Мышь Серебристая

Заедая дорогущую текилу двадцатирублевыми чипсами, Андрей отрицательно погрозил пальцем:

– Не факт. К тому же не возьмет она никого. Прости, Витя, ты к ней хорошо относишься, но я дольше ее знаю… От животных нет прибыли.

Но Капустин уже никого не слушал, увлеченный своей идеей.

– Может, кошку? Или волнистого попугайчика, желтого с голубым.

Андрей продолжал отрицательно вертеть головой.

– И кошку не возьмёт, и птичку. Никто ей не нужен, трудоголику-миллионерше.

– Ну, ты того, – Виктор забрал у Андрея бутылку и сам разлил по стаканчикам. – Не заговаривайся. Она все-таки наша шеф. То есть шефша.

– В идеале, для очеловечивания… – Капустин, не выдержав, надкусил батон сырокопчёной колбасы. – Ей нужно подкинуть ребёнка.

Выдернув из рук Сашки колбасу, Андрей оторвал себе третью часть и остальное передал охраннику.

– Ты, Капустин, жри меньше, уже похож на кочан капусты… А подкинутого ребёнка Елена определит в детдом…

– Тогда ребёнка не воруем… А давайте споем? – раздухарился Капустин.

– С ума сошел? – Виктор разлил остатки текилы. – Завтра напоетесь. Кстати, Елена ненавидит застольные пения.

– Мне терять нечего, премию все равно не дадут. – И Капустин запел, высоко подняв голову: – Ой, то не вечер, то не ве-е-ечер…

Виктор и Андрей негромко подхватили:

– …Ой, мне-е малым-мало спало-о-ось…

В своем кабинете Елена просматривала бумаги, одновременно внося изменения в компьютер. Зазвонил телефон, и Елена вздрогнула от неожиданности. На дисплее сияла надпись «Мама». Понятно, сейчас её начнут учить жизни. Но не брать трубку было невозможно. Тогда родители сорвутся из Клина, и переселится в её квартиру, что чревато скандалами.

– Да, мама, добрый вечер. Как папа?

Не слушая дочь, мама задавала свои наболевшие вопросы.

– Что ты делаешь на работе в девять вечера в пятницу? Я звонила тебе домой, телефон не отвечает. Ты совсем себя не жалеешь! Как чувствует себя мой драгоценный зять? Надеюсь, ты в этом году подашь на развод!

– Мама, с какого перепугу я буду разводиться? У нас все нормально, как в каждой семье…

– Вот этого не надо! Твой отец совсем другой! А твой оглоед нам он даже внука не соорудил! Срамота! – Голос родительницы кипел, бурлил и возмущался.

– Мама! – Елена посчитала про себя до пяти. – Нам еще рано ребенка.

– А когда? – задала мама резонный вопрос.

– Ну, когда-нибудь попозже.

– Что тебя держит рядом с Игорем? Не понимаю, – огорчилась мама.

– Привычка. Он ничем не хуже других.

– Езжай домой, доча!

Для Елены подземный гараж ее дома служил границей, где она переключалась с мыслей о работе на домашние проблемы.

Выйдя из автомобиля, она набрала телефон мужа. «Абонент временно недоступен…», – сообщил осточертевший миллионам людей ответ.

Включая свет в коридоре и на кухне, Елена неожиданно почувствовала одиночество. Это бывало с нею редко.

Елена давно не пылала к мужу страстью, но настолько сжилась с его недостатками, что сейчас заскучала. Она еще раз набрала телефон Игоря и опять пообщалась с женским голосом, равнодушно сообщившим ей, что абонент недоступен. Сердце Елены неприятно кольнуло предчувствие, и она быстро прошла в гостиную. В баре, где стояла шкатулка для квитанций и денег, конверт с наличностью «на всякий случай» оказался пустым.

– Вот, гад. Ладно, я с тобою завтра поговорю, – сказала Елена фотографии мужа в серебряной рамке, стоящей в нише книжного шкафа.

Зазвонил телефон и, включив трубку, Елена услышала пенье птиц и шелест леса.

– Алло! – удивилась она непривычным звукам.

– Что, прикольно без мужа, брошенной сидеть? – Женский голос неприятно сипел.

– Простите, не поняла. – Елена была уверена, что звонившая женщина ошиблась номером.

– Поймешь, когда поздно будет. – Голосу вторило пугающее звериное рычание. – Ты моего мужика не тронь, лучше за своим следи.

– Бред какой-то. – Елена решила отключиться, но напоследок сказала в трубку: – Ничьих мужей и мужиков я не трогаю, они мне не нужны.

– Это ты сейчас так думаешь, но скоро… Я тебя предупредила! – Просипел голос. – В болоте утоплю, русалкой станешь.

Положив трубку в открытый бар, Елена посмотрела на себя в зеркало, заставленное рядами хрустальной посуды. Вид у нее был растерянный. Неприятный звонок, хотя понятно – ошибочный.

* * *

Самостоятельно Алексей не просыпался уже лет десять. В половине седьмого утра на его уставшее от беготни и ответственности тело клала тяжелые лапы немецкая овчарка Эльза. Лапы ложились, куда попадут, правда, на лице они оказались только один раз, и после того случая, получив получасовую выволочку, Эльза стала аккуратнее, щадя не только лицо, но и еще одну часть тела, за которую ей попало гораздо сильнее.

Заметив активность хозяина и Эльзы, начал орать кот Юстас, требуя законную порцию «Китекета». На кухне в клетке, по размерам больше подходящей павлину, чем раскормленной куропатке, зашумела крыльями Пятихатка.

Два раза гавкнув для порядка, Эльза села у входной двери, по пути прихватив в зубы висящий на крючке ошейник с поводком.

Проснувшись от общего шума, побрела в туалет, шаркая тапками, бабушка Любовь Вадимовна.

– Леша, она нагадит, выводи! Иначе я её выгоню! – не меньше трехсот раз в году грозилась бабуля.

После утреннего воспитательного заявления она заперлась в туалете на полчаса, долго снимая, а затем надевая под халатом байковую юбку и штанишки с начесом. Бабуля очень боялась старческого цистита, которого у нее пока не было. И вообще ее здоровье могло вызвать зависть у любого человека старше семидесяти лет.

Как всегда, Леше приходилось шагать «по-маленькому» в ванную, затем чистить зубы, на автопилоте переодеваться и идти выгуливать Эльзу.

Кормление громкоголосого кота Юстаса и куропатки Пятихатки оставалось на совести бабули.

Любовь Вадимовна ворчала, но животных кормила. В семьдесят девять лет у нее только и было обязанностей, что ухаживать за «захребетниками». Так она огульно называла внука и его «живность». Каждое воскресенье она закатывала скандальчик минут на пятнадцать, жалуясь на судьбу.