Королевская магия

– Из-за моего брата? – Его взгляд потемнел, насколько могут потемнеть рубины.

– Из-за себя. Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, у меня появился магический лев, чужая магия, а моя магия временно у вашего брата, но я даже понятия не имею, откуда она во мне взялась. Мне это предстоит узнать в самое ближайшее время, но я боюсь. Боюсь спрашивать у мамы хотя бы что-то, вы понимаете?

– Почему?

Готовая уже продолжать, я осеклась.

– Что – почему?

– Почему вы боитесь спрашивать? Правда – это всегда хорошо, Алисия. И никогда не страшно.

С этим я бы поспорила, но у меня не осталось сил. Поэтому я просто подняла руки, сдаваясь. Говорить Зигвальду о том, что я согласилась на его легенду, потому что мне все равно, было бы совсем отвратительно, поэтому я просто потянулась за саквояжем… и вспомнила, что его у меня нет. У Зигвальда хотя бы был. Небольшой.

– Скажем, что вас ограбили.

Он что, мысли мои читает?

– Хорошо хоть, что не пострадал при пожаре.

– Что?

Я махнула рукой.

– Не берите в голову.

Помимо львов, перевернувшейся с ног на голову жизни и прочего, у меня в жизни еще случилась первая ночь, о которой я отчаянно хотела забыть. Так отчаянно, что забыла у Райнхарта свою пьесу. Хотя ей с самого начала не везло.

– Алисия, – Зигвальд постучал тростью по диванчику рядом со мной, – не время впадать в уныние. Что бы там ни натворил мой брат…

– Ничего он не натворил, – поспешно сказала я. Пожалуй, слишком поспешно. – Но я не могу представляться вашей невестой.

– Не можете или не хотите?

Я подняла голову.

– Помните, когда мы уезжали? Вы сказали, что будете сопровождать меня как мой деверь. Что изменилось сейчас?

– Я узнал вас еще лучше и понял, что для моего брата вы слишком хороши. Вы слишком живая, Алисия, в вас столько чувств и огня… словом, я всерьез предлагаю вам руку и сердце. Хотя это и выглядит странно.

– Да, странно – это не то слово.

Зигвальд улыбнулся.

– Но, если вы против, я назовусь вашим деверем.

– Правда? – недоверчиво спросила я.

– Правда. Я поехал с вами, чтобы вам помочь, а не для того, чтобы создавать лишние волнения.

Я так привыкла к приказному тону Барельвийских и их специфическим методам решения спорных ситуаций, что сейчас просто не сразу нашлась с ответом. А ответ нашелся, поезд окончательно сбавил ход, дернулся и остановился.

В коридоре зашумели.

– Вас тоже интересует, кто все эти люди, которые так спешат покинуть купе, что толпятся в коридорах?

Я улыбнулась.

– Они просто торопятся.

– Куда можно торопиться в Гризе?

Хорошо, это уже куда больше похоже на Барельвийских.

– Например, к родным и друзьям, по которым соскучились. К любимым. К детям и родителям.

Зигвальд свернул газету и убрал ее на полку.

– Все-таки я в вас не ошибся, Алисия. Вы неисправимо романтичны. Тоже скучали по родным?

– По маме. Отца я не знала.

– По маме.

– Да. Я очень хочу ее увидеть, но…

– Но вы боитесь.

– Да.

– Не бойтесь. Я буду с вами, что бы ни произошло. – Он поднялся: стремительно. Помог накинуть мне на плечи накидку, легко подхватил свой саквояж и открыл дверь. – Вперед. Нас ждет Гриз и ваша совсем не страшная мама.

Зигвальд пропустил меня вперед, потому что в коридоре поезда под ручку ходить было нереально. Несмотря на лучший вагон, на полировку стен, позолоту схемиальных светильников и даже картины, вдвоем мы бы застряли, как Эдер в дверях. Я готовилась спрыгнуть с лесенки, но Зигвальд меня перехватил. То есть удержал, спустился первым и подал мне руку.

– Все-таки вы немного дикарка, Алисия, – сказал он, когда мы попрощались с проводником и пошли по перрону. – Куда теперь?

Перрон в Гризе был простенький, к тому же, один. Не то, что в Барельвице, где при незнании можно запутаться, куда вообще идти. Этот вел к старенькому зданию вокзала, знаменитого огромными витражными окнами и куполообразной крышей, правда, тоже покрытой красной черепицей.

– Сейчас выйдем на площадь, и нужно будет взять экипаж, – сказала я. – Мы живем не в черте города. Чуть… подальше.

– Чуть?

– Чуть.

Я написала это в своей пьесе. То есть не это, разумеется, просто героиня у меня тоже жила за городом и водила мобильез. Основное отличие между моей историей и историей Сесси была в том, что они с мамой изначально жили на ферме и занимались лошадьми. А мы с мамой переехали, потому что случился холодный год, начались перебои с цветами, и эрина Раллберг уже не могла мне платить так много. Через какое-то время мы с мамой сели поговорить о судьбе моих оставшихся не сильно больших сбережений, и она поддержала меня в том, что я должна ехать в Барельвицу.

– На сколько нам их еще хватит? Ну месяца на два. Может быть, на три, – сказала она. – А так ты осуществишь свою мечту.

Несмотря на то, что мама не всегда меня понимала, она всегда в меня верила. Даже когда я не верила в себя сама.