– Ну и как это можно доказать? – юноша нехотя отвернулся от мольберта и повернулся к ней.
– А вот как, – Алекто взяла из его рук кисточку, окунула её в тёмную краску на палитре и несколькими резкими мазками поменяла девушке разворот плеч, пропорции рук и обозначила перспективу на картине.
– Ты что сделала?! – парень даже задохнулся от гнева, – я три месяца на неё угробил, а ты всё испохабила! Да руки тебе оторвать и то мало будет, – он вырвал кисточку из рук Алекто.
– Ты как разговариваешь с матерью? – гаркнул на него Влад. – А ну извинись!
– Да какая она мне мать? Я вижу её первый раз! Или я теперь каждую твою шлюху должен буду матерью называть? Ты меняешь их словно перчатки, а я, значит, перед каждой прыгай?!
– Что ты себе позволяешь, щенок? – Влад ладонью наотмашь ударил сына по лицу.
Тот прижал руку к разбитым губам и, со злостью взглянув на Влада, тихо пробормотал:
– Ты не имеешь права себя так вести!
– А ты, значит, имеешь? – скулы Влада напряглись и даже подрагивали, а глаза превратились в злые щёлки.
– Я сказал, что думаю и что есть…
– Значит так… или ты сейчас же извиняешься перед моей женой сам или я тебя заставлю это сделать силой!
– Ты не имеешь права… Я уже совершеннолетний! И только попробуй мне хоть что-то сделать!
– Ах ты как заговорил… ладно… – голос Влада заледенел, – совершеннолетний, так совершеннолетний… Тогда совершеннолетний, собирай свои манатки и катись отсюда на все четыре стороны. Я даже знать не хочу больше, как тебя зовут. Денег ты ни копейки не получишь и за институт я твой платить тоже не буду. Так что сначала в коммуналку, где прописан, а оттуда в армию после грядущей сессии. Надеюсь, до этого с голоду не помрешь, если в переходах рисовать станешь. А дальше в армии тебя и накормят, и обучат, и быстро объяснят, кто какие права имеет, и где что ты рисовать будешь.
– Ты шутишь?
– Нет, мой совершеннолетний сын, не шучу! Я на редкость серьезен. Независимость надо заработать. Хочешь – флаг в руки, иди зарабатывай.
– А если я извинюсь?
Влад кивнул на Алекто, с легкой усмешкой наблюдающей за ними:
– Если она примет твои извинения, то можешь остаться. Так что постарайся извиниться так, чтобы она простила. И называть её будешь матерью. И никак иначе!
Сашка нервно сглотнул и, шагнув к девушке, которую привел отец, впервые внимательно посмотрел на неё.
Стройная, с серебристо-пепельными волосами, правильными чертами лица и голубовато-зелеными глазами. Глазами, в которых застыло спокойствие и какая-то отстранённость. Сашка ожидал увидеть в глазах так называемой матери что угодно: торжество, насмешку, ехидство, злобу, в конце концов, но только не спокойную отстранённость. Он глубоко вздохнул и, запинаясь, произнёс:
– Простите… вернее, прости… мама… я очень виноват… подобное больше не повторится… извини меня пожалуйста.
– Извинила, – односложно ответила она и, неожиданно лукаво улыбнувшись, тихо добавила: – Ты, кстати, зря так обиделся на меня из-за картины… посмотри на неё внимательно на досуге и поймешь, что зря.
– Хорошо, я посмотрю, – Сашка посчитал за благо согласиться. Не дай Бог отец опять разозлится. Давно Сашка его таким не видел. Не иначе как совсем без ума от своей новой пассии.
– Я могу попросить тебя? – отец в упор посмотрел на него.
– Да, пап, конечно.
– Поговори с Лизой и предупреди, что если гонор свой не убавит и к матери, как положено, обращаться не станет, то заставлю силой. Пусть лучше меня до этого не доводит.
– Пап, я конечно поговорю… но ты же знаешь, Лизку… – Сашка задумчив покачал головой, – ей трудно будет мамой назвать… назвать… – он замялся, подбирая слова, – нашу теперь мать так назвать… и меня она вряд ли послушает… может, ты не будешь требовать так сразу… может, ты дашь ей время хоть чуть-чуть привыкнуть… вряд ли она сразу сможет…
– Выдеру как сидорову козу, и сможет всё, – раздраженно бросил отец, и Сашка, не став больше спорить, вышел.
Поднявшись на второй этаж, он прошел к комнате Лизы и, постучав, вошёл.
Лиза сидела, забравшись с ногами, на широком подоконнике и разговаривала по телефону.
– Лиз, закругляйся, поговорить надо, – Сашка жестом подтвердил просьбу.
Лиза состроила рожицу, но разговор свернула и, выключив телефон, отложила в сторону.
– Ну что тебе?
– Отец привел в дом жену.
– Я видела это явление. У него что, совсем крыша поехала, неизвестную девку женой объявлять?
– Возможно, Лиз. Но настроен он очень решительно и требует, чтобы мы её называли матерью.
– Ага, счаззз… – Лиза саркастически хмыкнула, – только шнурки поглажу и сразу назову.
– Лиз, ты не горячись… ну что тебе стоит? В конце концов не всё ли равно как её называть… Не переломишь же язык себе, если так назовешь? Ну сделай отцу приятное.
– Сашка, ты рехнулся что ли? чтобы я матерью какую-то девку приблудную назвала? Да пошла она, знаешь куда…
– Лиз, очень похоже, что у отца это серьёзно… я его таким никогда не видел… не порть ты с ним отношения из-за ерунды… не надо в позу вставать. Кстати, если он действительно женился или женится на ней, она матерью по закону считаться будет.
– Может мачехой, но уж никак не матерью, и я скорее язык себе откушу, чем назову её так.
– Отец намерен силой тебя заставить так её называть.
– Пусть только попробует, обломается.
– Не обломается. Меня он уже заставил и на тебя наверняка управу найдет.
– Что??? – глаза Лизы распахнулись в пол-лица. – Ты её назвал матерью? Ты шутишь?
– Нет, Лиз.
– И ты согласился??? Ты что больной??!! Сашка, ты с ума сошёл? – Лиза спрыгнула с подоконника и, схватив брата за плечи, легонько тряхнула. – Как ты мог???
– Он сказал, что иначе выгонит меня, – Сашка невесело усмехнулся, – так что выбора у меня не было.
– Да я бы лучше ушла! Сама бы ушла, если б он только посмел… Сашка, ты идиот!
– Лиз, я был бы идиотом, если бы ушёл… Куда мне идти? В переходах рисовать, а потом в армию? Нет, это ты говоришь явный бред. К тому же тебе и не уйти никуда, и заставит он тебя силой, если выпендриваться и дальше будешь.