– Куда путь держал?
– Никуда.
– Тогда со мной пойдешь, мне такие бойцы нужны, – улыбнулся Петр Михайлович Волков и оперся на плечо юноши.
Василий сокрушался, что не доехали совсем немного до своей станции Лабинской. Говорил, что это недобитые враги советской власти промышляют на дорогах. Но Волков предупредил, чтобы не растлевал молодежные умы. Врагов всех перебили. Тунеядцев, которые за дорогами не хотят смотреть сразу к расстрелу.
На берегу реки Лаба на месте Мохошевского укрепления еще в Кавказскую войну воздвигли станицу Лабинскую. Это был надежный фортпост по защите Российских рубежей на Кавказе. Из Лабинской дорогу провели на Майкоп. После частых набегов черкессов, турок, адыгов, войсковой атаман приказал поставить впереди станицы хутор Вольный с укреплениями. И вот так от него треугольником расположили еще два хутора: Кармолино – Гидроицкий и хутор Шелковников.
Петр Михайлович Волков был начальник ревкома Вольненского сельского поселения. Ему нужен был на хутор Кармолино – Гидроицкий хороший управленец, с гибким умом, сильной волей, чтобы молодой был. Он решил присмотреться к Афанасию.
– Сколько годков тебе, Афанасий? – спросил Волков, когда тот пришел к нему в больницу.
Жить Афанасия оставил Волков при сельсовете. Там диван кожаный трофейный, из самого Питера доставили за хорошую службу перед Отечеством. Вот Афанасий на нем поспит. Так решил Петр Михайлович. Работать возьму писарем для начала, пусть присмотрится. Документы сам справлю. Нужно узнать, сколько годков ему?
Афанасий услышал вопрос, решил набросить года два для начала, сказал, что ему семнадцать, сообщил, что сирота, из детского дома сбежал. На этом и порешили.
– Ладно, трудовую книжку тебе организую, человеком станешь! Фамилию хоть свою знаешь?
– Да, Шаталов Афанасий Сергеевич! – гордо произнес новый житель хутора.
В стране был разброд и шатание, «Положение о видах на жительство», – основа всей паспортной системы Российской империи, потеряло свою силу после революции так же, как и «Устав о паспортах». В то время не обязаны были иметь паспортов, достаточно что люди были приписаны к месту службы или обществу. Паспорта выдавались только, если человек выезжал дальше пятидесяти верст и дольше шести месяцев. Женщинам паспорт могли выдать только с разрешения мужа или отца. Но виды на жительство и паспортные книжки того времени долго еще гуляли по стране, почти до тысячи девятьсот двадцать третьего года. Позже были введены удостоверения личности. Паспортные, трудовые книжки аннулируются со временем. И только местные советы могли дать разрешение на выезд, въезд, выдать трудовую книжку, которая приравнивалась к паспорту.
Глава 5
– Я не понял, ты долго собираешься в моей кабинете разлеживаться? – недовольно спросил конюх Василий, тряся Афанасия за плечо.
Афанасий спросонья не понял, что нужно конюху. Он потер глаза, удивленно глянул.
– Чего вылупился, подкидыш?
Афанасий зло глянул на Василия, скинул на пол кусочками сшитое одеяло, встал поправляя ремень. Одежку ему сам Петр Михайлович Волков подогнал. Военные галифе, китель с синим клапаном – петлицей, пришитый к краю воротника. Костюмчик видно было не с его плеча, размера на три побольше, рукава закатаны, ремень кожаный поддерживал, чтобы ниже коленей не был. Конюх Василий взглянул на бойца и так громко засмеялся, что конь, привязанный к сельсовету, порвал веревку, поднялся на дыбы и громко заржал.
– Слушай, кавалерист, где твой вороной? Или на диване поскачешь? – продолжал смеяться Василий, который оказался не конюхом, а председателем сельского поселения. Но про это Петр Михайлович забыл Афанасию сказать. Писарем назначил работать у него. Насмеявшись, Василий Федорович Помойло еще раз поправил свои торчащие усы, замком скрестил руки за спиной, зашагал по кабинету из стороны – в – сторону. Он молча ходил, о чем – то думая, потом начал сокрушаться, что все люди вокруг твари, что такого племенного отряда давно не было у батьки. Лично для него везли отменных жеребцов, поменяли на лучшее семенные сорта пшеницы, такие как «гирка», «буйволинка». Это ж достояние только целинных мест, горного воздуха, засухи, которые эти сорта произвели на каменистой местности, теперь их ни какая коррозия почвы не возьмет. Пусть теперь засунут себе в одно место российские деревянные сохи, потому что украинский металлический плуг – это как шулюн в беззубом рте. Половину слов Афанасий вообще не понимал, когда председатель ему на голову выливал бранные помои. Он ругал всех. Одного человека не трогал – Петра Михайловича Волкова.
В станице все говорили на непонятном для Афанасия языке, на южнороссийском диалекте, в котором совмещались особенности украинской, русской речи, звучали фразы, слова из лексикона горцев и степняков – кочевников. Своеобразное «г», слышалось в каждом слове. На Афанасия смотрели с удивлением, будто он с другой планеты, смешно им было слышать грамотную речь церковно – приходского студента. Но девушки на него заглядывались, шептались, что он то – ли племянник главному, то – ли незаконнорожденный сын самого царя. Слишком уж выправка была статная. Чуб из – под буденовки выглядывает. Идет по станице с папкой, важный такой, перепись населения поручили сделать. Стучит в каждый двор, спрашивает, – сколько живности, какого звания будут – бедняки, середняки, кулаки? Сколько товарного зерна произведено в хозяйствах зажиточных крестьян? Сколько у бедных? Кто вступил в добровольное объединение? А кто еще думает? Кто приписан к коммуне, а кто к колхозу.
После передачи власти в советы крестьянских, рабочих и солдатских депутатов, применялись различные модели выживания молодого государства. Новая экономическая политика позволяла сельским труженикам самим выбирать путь своего развития. Никто не знал какой он должен быть.
Осенью 1927 года представители комитетов бедноты, руководители коммун и товариществ по совместной обработке земли решили узнать, как влияет на развитие сельского хозяйства пробная модель коллективного труда на земле. Посчитали, что на обработку каждой десятины затрагивают в три раза меньше средств, чем живущие по соседству единоличники. Урожай всем миром собирают «дюжа гарный», в переводе с южно – российско – украинского, – очень хороший. Да еще и зерна полнее, клейковина нужной вязкости. Не говорилось о жестком переходе одной формации в другую. На XV съезде говорилось, что будет поэтапный переход, неторопливый, продуманный от частных хозяйств к коллективным. Полуграмотные крестьяне юга с недоверием относились к перспективе объединения, предпочитая не торопиться, посмотреть, что новая власть еще придумает. Не спешили с коллективизацией и местные партийные органы.
– Ну что, Афанасий Сергеевич, что набрехал тебе народ про урожай? – смеялся Василий Федорович. – А ты каждое зерно пересчитал или как?
Афанасий хлопал глазами, отвечал четко, без проволочек, что мешки сам лично открывал, смотрел, что кур пересчитывал, коз, овец тоже.
– А кто ж тебе беспартийному доверил такое важное дело? Кто ж тебе поверит, если ты неосознанно – революционный кавалерист? – смеялся, как всегда, Василий Федорович и не слышал, как вошел реввоенком Волков, прислонился к стене, наблюдал, как тот воспитывает молодежь. Слушал недолго, перебил председателю.
– А кто тебе сказал, что он беспартийный? Сегодня утвердили возглавить комсомольскую организацию станицы, лично я подписал.
Василий Федорович Помойло развернулся, увидел комиссара, глаза забегали по кабинету, не знали, где остановится.
– Петро Михайлович, как я рад, что ты к нам заехал. А мы тут с вашим протеже дюжа ладим.
– Я заметил. Ладно, собирайся, Афанасий, поедет к батьке, – улыбнулся Волков.
– К самому Буденному?! – удивился председатель.
– А что у нас другой здесь есть?
Семен Михайлович Буденный, заместитель командующего Северо – Кавказским военным округом, организовал конные заводы. Возглавлял всю красную кавалерию. Был инспектором «Рабоче – крестьянской красной армии». Именно ему они тогда везли племенных жеребцов. Волков был его правой рукой. На всех Пленумах, съездах всегда сопровождал его. То что Буденный родился на Дону, как и Волков знали все. Но то, что они еще пацанами бегали рыбачить вместе никто. Только Волков знал, когда они работали вместе в кузнеце, что его лучший друг Семен очень любил коней, мечтает стать конезаводчиком. Любовь к лошадям переросла в страсть. Он знал о них все. Всегда говорил: «В бою только вороной тебя не оставит! Любой маневр сообразит, потому что мозгов у коня больше, чем у некоторых вояк!». Служить ушел в двадцать лет. Мама на прощание сорвала ему цветок бессмертника.
Есть в полях такие цветы, красивые шелком нежно – розовым блестят, никогда не вянут, без воды могут стоять, как живые. В поле сухом воином выстоять. Жесткие лепестки, шершавые листья, твердый стебель, все говорит о том, что этот цветок действительно без возраста и смерти.
Семен Михайлович всю свою жизнь носил его с собой, как талисман. Бессмертник стал его ангелом – хранителем, как «Буденовка».
Афанасий поправил буденовку на голове, радостно улыбнулся, заторопился к выходу. Возле порога стояли два боевых коня. Волков специально одного для Афанасия пригнал. В благодарность, что спас его. Не пристало начальству теперь без коня быть. Так что подарок пришелся по вкусу. Черный, как его чуб, вороной бил копытом, недоверчиво сопровождая Афанасия взглядом. Но Шаталовы считались хорошими наездниками на Орловщине. Давно он в седле не сидел! Когда у дяди Федора жил, не позволяли высовываться. В подполье загнали, как тайную рабочую силу. А дома батька всегда вожжи давал, все хозяйство на нем было.
Афанасий подошел, дал вороному ладошку, погладил по загривке, головой прижался к жесткому конскому волосу, довольно улыбнулся.
– Спасибо большое, Петр Михайлович, всю жизнь за вас молиться буду! – Афанасий поправил буденовку, – скажите, в честь батьки так шапку назвали?
– Да, в его честь! Он первый в дивизию заставил ее привезти. Власти хотели отказаться от остроконечного шлема из войлочной материи, потому это продукт империализма! Николай II пригласил лучших специалистов – художников: Васнецова, Кустадиева, чтобы они символ придумали для великой победы в Первой мировой войне. Сам знаешь, проиграли ее. А символ победы остался. Вот Семен Михайлович сказал, что эта буденовка напоминает шлемы богатырей. А мы кто? Мы и есть богатыри! И ты, Афанасий, тоже! Вот красную звезду пришили к ней, горит она у тебя во лбу! А ты еще немного мясом обрастешь и вперед! На защиту Родины!
Афанасий скакал рядом с председателем революционного комитета медленным шагом, с удовольствием слушал старшего товарища, который стал для него всем: отцом, дедом, братом. Как все – таки странно в жизни происходит. Встречаются на пути испытаний люди, начинают помогать тебе. И ты уже любишь их больше, чем родственников, сам начинаешь верить, что ты им племянник, незаконнорожденный сын, сват, брат. Ты уже не представляешь небо без этого человека, радуешься, что живешь с ним в одно время, видишь ту же красоту, что и он, дышишь с ним одним кислородом и столько в твоей душе благодарной радости! Кажется, прикажет тебе этот человек: «Афанасий, прыгни с той скалы!», ты секунду не будешь думать, сразу вниз головой полетишь орлом в пропасть!
Волков видел в Афанасии то, что никто не видел. Это мужской стержень! Да, был юноша немногословен, подозрителен, не от хорошей жизни, но взгляд ястреба говорил о многом. Афанасий Шаталов не подведет и не предаст!
Глава 6
На хуторе было несколько добротных хороших домов, по ним сразу видно было, где жили настоящие хозяева. Вообще дома, как лица у людей показывают, кто – есть – кто. У одних дома ухоженные, у других – даже неумытые с пыльными окнами. Можно в дом не заходить. Все равно ясно, кто как живет. Посредине центральной улицы выше всех стоял дом Сергеевых. Отец семейства занимался пчеловодством. Жил в ульях в горах, так про него говорили местные жители. Ни к кому в гости не ходил, к себе тоже не приглашал. Шушукались, что он колдун. Лишний раз скотину не хочется вести по дороге, когда его видишь. Небольшого росточка крепыш – единоличник. Со своей бабой вдвоем живет долго. Только дети у них не получались много лет. Первый признак, что колдуны.
– Это ж надо такому быть, чтобы в деревне, где по двенадцать детей в семьях, ни одного ребенка не завести. Только скотину! – возмущались хуторчане.
Макар Сергеев целыми месяцами дома не появлялся. В горах на пасеки был. Но все говорили, что видели его в виде черной кошки, оборотень через забор лез ночью. Глазища так же сверкали, как у него. Но однажды Макар так кричал на жену, что весь хутор проснулся от его криков. А потом все заметили, что она на снастях. Как же такое спрячешь. Вот тебе и колдун! Родилась у них белокурая красавица Машенька. Никому они ее не показывали. Но досужие щель в заборе все – таки проделали, даже камень в окно кинули, чтобы ребенка с хвостом и рогами посмотреть. Многие говорят, что девочка – настоящая ведьма! Красивая! Глаз не оторвать. Такую на костер нужно было отправить сразу в роддоме. Очень уж хотелось увидеть ее побыстрее. Но собаки злющие на забор накидывались, когда кто – нибудь ко двору подходил. Машеньку никто не видел. Говорят, пять или восемь годков ей должно исполниться.
– Доченька, пойди фасольку собери, я тебе сварю, как ты любишь.
Машенька, забросив на спину длинные толстые косы, побежала бегом на огород и замерла. Красивые зубастые скалы напротив дома торчат из зеленого массива. Сказочные герои пришли спасать принцессу сюда. А там за длинной Кавказской горой, где – то батька с пчелками. Машенька не могла наглядеться на красивое синее небо. Такого цвета никогда не видела. Меняется оно от погоды и ветра. Море рядом с зубчатыми горами. Оно летом так согревает воздух, что влажно становится. А зимой держит температуру долгое время, пока не остынет. Иногда запах водорослей доносится. Цветущий уголок Кавказа восхищает простором полей, зеленью гор и зарослями лесов.
Маша смотрела на заснеженные вершины, ей казалось, что от одного вида белого налета становилось холодно. Отец говорил, что там снег. Но как он может там лежать, когда лето, жара, солнце на дворе, почему не таит. Удивительным казался Машеньке окружающий мир. Альпийские луга напротив дома, из которых торчали эти кривые истуканы. Именно они пугали ее больше всего. Огород был длинный, упирался в бурную стремительную реку. Туда ходить мама не велела. Только до фасоли, которую вместе сажали.
Машенька босиком побежала к этому месту. Засохшие стручки свисали до самой земли. Машенька наклонилась, сорвала вместе с кустом, бросила в сторону, принялась за следующий. Так куст за кустом почти весь участок очистила. Села на черенок лежащей мотыги, ногу поставила на сорванный куст, оторвала стручок фасолины, положила в платья в мелкий цветочек. Мама его сама сшила. Наклонилась за следующим. Так набрала полный подол фасольевых домиков, как она их называла, поднялась с задранным подолом, понеслась к дому с добычей:
– Мама, давай чашку! – кричала Машенька.
Мама улыбнулась, выглянула из сеней, протянула дочери льняной мешочек.
– У какая молодец! Хозяйка, столько насобирала. Ты мне в мешочек сразу ее собери. Фасоль не любит, когда ее в мягкое не кладут, будет твердая не вкусная, – улыбнулась мама.