– Зачем, миледи? – не выпуская платье из рук, удивлённо и с явным осуждением осведомилась камеристка.
И тут Миранда не выдержала, вскочила и, не сдерживаясь, заорала:
– Тебе какое дело «зачем»?! Захотела и испортила! Не твоё это дело, что я порчу! Что хочу, то и порчу! Выговаривать она ещё мне будет! Ещё раз подобное сказать посмеешь и слезами не раз умоешься, так и знай! Совсем распустилась! Пошла вон! Скройся с глаз моих, тварь наглая!
Рукой махнула в сторону двери и растерянно замерла, поскольку в дверях стоял удивлённо смотрящий на неё герцог.
– Что случилось, моя дорогая? Почему вы так кричите?
– Ничего, Ваша Светлость… Это так… К ужину опаздываю одеться, вот и не сдержалась немного. Извините.
– Что она тебе сказала?
– Ничего особенного… Я просто ещё не совсем проснулась… Вот и не сдержалась… Подождите буквально пару минут, и я оденусь…
Герцог повернулся к камеристке, властно вытянул руку и очень тихим голосом потребовал:
– Повтори дословно, что сказала герцогине!
– Я спросила зачем… – срывающимся голосом испуганно выдохнула та.
– Что зачем?
– Милорд, – Миранда шагнула к нему, просительно коснулась руки, – зачем вам вмешиваться в женские разборки? Не стоит это вашего внимания. Я погорячилась, и поэтому начала кричать, признаю, что была неправа, готова пообещать впредь быть более сдержанной. Не надо перед ужином портить аппетит. Всё же хорошо…
На последних словах она искательно заглянула ему в глаза и столкнулась с таким холодным и злым взглядом, который до того и не видела.
– Миледи, вам следует учесть, – ледяным тоном проронил он, – что в моём доме я вправе сам решать, что требует моего внимания, а что нет! Поэтому сядьте в кресло и помолчите хотя бы пять минут! Иначе последствия для всех будут гораздо более серьёзные.
Чувствуя, что дальнейшие просьбы лишь ещё больше его разозлят, Миранда молча отошла к креслу, стоящему у окна, и села, напряжённо сжав перед собой руки.
В голове раненой птицей билась мысль, что в раздражении пожелала девушке совсем не того… Сосредоточившись, постаралась сгенерировать обратную волну, дезавуирующую прежнее пожелание, но получалось плохо, потенциала не хватало.
– Итак, что зачем? – тем временем, вновь повернувшись к камеристке, тихо повторил свой вопрос герцог.
– Платье… – потупившись, всхлипнула она.
– Что зачем платье?
– Ну сначала я спросила миледи, что она сделала с платьем, она сказала, что испортила, ну я и спросила зачем… Но я не нарочно, милорд, клянусь… Я просто удивилась очень… – всхлипывая и сглатывая потёкшие из глаз слезы, начала испуганно причитать камеристка.
– В людскую, 20 ударов, потом вечером придёшь ко мне и ещё поговорим. Поняла?
– Да, Ваша Светлость, – камеристка склонилась перед ним и быстро выскользнула за дверь.
Проводив её взглядом, герцог обернулся к Миранде, сжавшейся в кресле, подошёл, осторожно положил руку на плечо:
– Что ты так испугалась?
– Зачем? Зачем вы так с ней? Она же не простолюдинка… А вы её так… – Миранда вскинула на него полный укоризны взгляд, хотя внутренне с облегчением вздохнула, поскольку опасалась гораздо более серьёзных последствий.
– Именно поэтому в людской, а не на конюшне и только ради тебя минимальное наказание ей назначил. На мой взгляд, она заслужила гораздо более суровое. Но твой несчастный вид заставил меня сжалиться. Не захотелось тебе портить аппетит.
– Он был бы ещё лучше, если бы вы не стали вмешиваться совсем…
– Ты соображаешь, что требуешь? Моей супруге делает замечания какая-то шваль, а я должен не вмешиваться?
– Почему шваль?
– Потому… – герцог поморщился. – Вот что ты споришь, если сама прекрасно понимаешь, что она не имела права так говорить? Вот зачем? Позлить меня хочешь и ткнуть носом, насколько распустились мои слуги? Да, я виноват, я слышал твои слова о «кичащейся своим происхождением особе», но не предпринял ничего… Хотя, конечно же, должен был ещё тогда наказать, причём так, чтобы ты и не знала, но её поведение тебе бы начало нравиться. Но не догадался, извини. Надеюсь, ты сумеешь пережить этот инцидент и не станешь на меня злиться.
– А можно как-нибудь без наказаний обойтись?
– С тобой, наверное, можно, но даже с тобой мне порой очень сложно… А с остальными у меня нет ни времени, ни терпения, ни желания сотню раз объяснять одно и то же. Через задницу доходит быстрее, если не с первого раза, то со второго уж точно.
– Зачем вы ей велели вечером к вам прийти?
– Мне же надо понять, как наказание на неё подействовало и хватило ли его…
– Понятно, – Миранда невесело усмехнулась и встала с кресла. – Вы, кстати, лишили меня профессиональной помощи… Как мне теперь к ужину одеваться?
– А кто кричал, чтобы она скрылась с твоих глаз? Ты как на тот момент одеваться хотела?
– Уели… Ладно, сама справлюсь.
– А хочешь, прикажу ужин тебе в спальню подать? В спальне можешь и в халате остаться.
– Хочу поужинать в вашем обществе, поэтому это не вариант.
– Я могу поужинать с тобой здесь…
– Вы нарушите традиции?
– Вот что ни сделаешь к удовольствию уставшей супруги, которая мне невообразимо нравится и которую я смогу даже частично раздеть во время трапезы, раз она будет происходить в спальне. Ради такой перспективы, на мой взгляд, стоит отойти от традиций…
– Перспектива оказаться раздетой во время ужина мне не особо по душе, но если отсутствие одежды вы компенсируете жаркими объятиями, то почему бы не согласиться?
– Чертовка! После таких слов мне уже и ужина не хочется, – он притянул её к себе и начал страстно целовать.
Им принесли подносы с едой, и они ели, лёжа на кровати и обнимаясь. Потом герцог поил её вином и пил его сам, и они начали длительную дискуссию о его свойствах, вреде и пользе…
После она захотела посмотреть на звёздное небо с самой высокой башни, и он, укутав её в меховой плащ, повёл туда. И они любовались звёздным небом, и она рассказывала ему о созвездиях, а потом она ему пела, а он слушал.
А когда на небе показалась полная луна, он сравнил её с прекрасной фейри. Она долго смеялась в ответ и говорила, что и железом, и проточной водой Его Святейшество уже доказал её непричастность к этому народу и герцогу придётся смириться с мыслью, что в супруги ему досталась обыкновенная женщина.
А он спорил и говорил, что она необычна и похожа на лунный свет, запутавшийся в ветвях деревьев, мимолётным прикосновением дарящий волшебство дрожащим на ветру листьям. Она снова смеялась и называла его романтиком, а потом читала ему стихи и рассказывала сказки.
Ближе к утру он отнёс её на руках в спальню и, нежно поцеловав и пожелав спокойной ночи, удалился к себе.