В плену королевских пристрастий

– Я знаю, что Вы не лжете, мой государь, но это Ваша правда… и она не совсем объективна, – Алина удрученно вздохнула и перешла на латынь: – Во-первых, Ваше поведение тоже не образец христианской добродетели, а во-вторых, не усердствуйте так, она уже сломалась и будет очень удобной для Вас супругой, особенно если Вы позволите ей сохранить хотя бы видимость собственного достоинства, а в-третьих, на данном этапе ее присутствие рядом с Вами гарантирует стабильность государства, можете мне поверить. Поэтому, улыбнитесь, скажите ей что-нибудь приятное, а еще лучше извинитесь. И Вы получите гарантию того, что она не сыграет у Вас за спиной.

– Уверена, что не сыграет? – тоже сменил язык общения король. – Недруг стопроцентно неопасен лишь тогда, когда мертв. Даже друг может предать.

– Я не дам ей возможности это сделать, но мне будет легче ее контролировать, если Вы поступите так, как я сказала.

– Хорошо, кузина… пусть будет так, ты знаешь, я не могу тебе противоречить, – король разжал руки, отступил на шаг и повернулся к королеве: – Извини, Гертруда, я погорячился и наговорил много лишнего. Не сердись. Однако было бы лучше, если б ты сейчас уехала и в последствии навещала Алину лишь в мое отсутствие. Мне необходимо иметь место, где я мог бы расслабиться, и условности двора не давили бы на меня столь тяжким грузом.

– Условности двора? – тихо переспросила королева, ее глаза непонимающе распахнулись. – Когда это Вы при дворе соблюдали хоть какие-то…

Она не успела договорить, Алина, шагнула к ней, схватила ее за лечо и, сильно сжав, опустилась на колени сама, вынуждая и королеву последовать ее примеру, после чего достаточно жестко проговорила:

– Мой государь, Ее Величество, конечно же, последует Вашим рекомендациям, и не будет нарушать Вашего уединения, где бы то ни было, если на то не будет Вашего соизволения. Она лишь хотела заметить, что и при дворе и в любом другом месте, ее присутствие никоим образом не налагает на Вас никаких обязательств и не принуждает ни к какому соблюдению условностей. Я правильно Вас поняла, Ваше Величество? – с напором в голосе спросила она в конце.

– Да, конечно, герцогиня, именно это я и хотела сказать, – королева уже сама склонилась еще ниже.

– Вот и отлично, Гертруда, я рад, что мы, наконец, нашли приемлемое для нас обоих решение. А сейчас встаньте, милые дамы, и разрешите мне удалиться. Я оставлю Вас, Гертруда, в надежде, что увижу теперь лишь при дворе, – сухо проговорил король и, не дожидаясь, пока женщины поднимутся с пола, стремительно вышел.

Поднявшись с колен, королева вновь смерила Алину оценивающим взглядом:

– Ну ты и вертишь им… – покачав головой, тихо проговорила она, – сказал бы кто, не поверила бы… Только зачем это тебе было нужно: заставлять его извиняться? Я хоть латынь и не понимаю, но ведь и без знания слов можно сообразить, что он остался при своем мнении, но ради тебя согласился и дальше делать вид, что уважительно относится ко мне.

– Ваше Величество, я действительно хочу, чтоб Ваш сын стал достойным его наследником. И я твердо уверена в том, что только Вы можете этому поспособствовать. Я не буду опровергать, что король был неискренен в своих извинениях, не в моих правилах лгать. Но я надеюсь, что Вы оцените его тактичность и ответите не только тем, что не будете плести против него интриги и заговоры, в чем поклялись, но и постараетесь стать его надежной союзницей.

– Ты думаешь, он оценит? – усмехнулась королева.

– Он – нет, но оценю я, а это тоже немало в Вашем положении.

– Хорошо, я постараюсь… – печально вздохнув, согласилась она, – в моем положении действительно выбирать не приходится. Будет что-то нужно сделать, скажи. И кстати, можешь обращаться по имени.

– Хорошо, Гертруда я воспользуюсь этим. Для начала я хотела бы знать, где Вы нашли ювелира, который изготовил Вам перстень.

– Этот перстень мне подарил герцог Веренгер, он был моим любовником одно время. И у него был план убить короля, но я испугалась… после нескольких месяцев общения с герцогом, я стала бояться его даже больше Артура, он очень жестокий человек. Я подумала, что мне не резон менять мыло на шило, и что, придя к власти, герцог может избавиться и от меня, поэтому сказала ему, что у меня украли перстень, а сама его спрятала. А потом очень кстати Леопольд попал в немилость у Артура, и тот отослал его от двора.

– Герцог Веренгер обещал еще достать яд или подобный перстень?

– Нет, он сказал, что достал этот перстень с большим трудом, и запаса подобного яда у него больше нет, поэтому очень разозлился, когда я сказала, что у меня украли его. Мне показалось, что он готов убить меня и еле сдерживается.

– Ваше Величество, а герцог никого из фрейлин не рекомендовал Вам? – Алина задумчиво нахмурилась.

– Да, одну, Регину. Я хотела от нее избавиться, но она глянулась Артуру, и он не дает мне это сделать до сих пор.

– Пошлите ее с поручением ко мне, когда вернетесь во дворец. Например, завтра. Пусть привезет мне Вашу записку о том, что Вы, в соответствии с нашей договоренностью, посылаете мне какой-нибудь подарок. Записку залейте воском и запечатайте так, чтобы не вскрыть…

– Хорошо. Ты хочешь ее обвинить в его пропаже?

– Я хочу разговорить девочку, но так, чтоб она не поняла, какими способностями я обладаю и что знаю про нее… Мое недоумение в связи с отсутствием указанного в записке подарка будет великолепным поводом узнать много интересного.

– В первую очередь обо мне, как я понимаю, – усмехнулась королева.

– Я думаю, что все, что она знает о Вас, она уже передала королю, так что вряд ли у Вас есть резон этого опасаться. Если он знает и его это не волнует, почему Вы думаете, что это должно взволновать меня? Меня интересует не это… Меня интересует, нет ли у нее перстня подобного Вашему…

– А ты что не видишь это?

– Вот Ваш перстень, например я не видела, пока Вы не захотели им воспользоваться… Кто знает, вдруг и ее не вижу тоже… или говорю, что не вижу, чтобы Вас не пугать… Пришлите мне девочку, ведь если она натворит чего, я Вас обвиню.

– Конечно, пришлю. Какие проблемы? Я буду только счастлива, если ты отправишь ее или в темницу, или на плаху… делай с ней что хочешь. Если будет надо, я подтвержу все, что только пожелаешь.

– Вы согласны лжесвидетельствовать? – удивленно спросила Алина.

– А ты сомневаешься? – хмыкнула королева. – Ты обладаешь надо мной теперь такой властью, что можешь заставить делать не только это.

– Вы боитесь меня?

– Я боюсь оказаться в монастыре… – королева тяжело вздохнула. – Ты никогда не была в монастыре молчальниц, куда ссылают особ отверженных и высокородных?

– Молчальниц?

– Ну да, его так все зовут, там более половины монахинь несет обет молчания и кроме как для молитв рта не открывает. Мне про него такие ужасы рассказывали… Там, говорят, настоятельница Нора опальных жен, обвиненных в прелюбодеянии, или девиц, что отцовской воле противились, в каменных мешках, по колено, а то и по шею в собственном дерьме, годами держит, чтоб осознали и раскаялись. И даже когда выпускает, за малейшую провинность так наказывает, что они сами в эти каменные мешки обратно просятся…

– Это кто же Вам такие подробности рассказал, коль молчат они почти все? – усмехнулась Алина.

– Да все говорят… Вон, у графа Эсвелта лет шесть назад, дочь в церкви на венчании отказала жениху, и граф, разгневавшись, отправил ее туда на год. А когда приехал за ней через год, она хоть и не говорила ничего о жизни в монастыре, но на коленях его молила, и пол у ног целовала, чтоб только забрал он ее, соглашаясь выйти замуж за любого. А когда он выдал ее замуж за старого графа Орера, чтоб дела свои поправить, то тому стоило только сказать: "Никак в монастырь захотела?" и она у ног его ползать начинала, предлагая как угодно наказать ее, только не отправлять туда, и боялась не то что с кем-то кроме него общаться, а даже посмотреть на кого-то. И даже сейчас, когда граф Орер, год уж как умер, она никуда не выезжает и в гости к себе никого не зовет.

– Гертруда, я слышала, что в монастыре порядки действительно суровые, но абсолютно незачем верить досужим домыслам и страшилкам, распространяемым злыми языками. Монастырь, это место где жизнь посвящают Богу, а не место где глумятся над теми, кто туда попадает. И хоть я не была в том монастыре, про который Вы рассказываете, я не могу поверить, что настоятельница вместо наставления на путь истинный может унижать и мучить тех, чьи жизни вверены ей. У нее цель очистить их души и указать путь к Богу, а не изводить, делая невыносимой саму жизнь.

– Я не буду спорить, – качнула головой королева, – но мне бы не хотелось на собственном опыте выяснять кто из нас двоих прав в оценке этого монастыря. Ты по большому счету и не можешь сейчас плохо о нем говорить, раз вы с герцогом отдали туда двух малолетних дочерей. Но в любом случае я бы предпочла никогда не оказываться даже близко к нему. И я готова сделать для тебя все что угодно, лишь бы ты не позволила Артуру отправить меня туда.

– Что ж у Вас здравый и прагматичный подход к данной проблеме, и он устраивает меня, – усмехнулась Алина, – пойдемте, я прикажу перепрячь лошадей и провожу Вас. И жду завтра к вечеру Вашу Регину.

– Я действительно могу как-нибудь приехать к тебе?

– Можете. Захотите пообщаться или что-то рассказать, приезжайте.

– Ты знаешь, я обязательно воспользуюсь твоим разрешением, – королева взяла Алину за руку и заглянула ей в глаза, – мне впервые в жизни хочется добиться чьего-то расположения. И вовсе не потому, что именно от него зависит моя судьба, а потому, что мне хочется доказать и почему-то именно тебе, что я не настолько скверна, как могло показаться на первый взгляд, и то, что ты дала мне шанс стать лучше, ты сделала не напрасно.

– Прекрасно, Гертруда, теперь Вам только остается постараться простить и начать самостоятельную жизнь, Вы сами поймете, что она после этого станет намного легче.

– О чем это ты?

– Вся Ваша жизнь была посвящена сбору, даже коллекционированию обид и стараниям отомстить и хоть как-то расплатиться за них. Нельзя посвящать этому жизнь. Артур не принадлежит Вам, вернее перестал принадлежать после той вашей ссоры, так отпустите его из своей души, его не трогают Ваши попытки расквитаться с ним, те Ваши слова для него были единственной монетой, что он принял от Вас. Теперь уже даже ваши смерти ничего не изменят, смиритесь, простите и начните жить сама.

– И что же я должна простить?

– В первую очередь то, что он не простил Вас. Вы должны в душе согласиться, что он имеет право на отдельную от Вас жизнь.

– Он и так ее имеет.

– Имеет, но Вы считаете, что это несправедливо, что этим он обижает Вас, и кроме этого не видите ничего, даже сыновей. Смиритесь и согласись с тем, что это его право жить так, как ему заблагорассудиться. Пусть сам разбирается со своей жизнью, а Вы разбирайтесь со своей. У Вас, между прочим, не самый худший вариант: Ваш супруг в Вашу жизнь почти не лезет, а могло бы быть совсем иначе. Он бы и свою жизнь вел, как хотел, и Вашу под себя строил… Это бы было еще хуже.