Не могу забыть… Люблю

– Марусь, ты сейчас на работе?

– Нет, у меня сегодня вечерний приём, – бодро ответила Маша. – У тебя что-то случилось?

Вместо ответа я зарыдала в трубку так горько и безутешно, что подруга не стала больше терзать меня расспросами.

– Так, выпей пока там чего-нибудь успокоительного, а я сейчас быстренько оденусь и минут через двадцать буду у тебя.

***

Я сидела на кухне, укутавшись в шерстяной плед и обхватив обеими руками кружку с ромашковым чаем. От успокоительных капель в голове воцарилась вожделенная пустота. Мария колдовала у плиты, разогревая куриный супчик и приговаривая, что я должна обязательно поесть.

– Лара, ты успокоилась? – осторожно спросила Маша, после того как уговорами и угрозами заставила меня съесть полтарелки супа. – Давай, поговорим, милая?! Расскажи, что случилось.

Маша бережно гладила меня по руке, давая понять, что готова разделить мою боль, и я понемногу разговорилась.

– Егор ночевать не пришёл, а утром позвонила Людмила Петровна… Говорит у него другая, а я поверить не могу… – сбивчиво объяснила я.

– Кто?.. Какая другая? – искренне удивилась подруга.

– Ольга… – только и смогла выдавить я, прежде чем судорожные рыдания вновь перехватили горло.

– Аркадьевна? Заведующая неврологией? – всё ещё не могла поверить Мария.

Я закивала головой.

– Обалдеть! Никогда бы не подумала, что Борисыч способен на такое! Может, Петровна и вправду присочинила весь этот роман? – Маша ненадолго задумалась, потом взяла свою сумку и достала из неё телефон. – Слушай, Ларунчик, у меня в неврологии есть свой человек – старшая медсестра Светлана. Я сейчас ей позвоню и всё выясню. Она точно должна знать. – Маша подняла указательный палец вверх и назидательно добавила: – Шила в мешке не утаишь!

Разговаривать со Светланой подруга вышла в соседнюю комнату, а я осталась дожидаться приговора, всё также отрешённо сидя за кухонным столом.

Мария вернулась с таким лицом, что я и без слов поняла: ничего хорошего ждать не приходится. Она грустно взглянула на меня и тихо проговорила:

– Петровна не врала, они мутят уже месяца три или даже четыре. Хорошо шифруются, конечно, но Светка тоже один раз застукала их за жаркими объятиями и поцелуями. Так увлеклись, что даже её не заметили.

***

Ну, вот и всё. Мой мир окончательно рухнул. Отношения с другой женщиной длились уже несколько месяцев, и всё это время муж без зазрения совести врал мне про совещания, заседания и «завалы» на работе. Сказать, что я была огорчена, это значит, ничего не сказать. Я была разбита, раздавлена, морально уничтожена. Недаром говорят, что если любимый человек захочет ранить тебя, то ранит очень глубоко.

Мой Егорушка! Предал меня!.. Обманывал!.. Если полюбил другую, почему не пришёл и не сказал мне? Если не полюбил, то тогда к чему весь этот некрасивый адюльтер? Я ничего не понимаю! Оказалось, что мой муж был человеком с «двойным дном», а я об этом даже не догадывалась…

Если бы это было разовое увлечение, я хотя бы как-то смогла его оправдать в собственных глазах: ну, оступился человек, с каждым может случиться. Но методично обманывать на протяжении нескольких месяцев! Это выше моего понимания.

– Что дальше делать думаешь? – спросила Маша.

Я неопределённо пожала плечами. Думать ни о чём не хотелось.

– Ты пойми, неверность ведь не зря считается высшей формой предательства, потому что именно она вызывает наибольший спектр болезненных переживаний. – В Маше заговорил профессиональный психолог, умеющий каждую критическую ситуацию разложить по полочкам. – Твой разум переживёт несколько непростых этапов, прежде чем придёт к принятию того, что случилось, а возможно даже к прощению.

Я неспособна была сейчас вникать в глубокий смысл её слов, поняла лишь, что надо дать себе время. Оно лечит всё, даже такую невыносимую душевную боль.

После обеда Маша засобиралась на работу, несколько пациентов были записаны к ней на вечерний приём.

– Лара, милая, может, переберёшься на время ко мне? Всё-таки будет не так одиноко.

– Спасибо, Машуля, я лучше дома останусь. Не беспокойся, со мной всё будет в порядке.

Подруга взяла с меня клятвенное обещание обязательно звонить, если станет совсем тошно, и не стесняться беспокоить её по разным пустякам.

***

После ухода Марии, выяснилось, что известие об измене мужа было ещё не самым тяжёлым ударом. По-настоящему плохо стало, когда я осталась наедине с собой. В стенах родного дома, где я привыкла чувствовать себя защищённой и любимой, сейчас душа моя переживала такую сильную боль, понять которую может только тот, кто однажды сам её испытал.

Она кромсала, терзала и испепеляла меня. Одновременно я чувствовала ярость, обиду, панику, злость на весь мир и растерянность. В голове постоянно крутились навязчивые мысли: «Что плохого я ему сделала?», «Наверное, он никогда не любил меня, и все слова его – один сплошной обман».

Было ощущение, что я слепо открылась и доверилась тому, кто этого вовсе не заслуживал. Это вновь и вновь заставляло меня переживать потрясение, будто бы по душе прошлись грязным тяжёлым сапогом. Как я вообще смогу теперь доверять окружающим, если даже самый близкий и любимый человек так некрасиво и подло обманул меня?..

Предательство в любви стало тем самым поворотным моментом, ознаменовавшим катастрофический провал в моей жизни. Я всегда так безоглядно верила Егору, а потом вдруг оказалось, что он долгое время меня обманывал. Моя вера в любовь пошатнулась и возможно никогда уже не станет прежней.

Переживания были сравнимы с электрическим разрядом, который регулярно пробегает по душе, напоминая о масштабах утраты.

***

Так, постоянными спадами и взлётами отбушевала первая неделя расставания.

В один из вечеров я бесцельно сидела на диване и пыталась отвлечь себя чтением женского журнала. Вдруг со стороны входной двери послышался шум, будто бы кто-то пытался открыть её своим ключом. Я поспешила в прихожую.

На пороге стоял Егор. Высокий, широкоплечий, он показался мне таким красивым, что невольно перехватило дыхание. Почему-то сразу вспомнились его сильные руки, нежные объятия, поцелуи. Никого ближе этого мужчины у меня никогда не было, и я всегда была уверена, что буду любить его до конца жизни. И вот мы стоим напротив друг друга теперь уже совершенно чужие.

Я скрестила руки на груди и, стараясь не выдавать своего волнения, вопросительно посмотрела на мужа.

– Здравствуй, Лара! – с нервной хрипотцой произнёс Егор. Он опасливо посмотрел по сторонам, наверное, побаивался, как бы я не запустила в него чем-нибудь тяжёлым. – Я хотел бы с тобой поговорить… объясниться.

– Говори, объясняйся. – Моё каменное лицо не выражало никаких эмоций.

Егор прошёл в гостиную и начал беспорядочно ходить из угла в угол, собираясь с мыслями.

– Ты прости меня, Лара… Впрочем, знаю, что не простишь… Такое не прощают… Да…

Моё молчание было ему ответом.

– И все же я чувствую, что должен объясниться с тобой, ведь нельзя же расстаться вот так, не по-человечески.

– А как, по-твоему, расстаются по-человечески? Давай, просвети меня глупую!

Муж нервно ослабил галстук, словно он его душил, и продолжил:

– Ну, зачем ты так… Я лишь хочу объяснить, что в нашем расставании нет никакой твоей вины.

– Фу-у-у, – шумно выдохнула я, – прямо от сердца отлегло! Ты, что всерьёз считаешь, что мне от этого станет легче?