзывалась внутри ударами сердца. Мне хотелось кричать, топать ногами, разбить что-нибудь, устроить истерику, но истерика вряд ли спасла бы то, что уже нельзя было спасти. Я всегда была непутевой младшей сестрой, в школе (когда Леону постоянно вызывали в школу из-за моих выходок) я действительно творила набл знает что. Я постоянно вела себя вызывающе, пытаясь отгородиться от своей слабости, потому что в глубине души понимала: очень больно, когда тебя бросают. Эту истину я прочувствовала на себе, будучи совсем маленькой, когда папаша свалил в закат сразу после смерти матери. Я защищалась от любых отношений, когда бросалась обидными словами или выставляла напоказ самые мерзкие стороны своего характера. Я не хотела, чтобы это повторилось, тем не менее оно повторилось.

История с Лодингером меня ничему не научила.

Я как была идиоткой, мечущейся в поисках тепла и признания от самых близких, так ей и осталась. Я хотела стать лучше для тех, кому это вообще не было надо, потому что для Леоны я по-прежнему – непутевая Танни. А для Гроу… чешуя его знает, кем я вообще была для Гроу. Наверное, никем. Если он предпочел расстаться со мной по телефону без объяснений.

– Танни, – она попыталась снова, но я покачала головой.

– Нет, Леона. Ничего не получится.

Кажется, в этот момент она тоже это осознала, потому что поднялась. Совершенно не грациозно, а как-то устало, с опущенными плечами, которые расправила у самой двери. В ту минуту, когда я поняла, что она вот-вот обернется, я поднялась и отошла к окну.

– Береги себя, – донеслось мне в спину.

Мне захотелось чем-нибудь в нее запустить, но я даже не пошевелилась. В затемненных окнах на панораме Зингсприда отражались мы: я с плотно сжатыми губами, глядящая куда-то в сторону Вайовер Грэйс, и она, смотревшая на меня. Будто до сих пор не верила, что я не повернусь и не позову.

Позвать-то можно было, конечно. Позвать и начать все сначала, но сначала началось бы все то же самое, а я этого не хотела. Поэтому стала считать горошки на больничной рубашке, и считала их до тех пор, пока она не вышла.

Да, мило. Ничего не скажешь.

Иногда незнание – это сила.

Я подошла к кнопке вызова и нажала ее, спустя полминуты в палату уже влетел врач.

– Я выписываюсь, – сказала я, не позволив ему даже открыть рот, добавила, – под свою ответственность. Готовьте документы.

Он хотел было возразить, это читалось в его глазах, но потом передумал, только кивнул. Видимо, лицо у меня было такое, что сразу становилось понятно: связываться бесполезно, а то и опасно.

– У меня еще один вопрос, – остановила его, когда врач уже собрался выйти. – В вашей клинике можно сделать прерывание беременности?

– А по-моему, она права.

Последнее заявление Имери выбило у меня из-под ног то, что под ними находилось. В настоящий момент это были перила, поэтому я спрыгнула на балкон и ответила:

– А по-моему, нет.

– А по-моему, да. Если ты настолько уверена, после Лархарры ничего не изменится.

Мне захотелось кинуть в подругу мобильником. В последние пару дней мне вообще хотелось во всех кидаться всем подряд, но пока я держалась. Удержалась и вчера, когда пришла к Джамире, чтобы попросить у нее свободный день для аборта, но она категорически отказала.

Изначально я вообще не собиралась ставить ее в известность, но этот чудо-человек, читай врач, сказал, что сегодня (то есть после анафилактического шока) мне никто ничего делать не будет. И вообще, спонтанные решения по такому вопросу – это фу. Нет, по медицинской этике он так сказать не мог, он сказал, что они не делают прерывание день в день, и что мне нужно время пообщаться с собой и с психологом. После чего я чуть не посоветовала пообщаться с психологом ему самому.

Джамира сказала примерно то же самое, а если быть точной: «Вернемся к этому вопросу после возвращения из Лархарры», – и после этого весь оставшийся день делала вид, что меня не существует. Что было достаточно сложно, потому что я – исполнительница главной роли. Тем не менее ей это каким-то загадочным образом удавалось, не считая рабочих моментов, и даже во время последних она смотрела не на меня, а за мое плечо. Как если бы там было что-то очень интересное.

Уже постфактум я подумала о том, что надо было сказать, что у меня болит зуб и не париться, но это постфактум – хорошая штука для будущих свершений. В настоящем она, увы, уже ничем не могла мне помочь. Завтра мы уезжали в Лархарру для съемок ответственного пласта сцен, возвращались через две недели. Нет, срок мне такое позволял, и даже не такое, но…

Но!

Я не хотела к нему привыкать.

Не хотела привыкать к тому, что внутри меня кто-то живой, и что этот кто-то – результат нашей с Гроу зажигательной… не представляю какой ночи. Заодно мне хотелось кастрировать Гроу тупыми ножницами или заставить забеременеть его самого, а для полноты картины еще и запихнуть ему его «будем воспитывать» в самое туда.