– Фрукты, – без улыбки подтвердила Аля. – Ош-шобенно виноград. Но у вас нет.
– Нету, – огорчённо согласилась продавщица. – Но есть хурьма!
Так же, как и билетная кассирша, буфетчица сочувственно морщилась и, передавая пакет с покупками, посоветовала:
– Поласкайте водой с содой и каплей йода. Помогает.
– Шпасибо, – ответила Алина.
Проводницей в поезде оказалась молодая женщина лет тридцати с фигурой «тумба на кубышках», с ярко-красными волосами. Форма сидела внатяжку, весенние полусапожки не застёгивались на плотных икрах в лайкровых колготках.
– Я ш-ш шобакой. – Мрачно пояснила Нина, кивнув на высунувшуюся из дублёнки острую мордочку Фифы с торчащими ушами.
– Вижу. – Взяв билет, заранее уставшая проводница сощурилась от солнца и улыбнулась собаке. – Можешь проходить. В купе СВ собак провозить разрешено.
– Ш-шпасибо.
В купе, где пугать было некого, а удобство при болезни – прежде всего, Нина завела за уши вьющиеся волосы и обвязала шарфом голову через щёки. Его кисти кокосовыми листьями торчали на макушке. Получился некий «ананасик».
В таком виде Нина отправилась просить у проводницы тёплого, но ни в коем случае, не горячего чая и тарелку для питья Фифе.
Несколько раз Нина набирала тётушкин телефон, но что по домашнему телефону, что по сотовому, работал только автоответчик. Пришлось отправлять сообщение. Сглатывая боль, только на третьем отзыве автоответчика Алевтина смогла произнести:
– Тётя, я еду к тебе. Принимай, вместе собакой. Буду вечером.
После звонка она с чистой совестью отключила телефон. Ивану она не нужна, и он не будет её искать, а если и будет, то пусть чуть-чуть побеспокоиться.
В узком проходе вагона она равнодушно прошла мимо двух мужчин, быстро говорящих на не то на чеченском, не то на азербайджанском языке. А вот мужчины появлению Нины были приятно обрадованы и замолчали, провожая восхищённым взглядом пышную девушку. Один из них был выше и выглядел восточным красавцем индийских фильмов. Второй, маленький и щуплый, внешностью не радовал, был похож на небритую обезьянку.
Упитанная красноволосая проводница стояла в коридоре около электрического титана с горячей водой. На подходившую к ней пассажирку смотрела с пониманием.
– Мне чаю, только тёплого и без ш-шахара. – Медленно проговорила Нина. – Можно?
– Болит? – Проводница оглядела пассажирку. – Я тебе с лимоном сделаю, иди в купе, не застудись.
– Ш-шпасибо. – Прочувственно ответила Нина. – И блюшце для ш-шобаки принесите, пош-шалуйста.
Присмотревшись к проводнице, Нина заметила на её шее уходящее под воротник родимое пятно. Протянув руку, Нина несильно шлёпнула по нему.
– Ты чего это? – отшатнулась от неё проводница и повернулась боком, приняв боевую стойку.
– Не переш-живайте, я ведьмачка, леч-шу руками кожу. У вас пятно побледнеет. Я знаю, я свою подругу Маш-шу от родимого пятна вылечила.
– Правда?
На проводницу было стеснительно смотреть. Она поверила словам Нины сразу же и, приложив руку к шее, стояла с таким выражением лица, как если бы ей подарили автомобиль.
– Правда пройдёт?
– Меш-шстами, – уточнила Нина. – Надо ещё раза два-три раза вас шлёпнуть.
– Я согласная, – обрадовалась проводница. – Шлёпай!
– Часа через три – Пообещала Нина. – Раньше нельзя, сожгу.
Повернувшись Нина наткнулась на соседей по вагону. Двое «джигитов» в хороших костюмах серьёзно смотрели на неё. Один держал в руках пузатую бутылку с коричнево-золотой этикеткой, другой три гранёных стакана.
– Дэвушка, тэбе в чай обязательно нужен коньяк.
Прикрыв глаза от яркого солнечного света из бокового окна и боли в щеке, Нина проворчала:
– Не надо, я потреплю.
Она обошла двоих мужчин и открыла дверь своего купе. «Горцы» встали за спиной.
– Плохого нэ совэтуем, сочувствуем.
По коридору спешила с чаем проводница.
– Вы, девушка, не переживайте. Это нормальные мужики, каждый месяц ездят в моём купе, не пристают. А коньяк сейчас не помешает, хотя бы заснёте спокойно. А, может, пятно ещё и коньячком помазать?
– Не помеш-шает, – согласилась Нина.
Она взяла у проводницы стакан чая в звенящем подстаканнике и блюдце.
– Я мало ч-шего боюсь. – Оглянувшись на мужчин, Нина благодарно кивнула. – Ш-шпасибо, но не надо.
– Нина, дарагая – Приветственно разведя руки, восточный красавец смотрел на девушку чуть ли не со слезой. – Не помнишь? Я Усман. Ты мне вместе с врачом тры года назад рэзала аппендицит в Склифе, в Москве. А это Тарик, друг мой. – И Усман кивнул на невзрачного друга, обомлевше смотрящего на Нину.
Не вспомнить мужчину было невозможно. Он выписался после операции на второй день и ещё неделю присылал Нине в общежитие при больнице букеты, размером с небольшие стога. Ни врачу, ни медсёстрам цветы не предназначались, только ей, но Нина находила очередную банку и ставила букеты на общий стол между ресепшеном и телевизором.
– Раж-жговаривать не могу – больно. – Захотелось избежать повторного знакомства, и Нина поспешила вошла в своё купе.
– Понимаю, – Усман шагнул следом.
Соскочив с полки-постели, Фифа скакала у двери, не переступая порожка. Она вертела головой с Хозяйки на Незнакомых Мужчин, принюхиваясь, и анализировала ситуацию – опасно, или не очень. Но Незнакомые Мужчины проявляли дружелюбие к Хозяйке, и Фифа, успокаиваясь, села у входа в купе.
– Забавная собачка… – С придыханием произнёс Ттарик, с восхищением смотрящий на Нину.
– Проходите, пац-шиенты, – подхватив Фифу под горячее тощенькое пузо, Нина поставила её на постель.
Оба мужчины степенно вошли, сели рядом с Ниной, поскольку у второй стены СВ-купе полки не было, за нею располагались туалет и умывальник. Фифа тут же забилась мордочкой между подушкой и одеялом, выставив на обозрение хвостик с белым пушистым плюмажем.
– Сидим? – Радостно заметила вошедшая в купе проводница в одной руке с подносом, в другой с чем-то пластмассовым. – А я принесла бутеры с колбасой на закуску и лимон. Усманчик, разливай коньячок!
Выставив на столик поднос, проводница тут же разложила пластмассовый складной табурет.
– А лямон? – подал голос Тарик.