По ту сторону льда

– Все верно. – Смотрю на нее поверх сцепленных рук. – Как так получилось, что ты стала моделью?

– Мне хотелось доказать всему миру, что я невыносимо прекрасна. Полагаю, ты стал политиком по той же причине?

А она хороша. Если честно, мне начинают нравиться наши пикировки, и пусть это не входило в планы, будет приятный бонус.

– Совершенно точно нет.

– Нет? Тогда почему?

– В моей жизни стоял выбор между политикой и военной службой. Последнее оказалось невозможным по причине того, что я не готов подчиняться.

– Вот как? – Она снова пригубила вино. – Любишь, чтобы подчинялись тебе?

– Подчиняться тому, кто видит ситуацию шире – наиболее разумный и рациональный способ как можно скорее прийти к наиболее выгодному для себя результату. Пока дожидаемся ужин, поделись своими соображениями по поводу моей реформы.

– А они должны у меня быть? – Солливер снова приподняла брови, но тут же приняла расслабленный и скучающий вид.

– Не должны?

– На мой взгляд, нет. Реформа – твоя, с какой стати мне ее оценивать.

– Я спрашивал не оценки, а твоего мнения.

– Прости, но ты меньше всего похож на мужчину, которого интересует чье-то мнение, Торн.

Я едва скользнул взглядом по мергхандарам.

– Свободны. Ждите внизу.

– Опасно, – заметила Солливер, когда мергхандары спустились по лестнице и остановились у нее.

Пара за соседним столиком, расположенным на полуровня ниже, не сводила с нас глаз. Расстояние до них, правда, было такое, что они вряд ли могли что-то слышать – в этом плане «Эрхарден» идеален.

– Опасно говорить со мной в таком тоне, – сообщил я. – Надеюсь, мы друг друга поняли?

– Тем не менее в ресторан ты пригласил именно меня, а не одну из этих… девочек-припевочек. – Солливер подняла руки. – Я не собираюсь воевать с тобой, Торн. Я просто хочу, чтобы ты уважал мои границы. Мы друг друга поняли?

Она пожала плечами и чуть подалась назад:

– Кроме того, я просто сказала правду. Мне бы хотелось, чтобы между нами с самого начала была исключительно правда – насколько это возможно. В деловых соглашениях я ценю честность, открытость и прямолинейность. Ты всеми этими качествами обладаешь на двести процентов. Только пожалуйста, избавь меня от светских разговоров в ключе «я спрашиваю это у каждой».

– Не у каждой, – хмыкнул я. – Честность и смелость всегда подкупают.

Солливер развела руками.

– Если бы я не могла ответить именно так, я бы не пришла на встречу. Ты же меня сожрешь и не подавишься. И если уж говорить открыто – о твоей реформе – это было честно и смело, и ты сделал это раньше остальных, хотя назревало это десятилетиями. Именно поэтому остальные так бесятся.

Я оперся о подлокотник и подпер подбородок рукой.

– Давно ты следишь за политической ситуацией?

– Я не слежу. Я просто неплохо ориентируюсь в мире современной информации и делаю соответствующие выводы. Драконов ради, это уже напоминает не деловой ужин, а политические переговоры. За нас!

Солливер подняла бокал, мы едва успели сделать по глотку, когда к нам снова поднялся официант.

– Это произведение искусства, – произнесла она, когда мужчина поставил перед ней тарелку с салатом.

– Благодарю, ферна Ригхарн. Я передам ваш комплимент шеф-повару.

– Обязательно.

– Что ты думаешь об отключении щитов?

Этот вопрос я не собирался ей задавать. Но сейчас, наблюдая за легкой игривой непринужденностью, с которой она перевоплощалась, просто не удержался.

– Вероятно, мне полагается высказать что-то очень умное, но я недостаточно хорошо разбираюсь в драконах, Торн. Думаю, со временем ты мне все расскажешь, и я сделаю определенные выводы. А пока давай поставим этот момент на паузу.

Больше мы к политике не возвращались. Обсуждали современную кухню (которая в таких ресторанах больше напоминает искусство), вина и все, так или иначе связанное с этим направлением. Она пришла в восторг, узнав про Доража Эмери и про его карьеру, и в еще больший – когда я пообещал их познакомить.

– Мы, творческие люди, всегда найдем общий язык, – воодушевленно сказала Солливер. – Особенно те, кто сделал себя сам.

– Модельный бизнес – это творчество?

– Еще какое! – Она рассмеялась. – Иногда уже не представляешь, как еще встать, чтобы это не сделали сотни раз до тебя. Я уже не говорю о выражениях лица.

– Уверен, с этим у тебя все в порядке.

– Ты слишком во мне уверен, Торн.

– Иначе тебя бы здесь не было. – Я отложил салфетку. – Как ты смотришь на то, чтобы продолжить вечер в моей резиденции?

Солливер чуть приоткрывает рот, или просто размыкает губы: у нее это выглядит настолько откровенно, что даже к услугам фантазии прибегать не надо.

– То есть ты обещал мне сюрприз, и он, полагаю, находится именно у тебя в резиденции?

– Именно так.

Вот теперь она подается назад и смотрит на меня с улыбкой.

– Ты играешь нечестно, Торн Ландерстерг.

– Я политик.

– Ты сейчас называешь всю политику нечестной игрой?

– Нет, я называю вещи своими именами. Политика – искусство добиваться того, что тебе нужно так или иначе. Не ожидай тебя сюрприз в резиденции, вряд ли бы ты согласилась.

– Сюрприз или предложение, от которого нельзя отказаться. – Она складывает ладони, и тут же кладет их на стол. – А если я все-таки откажусь?